Б.Кагарлицкий. Политология революции. - М., "Алгоритм", 2007.

Новая книга Бориса Кагарлицкого не является новой в строгом смысле слова. Автор пошел по излюбленному пути отечественных публицистов, облекающих в форму монографии свои статьи разного периода. Но в данном случае тексты были старательно перемешаны, и споры внутри левого движения от середины 90-х мирно соседствуют с обзором более близких по времени событий вроде парижских беспорядков и дела "ЮКОСа".

Подобный подход не позволяет в полной мере проследить эволюцию мыслей Бориса Кагарлицкого. А сделать это небезынтересно, ведь автор от восторженно принимаемого в левых кругах идеолога превратился в довольно-таки спорную фигуру, хоть и успел за это время прислониться к политологическому мейнстриму.

С другой стороны, формат книги (в отличие от разочаровавшего многих радикалов "Восстания среднего класса") дает возможность найти в ней немало ценных мыслей о судьбах левого движения. Прежде всего, насчет современного состояния марксизма. Автор со знанием дела показывает нищету постмодернистских трактовок марксизма. Прямо называя "глупым" вершину мысли этого направления - трактат Хардта и Негри "Империя". Не менее острых стрел удостаиваются разнообразные беды российских левых - "лимоновщина", "зюгановщина" и т.п. Как справедливо замечает Кагарлицкий, кризис левых в России принял просто-таки гротескные формы. Достаточно убедительно выглядит и содержащаяся в книге критика попыток создать некую альтернативную, левую культуру, что приводит к стимулированию потребления либо к беспробудному сектантству.

То есть с критикой в "Политологии революции" все обстоит пристойно. А вот на сакраментальный русский вопрос "что делать?" автор отвечать не спешит. В принципе, подобие ответа Кагарлицкий нащупал - это необходимость возвращения от постмарксистской мути к "простым истинам" марксизма. Рассуждение вполне справедливое. Ведь когда не можешь увлечь массы чем-то новым или это новое не приходит в голову, то лучший способ выйти из положения - уповать на хитрым образом интерпретированную традицию. В этом отношении автор призывает брать пример с исламского фундаментализма и неолиберализма, которые возникли именно под знаменем возвращения к традиции.

Правда, критерии "марксистской чистоты" по Кагарлицкому понять трудно. Во всяком случае, к советскому опыту в "Политологии революции" он не апеллирует вовсе (лишь напоминая, что развал СССР привел к кризису левых во всем мире). А ведь, как показывает практика и интеллектуальная интуиция, только "неосоветизм" может быть привлекателен для российского народа. Экзотичный альтерглобализм обречен на существование в интеллектуальном гетто на полке книжного шкафа. В этом смысле многие плохие марксисты сделали для возрождения российского социализма больше, чем безусловно хороший марксист Кагарлицкий.

Другой недостаток книги - ее слабая связь с российскими реалиями. Большую часть повествования занимают интересные, но далекие для читателей европейские дела. К российской политике автор обращается только в предпоследней главе и сразу же меняется в лице. Если европейские споры Кагарлицкий описывает, скорее, благожелательно, то в российской политике он видит лишь откровенных мутантов. Вроде "социально озабоченных депутатов" из числа бывших анархистов. Зюганов, Рогозин и другие политики, использующие социалистическую риторику, подвергаются испепеляющей критике автора. Уж слишком не похоже российское левое движение на рафинированное, хоть и беспомощное, западное. С такими революцию среднего класса не сделаешь.