Евразийство - главный образ России, главная из имеющих реальное хождение идеологий, заполняющих - не без успеха - идеологический вакуум после саморазрушения коммунистической идеологии и неудачи идеологии либеральной1. Это отнюдь не единичный и не изолированный концептуальный образ пространства России, хотя, видимо, самый разработанный, в том числе и риторически (не потому ли и самый популярный?). Нами выявлено и отчасти реконструировано несколько статусно и содержательно различных, но типологически сходных образов страны. Объединены они и тем, что поразительным и странным манером ухитряются игнорировать культурный ландшафт России, ее реальное природное, жизненное и культурное пространство. Пространственные агорафобные идеологии - это ли не интересно? Это ли не парадокс? Но это вполне коррелирует с тем, что "истинное", интенсиональное, смысловое, содержательное пространство России отнюдь не велико (Россия - страна с большой государственной территорией, а отнюдь не громадная страна)2.

Подобные евразийскому образы пространства России (в ином месте я проанализировал, почему почти все образы России фундированы ее пространством3) вполне укоренены в самой культуре России. Как показывает одна из опубликованных ранее работ, на основе анализа (нестрогого, к сожалению) большого массива поэтических текстов можно сделать вывод о "евразиизации" поэтического самопонимания России к началу XX века4 . Реальная "европеизация" самого российского пространства к этому времени (как и постоянное включение самой русской поэзии в европейский культурный контекст) в начале XX века сопровождалась решительным сдвигом России как позиции поэтического и вообще культурного самоопределения на юго-восток, что выражалось в увеличении объема и резкой актуализации соответствующей евроазиатской топонимической лексики в русской поэзии. "Панмонголизм..." - сказано в самом европейском городе России. Поэзия же в России и была нередко главным источником политически значимых идеологем5. Евразийство в этом смысле, независимо от адекватности его пространствопонимания, культурно не случайно.

Проведенная реконструкция образа российского пространства , данного в современных денежных знаках России, называющих и изображающих ряд городов страны, показала, что представление о России, радикально отличаясь по содержанию и территории от евразийского, структурно близко к нему6. Это также цельный образ, который апеллирует, прежде всего, к пространству, взятому как огромное и единое, - и акцентирует его размер и имперские атрибуты. Этот образ содержит неразрешимое внутреннее противоречие. Такая страна не могла бы существовать, как не может существовать Россия=Евразия* (чтобы отличить Евразию евразийцев, используется особое написание - Евразия* со звездочкой, евразийский* - относящийся не к географической Евразии, а к евразийству); в этом образе представлены исключительно центры=столицы и рубежи=периферия страны, но нет ее середины. Страна репрезентирована государственным пространством, где акцентированы державно-имперские атрибуты - древность и величина территории; образ отождествляет страну и территорию государства, хотя бы потому что города-компоненты образа имеют высокий государственный статус, а половина из них - настоящая и бывшие столицы России. Охваченное пространство структурируется границами, пограничными вехами-городами и внутренними столицами-центрами; лишь относительно недавний выпуск банкноты в 1000 рублей с Ярославлем чуть изменил эту картину. Образ, так же как и евразийский*, нереалистичен и не имеет эмпирического обоснования. По-видимому, такой параллелизм не случаен, особенно учитывая различия образов по содержанию; Россия "в банкнотах" - великая империя, но империя русская (все города - русские, страна репрезентирована, прежде всего, тем, что можно считать ее "метрополией") и в этом смысле антиевразийская.

Проанализированные ранее характеристики евразийства присущи не только наивным региональным самоопределениям и откровенным спекуляциям вокруг "арийского мира Аркаима"7, но и вполне отрефлектированным концепциям. В известной схеме В.Л. Цымбурского мы находим те же черты: апелляцию к географическому положению и даже редукцию к нему пространства страны (мыслимому, как и евразийцами, абсолютным и внеисторичным) - сама Россия задается исключительно позиционно, как страна "за Лимитрофом" (межцивилизационной погранично-переходной зоной, постоянной во времени и пространстве), априорное наделение России огромной величиной, спекулятивность, апелляция не к данным, а картографическим образам, тенденциозно прочитываемым, бесструктурность пространства, куда вчитывается содержание8. Достаточно указать на то, что, настаивая на необходимости и неизбежности своего геополитического прожекта для России, автор оперирует регионами России как целыми и однородными ячейками на карте (они же вовсе не таковы), не интересуясь реальной структурой пространства страны. Не случайно, что, пользуясь подходом, близким евразийству, В.Л. Цымбурский создает совсем иной пространственный образ России, даже антиевразийский*; этот автор не отождествляет Россию и Евразию*, а, напротив, пространственно растождествляет, "лишает" общих частей и, следовательно, противопоставляет. Однако и этот образ столь же не верифицируем (и не фальсифицируем, то есть мифичен) и содержательно - грубо имперский. И в этом образе, и, что существенно, в образе-проекте (а ведь и евразийцы не реконструировали Россию=Евразию*, а конструировали новый политический проект) пространство России структурируется извне - заданием границ и просто контура и центрированием этого контура; морфология же, структура территории, "заполнение" контура не рассматривается, трактуясь как безразличное или несущественное. Экстенсивный и просто поверхностный взгляд на пространство сыграл с этим автором дурную шутку - его новая "Россия", центр (и даже столица которой) сместились в Сибирь, структурно не имеет ничего общего с пространством России (пересечение периферий территорий - не общность структур); страна без доминирующего суперцентра - не Россия; ярый противник сепаратизма предложил на деле чисто сепаратистскую меру, поскольку перенос столицы России в Сибирь означает раскол страны; идея переноса столицы - на самом деле предложение создать новое государство. Но он сам не понимает, что может лежать в основе этого государства - реальный потенциал становления Сибири как страны (группы стран); впрочем, различение "страна - государство" этим автором - как и евразийцами - не то что не проводится, а просто неявно отрицается; да у евразийцев в силу полнейшего отсутствия рефлексии собственного материала мало что обосновано явно.

Образы России=Евразии*, острова России и "денег России", притом что они территориально и исторически задают Россию совершенно по-разному , близки, если не тождественны структурно.

Весьма сходно и самоопределение современных регионов Российской Федерации. Большинство регионов самоопределяется пространственно, и эта идентификация носит экстенсивный и экстремальный характер, основываясь на приписывании региону (или его центру) положения и роли центра или границы большой территории, иногда и всей России. На роль (статус) "второй столицы России" претендуют по крайней мере семь городов: Екатеринбург, Казань, Нижний Новгород, Новосибирск, Пермь, Самара, Санкт-Петербург. Кроме того, ряд городов и регионов претендует на роль (статус) "Центра России", находясь в местах, с которыми совпадают (или близки) по-разному определенные положения центра страны, центра ее территории и т.п., формально-статистически, содержательно исторически и географически либо чисто спекулятивно: Екатеринбург, Казань, Красноярск, Нижний Новгород, Новосибирск, Омск, Пермь, Самара, Томск, Тобольск, Тюмень.

В самоопределении многих регионов совмещаются и центр и граница; таковы Омск и менее - Челябинск, а на уровне больших макрорегионов - Саратов. Из известных нам евразийских* регионов России идентификация как границ-рубежей, барьерных границ присуща Саратовской, Челябинской, Оренбургской и Омской областям (граница с Казахстаном). Сильнее всего такого рода идентичность - "бастионов", "опорных баз", "рубежей" - в регионах, соседствующих не со странами СНГ, а находящихся на бывшей границе СССР (Калининград, Приморье, Камчатка). Немало регионов самоопределяется и относительно границы "Европа - Азия" (о самоопределении регионов как таковом уже писалось, самоопределению же регионов относительно их роли в России будет посвящено специальное эссе).

Центр и граница - экстремальные элементы региона, а самоопределение на их основе - позиционное9. Учитывая и позиционный аспект отнесения к границе "Европа/Азия", окажется, что большинство регионов с ярким самоопределением идентифицируется на основании (реального или иллюзорного) самоопределения в пространстве. Поскольку же даже граница "Европа/Азия" и тем более все остальные центры и границы носят государственный статус, то самоопределение регионов привязано и целиком вложено в институциональный каркас пространства.

Пространственная идентичность регионов близка евразийской* еще в одном существенном отношении - она также фиктивна. Отнесение региона к никак себя не проявляющей и ничем в культурном ландшафте не являющейся границе (будь то граница с Казахстаном или граница "Европы с Азией") или центру, каковой ничто, ничем и никак не центрирует, - идентификация через фикции.

Общая структура указанных представлений российского пространства и его частей, как мы видим, - его репрезентация внешним пространственным положением и внешними границами-рубежами либо даже редукция к таковым компонентам. Пространство "между центром и границами", основное пространство страны, провинция оказывается бесструктурным, несущественным и символически несуществующим. Пространство страны наделяется высокой мерой целостности и отождествляется с государственной территорией. Нужно говорить и о неразличенности страны и государства в их территориальных аспектах во всех указанных образах России, что также чрезвычайно существенно для евразийства.

Евразийство - по-своему типичное самоописание России в целом и ее частей. Оно может рассматриваться как своего рода "естественная модель" самоопределения российского пространства. Даже авторы, осознанно критически настроенные к евразийству, иногда - и нередко - следуют его логике. Причина того в иллюзии, что материал предписывает (евразийскую *) позицию; тем важнее произвести растождествление России как предмета и как позиции, вернее - множества разных явных и неявных позиций.

Примечания:

1 Каганский В.Л. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. - М.: НЛО, 2001; Мнимый путь. Россия=Евразия // Неприкосновенный запас, # 5 (13), 2000; Евразийство как позиция. Логика евразийского самоопределения России // Культура в эпоху цивилизационного слома. Материалы международной научной конференции. - М.: РАН, Научный совет по истории мировой культуры. 2001; Кривда и правда евразийства. Смысл и статус евразийской концепции пространства России. Статья первая. Евразийство как позиция // Общественные науки и современность, 2003, # 4, Статья вторая. Правда евразийства? // Там же, 2003, # 5.

2 Каганский В.Л. Россия и Миф России // Неприкосновенный запас, # 3 (5), 1999.

3 Каганский В.Л. Кривда и правда евразийства. Смысл и статус евразийской концепции пространства России - см. прим. 1.

4 Лавренова О.А. Географическое пространство в русской поэзии XVIII - начала XX вв. (геокультурный аспект). М.: Ин-т наследия, 1998; Каганский В.Л. Крошки поэзии на карте // НЛО, # 42 (2000).

5 Зорин А. Кормя двуглавого орла... Русская литература и государственная идеология в последней трети XVIII - первой трети века. - М.: НЛО, 2000.

6 Каганский В.Л. Главное свидетельство // Неприкосновенный запас, # 12, 2000.

7 Шнирельман В. Страсти по Аркаиму: арийская идея и национализм // Язык и этнический конфликт / Под ред. Б. Олкотт и И. Семенова; Моск. центр Карнеги. - М.: Гендальф, 2001.

8 Цымбурский В.Л. Россия - Земля за Великим Лимитрофом: цивилизация и ее геополитика. - М.: Эдиториал УРСС, 2000. 144 с.

9 Разумеется, центр и граница - неизбежные и ключевые идентификаторы даже независимо от структуры символического пространства, любое описание пространственной области и/или ее идентификация их требует, но заведомо ими не исчерпывается; это только каркас, а не ткань пространственного самоопределения.