Валерий Казаков. Тень гоблина // "Сибирские огни", #2-3. - М., Вагриус-плюс. 2008.

Лет тридцать назад, в тихо шелестящие семидесятые, реальная жизнь как таковая мало кого интересовала. Во-первых, она была на виду, примерно одинаковая у почти всех, и довольно тускла. Во-вторых, никто не верил в возможность свободного обмена информацией. Поэтому читатель тянулся к художественному вымыслу, не претендующему на буквальное отображение действительности.

Сегодня ввиду перемены обстоятельств народ интересуют откровения фотомоделей, артистов, бандитов, олигархов, телеведущих, приближенных лиц и т.п. Книга с заголовком "Интимная жизнь политбюро" или "Астральный советник Ельцина" обречена на коммерческий успех. Читатель предпочитает писателю живого участника того или иного процесса. А уж беллетризовать его откровения, прямо скажем, несложно. Тем более что литературная планка этого сектора книжного рынка невысока.

Но мыслима и некая идеальная ситуация. Допустим, писатель попадает в необычные условия жизни. То есть совмещает в едином теле достоинства и человека литературы, и носителя эксклюзивной информации. Пример недостижимой удачи на этом фронте - "Колымские рассказы" Шаламова.

Валерий Казаков - известный прозаик и поэт, кроме того, сделавший незаурядную карьеру государственного чиновника. "Тень гоблина" - роман, в фабульной основе которого лежит непридуманное, но это не беллетризованный нон-фикшн, а несомненно литературное произведение, претендующее на обобщение и осмысление действительности. Роман о России эпохи пластичности, пойманной в момент перехода от диких 90-х к собственно современности. Заметим кстати, что художественно осмыслить настоящий момент - задача практически неподъемная, требующая от автора помимо литературного таланта и владения материалом еще и мощный исторический бэкграунд.

Я думаю, главный (и не до конца решенный) вопрос "Тени гоблина" - вопрос жанра. Если мы читаем авантюрный плутовской роман, то сочувствуем главному герою и желаем успеха его предприятию, не слишком морочась нравственными вопросами. Сатира, наоборот, бичует пороки, и в ее основе лежит мораль. Конечно, возможны и более сложные комбинированные варианты ("Крестный отец", "Вся королевская рать", "Золотой теленок" и т.д.), неоднозначные оценки, но жанр напрямую связан со справедливостью в понимании автора. Жанр - способ реализации этой справедливости, и в случае подлинной художественной удачи он может быть трудноформулируем, но всегда жестко определен.

В центре романа Казакова государственный чиновник Малюта Скураш - несомненно, alter ego автора, его лирический герой. Если говорить точнее, Скураш - это одна из ипостасей Казакова, его чиновничья часть без творческих амбиций. И тут становится очень важным отношение части и целого.

Автор мог окончательно оправдать своего героя и написать апологию. Мог, наоборот, отречься от этой части себя и написать исповедь. Мог, наконец, встать над схваткой и написать максимально холодно и взвешенно - правда, в этой модели не так уж оправдан центральный лирический герой. Но именно отношения автора и героя не выверены, поэтому иногда текст становится безжалостно острым, а иногда душевно теплым. Читатель вынужден перестраиваться по ходу. Впрочем, у этой межеумочности есть и свои преимущества.

Мерцающий жанр романа иногда попадает в резонанс с мерцанием самой жизни, и тогда мне не кажется странным, что прожженные и циничные политики вдруг всерьез рассуждают об интересах Отечества. Но реалистический фундамент "Тени гоблина" настолько убедителен, что мощно резонирует с моим интеллигентским недоверием к власти. Поэтому в спасение России силами госаппарата я не верю. Да и вообще спасение России как мероприятие представляется мне делом сомнительным, особенно если учесть средства, обычно привлекаемые для этой цели.

Парадоксальным образом главный козырь Казакова - личное знание подробностей - становится в художественном процессе не таким уж ценным. Во-первых, автор не все знает, и сцены без личного участия Скураша, а тем более мысли других героев не так убедительны, как документально подтвержденные. Во-вторых, автор явно что-то недоговаривает из того, что знает, согласно корпоративной этике; да и его герой вовсе не выглядит болтуном. В-третьих же, и это, наверное, самое важное, в судьбоносных ситуациях мотивации персонажей становятся очень примитивны. Вопрос шкуры, имущественный вопрос, простая человеческая порядочность и солидарность (в расчете на взаимность), интересы Родины - такая примерно иерархия ценностей реализуется в романе. Она же восстанавливается по умолчанию. В этом плане очень любопытны некоторые сюжетные сближения романа Казакова с целиком выдуманным и чисто сатирическим романом Дмитрия Сучкова "Shit и меч". Например, Казаков наблюдает тайную организацию старых гэбэшников, Сучков же угадывает ее.

По-моему, слабейшая сцена "Тени гоблина" - снисхождение святого духа на будущего президента Н.Н.Пужина (автор предостерегает нас от прямых аналогий с реальными прототипами). Сцена амбивалентна - она может читаться и буквально, и как довольно злая карикатура. Эта амбивалентность вносит какой-то дребезг в восприятие романа.

Сильнейшие же здесь лирические отступления, великолепные по языку и изобразительной силе. Например: "Кабинеты быстро всасывали людей, длинный коридор опустел, только одинокая бесформенная фигура Кирилла Вениаминовича сиротливо темнела на фоне подслеповатого, выходящего во двор окна.

Непонятно, по чьей архитектурной прихоти, но почти все бесконечные коридоры казенных заведений при повороте обязательно упираются в большое окно с широким, удобным, как трамплин, подоконником. Такими же окнами заканчиваются и коридорные тупики, которых особенно много в сталинской архитектуре. Темный, почти трагический силуэт изгнанного чиновника уже виделся этим стенам чем-то чужим, инородным и только что окончательно потерявшим всякий смысл своего пребывания в этой громадной серой кирпичаге, некогда построенной на месте взорванного большевиками величавого храма. Сейчас часто разводят руками, а что, дескать, поделаешь, время было такое, да и обкомовские чертоги тогда замышлялись и возводились как новые кумирни нового божества, в которых должны были творить и фактически жить новые жрецы".

Уклонение Валерия Казакова от однозначных ответов на самые разнообразные вопросы делает его роман живым, интересным и многозначным. Но итог "Тени гоблина" - и художественный, и нравственный - также неоднозначен. Скажем так, роман не сообщил мне чего-то такого важного, чего бы я и до этого не знал.

Но и ощущения фальши не осталось. Мир очередной раз совпал с собой, базовые законы подтвердились. Что, собственно, и требовалось доказать.