Чтобы лучше понять, что ощущают японцы, надо вспомнить, что чувствуем мы

Япония – одна из немногих стран, в которых память о Второй мировой войне по-прежнему жива и актуальна. В том числе, наверное, и потому, что, в отличие, например, от Германии, эта страна так и не прошла до конца через самоочищение от грехов и преступлений прошлого. Сохраняющаяся с молчаливого согласия большинства японцев недоговоренность в вопросах истории представляет собой фон, на котором развивается сегодняшняя Япония. Такое положение вещей имеет, впрочем, как положительные, так и отрицательные стороны.

Сначала о том, что я бы отнес к позитиву. Принято считать, что японцы – народ довольно депрессивный, склонный к рефлексии. Но есть у японцев твердый внутренний стержень, порожденный осознанием непрерывности собственной истории. Ее хорошими страницами японцы гордятся, а плохие не могут себя заставить отстраненно осудить. Отсюда – исторический оптимизм и естественный, некрикливый патриотизм, свойственный большинству японцев.

C другой стороны, соседи Японии, прежде всего Китай и оба корейских государства, не устают упрекать ее в нежелании раскаяться за прошлое, снова и снова требуют извинений. Требуют справедливо, но японцам от этого не легче. Необходимость оправдываться их очень тяготит. Больше того, неготовность осудить свое прошлое обрекает японскую политику в Азии на априорное недоверие других государств.

Прийти к взаимопониманию с соседями по вопросам истории Японии неимоверно трудно. Ведь для этого ей потребовалось бы четко признать и недвусмысленно осудить, например, резню в Нанкине или чудовищную практику насильственной "мобилизации" корейских и китайских женщин на "службу" в публичных домах для японских солдат. Убедительно раскаяться у Японии не получается.

А вот у Германии получилось. В результате сегодня, например, у кого-то из израильтян может, наверное, оставаться личная антипатия к немцам, но между Германией и Израилем проблемы отношения к прошлому не существует.

С другой стороны, в отношениях между Россией и, например, Польшей такая проблема сохраняется. Во многом потому, что ни российские лидеры после Ельцина, ни наше общество в целом не находят в себе мужества недвусмысленно осудить преступления сталинского режима против польского народа. Тот же расстрел польских офицеров под Катынью, чудовищное злодеяние, которое в России даже не готовы гласно и открыто расследовать. В чем-то все же мы, видимо, похожи на японцев.

Одним из символов исторической памяти в Японии является храм Ясукуни, где символически упокоились души всех, кто погиб за Японию. Правые, виноватые – их всех поминают в храме Ясукуни. Такова синтоистская традиция, и от нее японцам никуда не уйти. Думаю, что, уважая все религии, мы не вправе осуждать и религиозные каноны, воплощенные в обрядах и традициях храма Ясукуни. Другое дело, что нормальное светское государство избегает инкорпорирования религиозных канонов в свою политику. В этом смысле отказ большинства японских премьер-министров от посещения храма Ясукуни в своем официальном качестве представляется японцам единственно разумным.

Вряд ли можно утверждать, что Япония ведет сознательную политику выстраивания исторической памяти. Отчасти потому, что в этом нет особой надобности. Япония – страна с очень широкой палитрой общественных настроений, но подавляющее большинство японцев, по-моему, объединяет подсознательное нежелание возвращаться к прошлому, без конца бередя старые раны. Показателен в этом смысле вопрос с учебниками истории, остающийся на слуху в основном благодаря вниманию Китая. Японские учебники истории довольно "толерантны" в оценках темных страниц прошлого Японии. Я бы их сравнил с нашим учебником под редакцией Филиппова. Уровень тенденциозности примерно такой же. Другое дело, что самих японцев это мало смущает. Опять-таки в отличие от их соседей.

Разумеется, в Японии есть радикальные политические группы, пытающиеся эксплуатировать историческую память своего народа для разжигания ненависти к другим странам и народам. Но эти группы, по большому счету, маргинальны.

Усиливаются ли в Японии националистические настроения? Лет, наверное, пять-шесть назад у многих специалистов было стойкое ощущение, что усиливаются. А сейчас понятно, что такие настроения опять пошли на убыль. И очень заметно. Я бы сказал, что националистические настроения как часть палитры общественных настроений, наверное, не только в Японии, а во всех странах имеют тенденцию развиваться по синусоиде. Во всяком случае, ясно, что сегодня в Японии уровень националистических настроений совершенно недостаточен, например, для пересмотра конституции и тем более для осознанного стремления к ревизии итогов Второй мировой войны. Такое стремление, вообще говоря, не укладывается в модель развития, которую Япония избрала после этой войны.

Японцы – народ удивительно целеустремленный, народ, который можно объединить одной общей целью. До 1945 года была цель подчинить мир силой оружия. На этом пути японцы потерпели поражение. И цель изменилась. С тех пор японцы стремятся доказать всему миру, и, кстати, самим себе, что в рамках мирного экономического соревнования их страна способна стать одним из мировых лидеров. В чем и преуспевают, не отвлекаясь на поиск других средств самоутверждения. Хотя, конечно, японцы – это народ с хорошей исторической памятью, не забывающий прошлых обид.

В этом контексте можно рассматривать и проблему так называемых северных территорий. Хотя, конечно, сам термин "северные территории", сколько ни бери его в кавычки, остается японским. Для нас это Южные Курилы, на которые претендует Япония.

Возьму на себя смелость сказать, что сами по себе эти острова японцам не очень нужны, особенно в том запущенном виде, в котором мы их содержим все эти десятилетия. Чтобы освоить Южные Курилы до уровня своей страны, японцам потребовалось бы вложить в них огромные средства без какой-либо разумной отдачи. Получи вдруг японцы эти острова, их пришлось бы осваивать из принципа. А лишних денег у богатой Японии нет. Может, она потому и богата, что не выбрасывает деньги на ветер.

Другое дело, что многие нации в глубине души любят изображать себя жертвой обстоятельств, чужой воли или несправедливости. Так получилось, что у японцев этот своеобразный "синдром жертвы" оказался сфокусированным на вопросе Южных Курил. Понятно, что произошло это не само собой. Искомый результат был достигнут в том числе и при помощи политических манипуляций, или, как теперь говорят, политических технологий, которые в Японии появились намного раньше, чем в России. Но давайте задумаемся и о том, каковы мотивы и логика тех в нашей собственной стране, кто сегодня рассуждает о необходимости добиваться возврата Крыма или еще каких-то утраченных территорий исторической России. Примерно такая же логика движет японцами. Эта логика сегодня не доминирует отчасти потому, что вопрос о Южных Курилах лежит где-то на полке и каши не просит.

Конечно, для японского массового сознания этот вопрос гораздо важнее других территориальных претензий, которые есть у Японии к соседям. В том числе и потому, что по отношению к России, вернее, к СССР японцы в силу многих обстоятельств ощущают себя пострадавшей стороной. Японцы помнят, что их страна напала на США, но на СССР не нападала. Наоборот, это СССР напал на Японию. После войны свыше полумиллиона японских военнопленных угнали в Сибирь и в нарушение международного права держали там долгие годы. Каждый десятый военнопленный умер от непосильного труда, холода и лишений. Помня об этом, по отношению к нашей стране японцы считают себя пострадавшими. А, например, по отношению к Корее, напротив, ощущают себя обидчиками. Поэтому, в частности, вопрос о принадлежащих ныне Республике Корея островах Докто (Такэсима), на которые тоже претендует Япония, не имеет для нее такого же символического и психологического значения, как вопрос о Южных Курилах.

Прямые параллели между Россией и Японией некорректны. Это разные страны, разные нации, с разным менталитетом и разной историй. Но чтобы лучше понять чувства японцев после поражения в войне, стоит все же задуматься, что ощущают многие в нашей собственной стране. Японцы, потерпев поражение, чувствовали себя униженными и оскорбленными. Мы, напротив, в холодной войне вроде бы не проиграли. Скорее, победили, раз смогли отказаться от тупикового пути развития. Но миллионы людей все равно продолжают чувствовать себя обиженными, оскорбленными и в чем-то ущемленными. И здесь, безусловно, параллель уместна.

Не надо только забывать о том, что японцы нашли в себе силы направить свою обиду в мирное конструктивное русло. Мы же пока сознательно эксплуатируем чувство обиды, холим его и лелеем, а главное, пытаемся самоутвердиться во многом старыми методами. Модное ныне клише "вставание с колен" – что это, как не как сознательная эксплуатация образа униженного и оскорбленного народа? Японцы таких клише себе никогда не позволяли. Они просто работали, стиснув зубы.