В последние годы происходило много интересных, необычных и значимых событий. Страна повела уже вторую войну на собственной территории, необыкновенно высокой поддержкой пользуется президент, страна стала небольшим, но устойчивым экспортером зерна при насыщенности им внутреннего рынка, исчезли полунезависимая телекомпания и одна из крупнейших частных корпораций... Стало привычным многое из того, что было недосягаемым и преступным всего два десятилетия назад. Утоляется товарный голод. Свободно меняется валюта. Люди больше не умирают от отсутствия необходимых лекарств. Произошло много важного.

Однако все названное и не названное по фундаментальности на порядки уступает тому сюжету, которому и будет посвящено данное эссе.

В стране возниклопространство- а раньше, значит, пространства в стране не было. Хочется всю предыдущую фразу написать большими буквами, но это вульгарно смотрится - ограничусь выделением.

Советская действительность была удивительно пригнанной и взаимосогласованной конструкцией1; она была громоздкой, неэффективной, не сумела заметить начало собственного уничтожения и тем более его предотвратить - но это дело иное. Такая пригнанность означала, что не существовало отдельных, автономных, самозаконных сфер бытия, аспектов жизни, отдельных независимых феноменов. Не было отдельных экономики, общества, государства (СССР не был государством в точном и полном смысле), политики, общественности и проч. Не было и отдельного пространства, не было культурного ландшафта как такового.

Смысл современной эпохи, содержание начала нового века - появление и становление этих отдельностей как автономных сфер жизни, в той или иной степени саморегулируемых, автономных, самозаконных.

Проясним вначале парадоксальный и шокирующий тезис о несуществовании пространства в советском пространстве. Что, не было расстояний, перевозка грузов и пассажиров от них не зависела? Транспортный фактор не действовал? Не было отношения соседства и отношения "ближе - дальше"? Не было физического пространства в пределах территории страны и его свойств? Оно не действовало на всю остальную реальность? Вопросы понятны. Но физическое, топографическое расстояние и пространство и его существование не имеют к нашей теме никакого отношения - мы рассматриваем социальное пространство, культурный ландшафт и его особую телесность. А вот здесь ситуация была совершенно особой. Всякое расстояние и вообще пространственность была дана исключительно в рамках государства, имела смысл исключительно в рамках государства и им определялась и задавалась. Действовало отношение соседства само по себе, но вот будут ли связаны транспортными магистралями именно соседние поселения или рисунок транспортной сети пойдет совершенно иначе - решалось государством. Государство, разумеется, принимало в расчет физическое пространство - хотя бы как материал, с сопротивлением которого властям СССР приходилось считаться; на фоне физического пространства разворачивалось пространство государства (в определенном смысле, учитывая специфику, пространство и являлось синонимом государства). Все в социальном пространстве определялось государством.

Пространство как таковое, пространственные отношения, связи и статусы являлись не самостоятельными феноменами, но только аспектами государства и вне его не существовали и не имели смысла. Пространственные статусы были государственными статусами, но вот обратное будет уже неверным. Здесь нет необходимости характеризовать советское пространство - это многократно сделано в данном цикле2. Полная включенность пространства, также как и всех иных явлений, в советское общество = государство - характернейший, определяющий его признак. Дело не сводилось к тому, что все решения касательно пространства - так же как хозяйства, социальной структуры, этничности и т.п. - принимались государством. Не было пространства, которое не являлось бы аспектом и в определенном смысле частью государства.

Одним из важнейших доказательств огосударствленности пространства явился сам характер распада СССР в ходе острого его кризиса: СССР распался именно на те части, которые имели вполне определенный и высокий пространственный статус в государстве (союзные республики). Заметим, что иные прогнозы распада СССР такого вовсе не предусматривали; теоретически говоря, СССР мог быть разделен на части совсем иначе (и по числу, и по форме новых "государств") - например в ходе долгой гражданской войны, в результате которой возникающие новые государства и квазигосударства более соответствовали бы расселению этносов, размещению стратегических ресурсов и вообще геостратегическим соображениям.

В ходе острого кризиса распада СССР и выражавшей его регионализации - повышения статуса институциональных единиц былого государства - государство утрачивало былую тотальность и мощь. Пространство все более оказывалось предоставленным самому себе. И хотя очень долго негосударственные структуры воспроизводили формы и структуры государственного советского пространства3, государственное пространство постепенно слабело. Огромную роль здесь сыграла приватизация (чье значение в реорганизации пространства очень мало оценено и почти не осмысленно), когда конкретные объекты переставали быть составными частями государственной структуры и вынужденно вступали в новые отношения между собой. Относится это и к регионам, чьи отношения в 1990-е годы заметно горизонтализировались: регионы (и экономические силы, которые с ними были связаны или прямо за ними стояли) были вынуждены вступать в непосредственные отношения, а не те, которые диктовались центром. В сущности, вся идеология приватизации и разгосударствления экономики в пространственном отношении и означает переход от вертикальных отношений между государственным Центром и конкретной системой к непосредственным горизонтальным, межсистемным отношениям.

Если регионализация 1990-х означала активизацию определенных институциональных структур государства, то начавшаяся в конце 1990-х пострегионализация4 означала вступление в игру негосударственных структур и окончательное пространственное разгосударствление былых элементов советского общества = государства.
В советском обществе = государстве пространственной доминантой были статусные отношения, слабо зависимые от собственно пространственной конкретики. Например, состояние приграничных территорий всецело зависело от далекого Центра. Этот же пример дает нам возможность пояснить новую доминанту эпохи разгосударствления пространства. Приграничные территории по мере открытия границ зависят прежде всего от своего приграничного географического, пространственного положения и реализации его возможностей. Новая доминанта - это доминанта ведущей роли собственно географического положения безотносительно государственного статуса. Переход к доминанте пространственного положения можно считать одним из первых шагов фундаментального разгосударствления пространства.

Пострегионализация, означающая, что не только государство, но и регионы перестают (именно настоящее время!) быть ведущим детерминирующим контекстом, и дает основание говорить о появлении пространства или, вернее, прорастании пространства через трансформируемое и фрагментируемое советское пространство, многие структуры которого остаются очень прочными и будут если не существовать, то проявляться еще веками.

Появление пространства означает, что возникает собственно пространственная феноменология, отношения в поле которой определяются не государственными статусами, а собственно пространственными характеристиками, соседством, расстоянием, функциональной дополнительностью мест. И более общими регулятивами, такими как позиционный принцип, устанавливающий зависимость свойств и функций объектов от их географического пространственного положения.

Новое пространство лишь проступает сквозь (нередко это буквально) старое пространство = общество = государство, но оно уже есть. Вернее говоря, есть "слой" пространства, который вдвойне не является государственным: во-первых, состоит из негосударственных объектов, и во-вторых, не регулируется прямыми директивами государства; однако и оно испытывает на себе воздействие государства. Это воздействие носит также двоякий характер: во-первых, это новое пространство погружено в среду фрагментов старого государственного пространства, и во-вторых, подчиняется прямым и теневым "законам" государства. Это новое пространство саморегулируется, самоорганизуется независимо от государственной власти, каковая по инерции или в силу полного непонимания процессов на собственной государственной территории пытается влиять на это новое пространство; впрочем, все это происходит совершенно неосознанно, поскольку пространственной рефлексии (возможно и иных) современное государство полностью лишено (как и СССР). К сожалению, реальная картина носит куда менее четкий характер, прежде всего в силу неопределенности и недоопределенности отношения "государственное - негосударственное (частное)". Государственное и негосударственное пребывают в состоянии размежевания, причем нередко старые и новые элементы связаны симбиотическими отношениями (ср. фактическое сохранение колхозов и совхозов как элементов уже скорее не хозяйственной, а социальной инфраструктуры при дополнительности с личными подсобными хозяйствами населения и частными фермерскими хозяйствами5).

* * *

В чем смысл преодоления советского пространства и начала появления просто пространства, реабилитации культурного ландшафта? В высшей мере в нормализации ситуации. Культурный ландшафт постепенно занимает свое место в обществе и культуре. В появлении открытого множества новых возможностей, которые были заведомо исключены инкорпорированностью пространства в советское общество = пространство = государство. В возможности пространственного саморазвития, которое полностью исключалось в советском пространстве (хотя в нем и осуществлялись большие проекты с усложнением пространственной структуры - но сверху, директивно, конструктивно). В возможности ответственной свободы так ли иначе себя вести в пространстве. В возможности самореализации в пространстве ландшафта - к чему стремились столь многие. В реализации многих способностей, склонностей, навыков, для которых нужно именно свободное пространство, реально существующий, возникающий, восстанавливаемый или реабилитируемый культурный ландшафт. Новое пространство, однако, чрезвычайно обязывает; оно еще и чрезвычайно ясно показывает, кто мы, чего хотим и чего на самом деле ст оим; возникающе-восстанавливаемый культурный ландшафт - универсальный проективный тест: реализация в пространстве, творчество в культурном ландшафте. Осторожно скажу, что ст оим мы - если судить только по пространству нового культурного ландшафта - много меньше, чем мы сами полагаем. Новое пространство - просто реальное пространство, но никак не воплощение идеальных сущностей; неверно и умозаключение "старое советское пространство было дурно (что верно) - значит, отрицающее и преодолевающее его новое постсоветское пространство во всех отношениях хорошо".

1 Кордонский С.Г. Рынки власти: Административные рынки СССР и России. М.: ОГИ, 2000. Каганский В.Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М.: НЛО, 2001.

2 Каганский В. Советское пространство - наше наследство // "Русский журнал", 20.08.04.; Советское пространство // "Русский журнал", 25.04.05.

3 Каганский В.Л. Дезинтеграция государства и стратегия негосударственных структур: пространственный аспект (резюме монографии "Анатомия советского пространства") // Исследования и разработки. ИКИ КБ. Вып.2. М.: 1992.

4 Каганский В. Пострегионализация // "Русский журнал", 27.09.04.

5 Нефедова Т.Г. Сельская Россия на перепутье. М.: Новое издательство, 2003.