Каким запомнится уходящий 2007-й год представителям отечественной исторической науки? Что нового и существенного произошло в 2007-м году в области исторического образования? Какие задачи поставил 2007-й год перед российскими историками? На вопросы редакции отдела "Культура" "Русского журнала" ответили ученые-историки Михаил Мельтюхов, Сергей Случ и Владимир Хаустов.

Михаил Мельтюхов, доктор исторических наук, сотрудник НИИ документоведения и архивного дела

"Русский журнал": Каков сегодня современный ландшафт исторической науки и исторического образования?

Михаил Мельтюхов: Сегодня очень актуально обсуждение различных событий отечественной истории XX века, поскольку активно идет переосмысление этого периода. Я думаю, что перед российской исторической наукой стоит задача, прежде всего, добросовестного описания событий XX века с использованием тех новых материалов, которые стали нам доступны и которые будут доступны чуть позже. А потом уже, на волне этих описаний, мы сами можем попробовать выстраивать какие-то теории, концепции и т.д. Но какими они будут - вряд ли мы сейчас договоримся, этого никто не знает. Пока у нас идет основная дискуссия между, условно говоря, "антисоветчиками" и "просоветчиками". Хотя это условно, тем не менее это явно ощущается. И даже в журналистике происходит то же самое. Эта дискуссия так или иначе будет продолжаться. И чем быстрее мы ее переведем из идеологической области в рациональное изучение того, что было, тем больше это сэкономит силы обществу в целом. Просто поругаться можно по любому поводу, а вот разобраться, что было реально, гораздо сложнее. И если мы все-таки говорим об истории как о науке, то задача состоит именно в том, чтобы разобраться, а не в том, чтобы поругаться.

РЖ: А как ведется преподавание истории в учебных заведениях? Какие здесь имеются проблемы?

М.М.: Сейчас в России введено двухуровневое школьное образование. Нравится нам это или нет, но мы все равно выходим на теорию в старших классах. В любом случае, придется давать школьникам хоть какие-то представления о тех или иных теориях. Но если мы идем по пути добросовестного описания тех или иных процессов, эти теории будут, как ни странно, все менее и менее идеологизированы. Во всяком случае, желательно, чтобы это происходило. Но если вопрос чисто политический, будем ли мы, как общество, готовы уйти от идеологической полемики? Этот вопрос не ко мне, и, наверное, вообще в одиночку его не решить, жизнь, что называется, покажет. В любом случае, внимание должно концентрироваться на конкретных исторических фактах. Не зная тех или иных процессов, какой смысл выстраивать теорию? Условно говоря, мы можем выстроить какую-нибудь суперпупертеорию, ничего не зная, а потом выяснится, что все это лабуда, потому что мы не знаем самых элементарных фактов. Я, честно говоря, несколько скептически отношусь к выстраиванию теории вообще, вне зависимости от места и времени. На мой взгляд, предпочтительнее начинать с фактов, а потом уже - теория. Тем более что не исключен ведь и такой момент, что никаких новых теорий придумывать по тем или иным вопросам просто не придется, уже все придумано.

Все новые материалы могут быть вполне органично вписаны в тот или иной уже придуманный теоретический контекст. И новизна факта может оказаться чисто внешним фактором. Это встречается сплошь и рядом. Например, тема про советско-германский договор о ненападении - сколько было криков в 90-е годы. Чем дольше мы в этом копаемся, тем больше выясняется, что ничего сенсационного там нет! Обычная практика любого государства на мировой арене, ничего нового никто не придумал. Таких вот примеров можно набрать достаточно много.

РЖ: Каковы наиболее актуальные зоны исторических исследований? Существуют ли такие зоны в современной исторической науке?

М.М.: Зоны, конечно, существуют. Люди пишут что-то, выходят новые книжки и статьи. Другой вопрос, что это далеко не всегда востребовано, что называется, общественным мнением. Существует проблема распространения, популяризации тех или иных знаний. Мы должны определиться: играем ли мы в политические и идеологические игры или действительно пытаемся чего-то популяризировать? Это вопрос уже не историкам, а журналистам и тем, кто формирует ту самую политику в средствах массовой информации. И это нас опять выводит на политику в целом, на идеологические дискуссии, которые идут в обществе. Возвращаюсь к той же теме: чем раньше мы пойдем по пути рационализации любой дискуссии, тем меньшими нервами и, не дай Бог, кровью это все в итоге закончится. И наоборот - чем больше мы будем играть во всякие идеологические игры, тем больше будет повышаться накал страстей. Я пока не уверен, что для российского общества это хороший выход. Я предпочитаю сначала думать, а потом что-то делать, а не бегать за своими эмоциями.

РЖ: Какие серьезные, интересные книги последнего времени вы могли бы назвать?

М.М.: Сейчас вышло много литературы по белому движению, выводится огромное количество фактов, которые никогда у нас в Советском Союзе не обсуждались. Было также опубликовано много работ по ряду внутриполитических проблем советского периода. Активно изучаются проблемы, связанные с крестьянством и, соответственно, с коллективизацией 30-х годов. Издано несколько томов документов, постепенно появляются работы, на этих документах написанные. Идет достаточно плодотворный, на мой взгляд, процесс. Много документов введено по репрессивной политике советского государства, ГУЛАГ и т.д., и на сегодняшний день все достаточно хорошо изучено. Хотя идейного согласия и здесь нет. То же самое можно сказать по Великой Отечественной войне, большой массив документов уже введен в оборот. И мы будем их получать все больше и больше. И их придется тоже осмыслять. Более поздние периоды, 70-80-е годы, будут освещены меньше, потому что многие материалы недоступны, еще живы слишком многие участники событий. Здесь, конечно, наблюдается временной вакуум.

Сергей Случ, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института славяноведения РАН

"Русский журнал": Как, на ваш взгляд, сейчас выглядит ландшафт исторической науки и исторического образования?

Сергей Случ: Мне проще ответить на вопрос по поводу исторической науки, чем исторического образования, поскольку я не преподаю и имею только информацию из вторых рук. Хотя появление небезызвестного учебника по новейшей истории России, написанного Филипповым, не прошло мимо моего внимания. Это, конечно, совершенно чудовищная вещь. И даже отдельные коррекции, о которых я вчера слышал по телевидению, уже трансформировавшиеся в учебник для 11-х классов того же самого автора, дела не меняют. Что касается исторической науки, то ситуация в ней мне представляется очень сложной, очень пестрой. Это зависит от того, о какой области, о какой сфере исторической науки идет речь. И поэтому однозначно охарактеризовать, имеет ли она положительную динамику или отрицательную, конечно, совершенно невозможно. Нужно говорить предметно о той или иной области исторического знания.

РЖ: А смерть Олега Николаевича Кена - насколько это серьезная потеря для науки?

С.С.: Очень большая потеря, очень большая. Я очень хорошо знал Олега Николаевича, и мы с ним собирались в марте будущего года проводить конференцию совместно с поляками - во всяком случае, он мне предложил участвовать в разработке плана этой конференции. Принимая во внимание, что это был человек не только очень глубоких знаний, а умеющий их четко излагать, автор ряда книг, которые, несомненно, останутся в нашей историографии еще на долгие годы, это очень серьезная потеря. В общении это был человек исключительно обаятельный и интеллигентный в высшей степени.

РЖ: Где, на ваш взгляд, проходят зоны актуальных исследований?

С.С.: Зоной актуальных исследований по-прежнему остаются проблемы, связанные с переоценкой советского прошлого (во многом, естественно, с оценкой роли Сталина), и, разумеется, все, что связано с внешней политикой Советского Союза.

РЖ: А вы сами, как историк, считаете, насколько это переосмысление серьезно, насколько это правильно, актуально и нужно ли это?

С.С.: Конечно, нужно. Потому что вводится в оборот большое количество архивных документов, которые позволяют уточнить наши знания, скорректировать их или отбросить какие-то прежние выводы, которые делались на основании логических умозаключений или на основании западных источников. Несмотря на все проблемы, связанные с доступностью документов, они в различных наших архивах существенно отличаются друг от друга. Но сейчас уже опубликовано и введено в оборот большое количество документов, которые позволяют внести серьезные коррективы в представления, имеющие мало общего с тем, что представлено в уже упоминавшемся учебнике Филиппова.

РЖ: Какие, помимо учебника Филиппова, вы могли бы назвать серьезные книги последнего времени?

С.С.: Учебник Филиппова - это несерьезная книга, она не имеет ничего общего с научным знанием. Это конъюнктурная работа, которая стоит вне науки.

РЖ: А какие серьезные работы, на ваш взгляд, появились?

С.С.: Так, с ходу, достаточно трудно сказать. Прежде всего, для меня очень важно, что продолжают публиковаться сборники документов. Когда документы публикуются, это означает, что вне зависимости от политической погоды, доступа в те или иные архивы опубликованные документы останутся как источник для работы многих историков. Поэтому факт публикации документов можно только приветствовать. Конечно, надо стремиться к тому, чтобы это были научные публикации в широком смысле этого слова и в строгом смысле этого слова. Поэтому, прежде всего, я выделил бы как наиболее значимое то, что продолжают публиковаться документы по самым различным аспектам нашей истории. Среди изданий последнего времени я бы выделил семитомную "Историю ГУЛАГа". И думаю, еще многие годы историки будут обращаться к этим семи томам для того, чтобы дополнять, расширять свои знания по такой болевой точке нашей истории, как ГУЛАГ.

Владимир Хаустов, доктор исторических наук, профессор кафедры истории Академии ФСБ

"Русский журнал": Как выглядит ландшафт исторической науки сегодня? И что нового в историческом образовании сегодня, на ваш взгляд?

Владимир Хаустов: По-моему, после архивной революции, которая прошла у нас в 90-е годы, когда массовый доступ в архивы получили не только российские, но и зарубежные исследователи, усилилась кооперация, сотрудничество. Второе: я считаю, что появились более глубокие исследования, основанные на тех архивных материалах, которые ранее были недоступны. Были сделаны новые выводы, обобщения, касающиеся ключевых проблем развития российского общества, которые в советское время, предположим, не освещались так, как освещаются сейчас. Вот это мое мнение.

РЖ: Насколько серьезной для науки оказалась потеря Олега Николаевича Кена?

В.Х.: Олег Николаевич Кен был очень глубоким и серьезным исследователем 30-х годов. И тот пласт, который он пытался и хотел (он говорил со мной об этом) раскрыть (это Россия середины 30-х годов, проблемы бывших людей, он именно в этом ключе работал), остается по-прежнему нераскрытым. На сегодняшний день это утеряно, ушел человек, и важная часть исследований вместе с ним пропала. Трудно сказать, когда кто-то еще подойдет к этой теме столь целенаправленно.

РЖ: А каковы зоны актуальных исторических исследований на сегодняшний день?

В.Х.: Здесь имеется в виду весь период истории или отечественной истории?

РЖ: Отечественной прежде всего. Все-таки все мы вряд ли сможем охватить.

В.Х.: Очень серьезные исследования проводятся по проблеме образования российской государственности, то есть зарождения древнерусского государства. Да, вообще, крупные вехи в истории развития, которые определяли тот или иной путь дальнейшего развития российского государства, они были и остаются ключевыми моментами исследований. Нельзя сказать, что в отечественной истории какой-то период вычеркнут или забыт, в каждом крупном историческом периоде государства есть свои исследователи, которые продолжают исследования, появляются ученики, зарождаются школы. Так что тут нельзя сказать определенно, где такие зоны.

РЖ: Какие серьезные книги последнего времени вы можете назвать?

В.Х.: Я бы назвал, в первую очередь, фундаментальные сборники научных трудов, а также документальные сборники, как продолжение того, что делают в архивах. Это работы Невежина, например "Застольные речи Гитлера". Это работа Рудольфа Пихоя "Москва. Кремль. Власть". Он исследует послевоенный период, с послевоенного до сегодняшнего дня. Это очень крупная и важная его работа. Вышло серьезное исследование Данилова Александра Даниловича, посвященное периоду "холодной войны".