Сильвио Понс, Роберт Сервис. Словарь коммунизма ХХ века, т. I, А-Л. Издательство "Эинауди", 2006. - 535 с.

Silvio Pons, Robert Service. Dizionario del Comunismo nel XX secolo - vol. 1 - A-L. Einaudi, 2006. - pp. 535.

Не скрою, при взгляде на столь солидный труд невольно задаешься вопросом, хватит ли у рядового читателя стойкости и любопытства на то, чтобы одолеть пятьсот страниц "Словаря коммунизма ХХ века", монументального исследования. Из задуманных пяти издательство "Эинауди" опубликовало пока только первый том. В сборник вошли 193 словарные статьи, названия которых поражают своим разнообразием - тут и "Ликвидация безграмотности", и "Самокритика", "Великий поход" и даже "Роза Люксембург". Какой же логикой руководствовались создатели книги, выбрав для своего столь масштабного исследования такое название? Соответствует ли оно пестрой тематической мозаике, сложной конструкции, предложенной публике?

Сбивает с толку принципиальное обращение авторов исследования к совершенно разным историческим, идеологическим, экономическим и культурным ситуациям, которые тем или иным образом соприкоснулись с коммунистическим движением. Может создаться впечатление, что коммунизм необозримо простерся во времени и пространстве, вмещая в себя "Большевизм", "Коллективизацию", китайский "Большой скачок", "Герилью в Латинской Америке", "Кронштадт" (обреченное на провал восстание балтийских моряков в марте 1921 года, которые еще в 1917 году с энтузиазмом поддержали большевицкую революцию) и даже "Военное положение", введенное в Польше в 1981 году.

Головокружение от бесконечной смены эпох и событий не покидает и при чтении немногословных, но, надо сказать, достаточно метких биографических портретов. Авторы не обошли вниманием всех хоть сколько-нибудь заметных лидеров партий и движений, создавших в ХХ веке универсум коммунистического мира. Однако же на страницах словаря они, как ни странно, порой соседствуют с теми знаковыми историческими фигурами, которых коммунистическое движение считало своими смертельными врагами. Так, например, в "Словарь коммунизма" вошла и биографическая справка, посвященная Гитлеру - жесточайшему врагу, но и временному союзнику (ведь 23 августа мрачного 1939 года между Москвой и Берлином был подписан пакт о ненападении).

Настолько же разноцветен и букет известнейших интеллектуалов, дороги которых в какой-то момент пересекались с коммунистическим движением. Словарь рассказывает нам о Луи Арагоне, непримиримом защитнике компартии, дошедшем в своих заблуждениях до полной политической слепоты. Остальные словарные статьи уже не столь однозначны. Согласно критическому анализу, проделанному авторами исследования, большинство первоначальных сторонников компартии по прошествии времени были способны с большей трезвостью оценить трагические последствия коммунистической идеологии и противостоять ей. Одним из таких примеров является история отважного Вацлава Гавела, который после многих лет, проведенных в пражской тюрьме, был выбран президентом пострежимной Чехословацкой республики. В рассказ же о Ханне Арендт автор статьи включает отрывки из ее фундаментальной работы "Истоки тоталитаризма".

Исследование, несомненно, претендует на фундаментальность, словарные статьи составлены с историографической строгостью. Очевидно, что авторы словаря хотели отгородиться от полемических произведений, посвященных этой тематике и изданных по большей части недавно, но структура книги сама по себе достаточно спорна. Похоже, что феномен, ставший заглавием книги, не соответствует ее содержанию, ведь название книги "Словарь коммунизма", а не "коммунизмов". Исследование, скорее, рассказывает о том, как мечта, казавшаяся освободительным возрождением, превратилась в тоталитарный кошмар, который стал причиной, "ужасающих трагедий и самых страшных преступлений против человечества, совершенных в современной истории", - пишут кураторы книги.

Этой теме посвящены не только основные статьи, рассказывающие о репрессивной системе - "ГУЛАГ", "КГБ", "лагеря", рассеянные от Кубы до Китая, Югославии, "лагеря смерти" в Камбодже, - но и статьи, повествующие о событиях менее драматичных. Возьмем, например, словарную статью под заголовком "Автобиографии".

Сначала автор статьи приводит отрывки из автобиографий, в которых рассказчики повествуют о своем экзистенциальном перерождении, т.е. обращении в новую коммунистическую веру, а следом на конкретных примерах доказывает, как даже этот типичный для такого рода автобиографий пафос сменяет со временем безликая схематичность, продиктованная ужесточением диктатуры. Тексты, которые поначалу носили исповедальный характер и были задуманы как рассказ о тернистом жизненном пути, близящемся к завершению - с перечислением проб и ошибок, духовным поиском и обретением истины, были переработаны таким образом, что потеряли всякую спонтанность. Уже через несколько лет после прихода к власти большевиков канва каждой автобиографии была навязана сверху. Аутентичность своего "я", изложение конкретных событий, повлиявших на развитие и моральное становление личности, уступают место образцово-показательному монотонному повествованию, из которого любая правда и субъективность были строго удалены. Еще более эта тенденция усилилась в годы сталинского террора, когда "пишущий свою биографию не рассказывал больше о своем становлении коммунистом, а доказывал, что никогда никем иным и не был". Автобиография превратилась в своего рода акт защиты потенциального обвиняемого.

Источник: "Tutto Libri"

Перевод Милы Сабуровой