Когда на прошлой неделе недавно избранный президент Ирана заявил, что никакого Холокоста не было, мало кто очень уж удивился. Такие речи даже в политкорректной Европе время от времени раздаются, а руководителю исламского государства сам аллах велел иногда упражняться в жидоедстве. Как говорится - наплевать и забыть, поднадоело, но ведь и ноу-хау иранский президент предложил просвещенной Европе: дескать, если вас, европейцев, так мучит совесть по поводу невинно убиенных в годы Второй мировой евреев ("вы и убили-с", словами великого следователя Порфирия Петровича), так перенесите государство Израиль куда-нибудь в свои пределы. И все ближневосточные проблемы сами собой исчезнут!

Свежо, ничего не скажешь. Невольно вспоминаешь политическую карту Европы и задумываешься: куда бы это здесь вставить еще одну небольшую республику с причудливыми географическими очертаниями (чем-то непризнанное Приднестровье напоминает, да и нынешняя Хорватия тоже странный географический плод раздела территории по этническому принципу). Нет, думаешь, тесно везде. Может, Румыния отдаст пару десятков тысяч квадратных километров? Да вряд ли, там своя проблема с этническими венграми в Трансильвании. И вампиры там до сих пор водятся. Может, Болгария? Но вспомнишь, как социалистические еще болгары своих турок (которых цыганами именовали) выгоняли не так уж и давно, и оставишь эту дикую мысль. А может, Пиренеи, где-нибудь между Испанией и Францией? Торчит же там какая-то бессмысленная Андорра? Но для евреев память о том, как с ними обошлись некогда испанцы, пожалуй, посвежее будет, чем память об ассирийцах и вавилонянах. Про Германию, Польшу и Украину даже подумать страшно, а Дания (которая своих евреев Гитлеру старалась не сдавать) слишком маленькая и благополучная, а благополучие небольшой страны - fragile, как пишут на коробках со стеклом, то бишь - "хрупкое".

Словом, только на великую Россию надежда - ведь с 1934-го (71 год!) существует на ее просторах третье по счету (после Царства Израильского и Царства Иудейского, но когда ж это было!) еврейское государство - Еврейская автономная область в составе Хабаровского края. И территория ее раза этак в два больше официальной территории ближневосточного "Эрец Исраэля" - есть где разгуляться, и не злобные арабы вокруг с "калашниковыми" в руках, а мирные, по-конфуциански трудолюбивые китайцы, которые потихоньку замещают неуклонно отбывающих из ЕАО евреев, русских и украинцев, не говоря уже о корейцах. На то, что палестинские "калашниковы" сделаны, как правило, в Китае, можно закрыть глаза - тут ведь только бизнес, ничего личного.

"Декларация Бальфура", в которой зловредный английский лорд провозгласил необходимость создания "еврейского национального очага" в Палестине, вышла в ноябре 1917-го, параллельно с нашей злосчастной революцией, но еще тридцать с лишним лет прошло, прежде чем возникло государство Израиль. А вот "всесоюзный староста", дедушка Калинин, объявил о создании такого "национального очага" на семнадцать лет раньше. До Ближнего Востока дотянуться у соввласти были руки коротки (вечно враждебные англичане правили Палестиной после развала Османской империи), зато необъятные пространства Дальнего Востока томили своей пустотой и неосвоенностью. "А какая, - подумали, должно быть, в Кремле, - евреям разница, где стать полноценной нацией в марксистском понимании этого термина?" Напомню с присущим мне занудством: " Нация - историческая общность людей, складывающаяся в ходе формирования общности их территории, экономических связей, литературного языка, некоторых особенностей культуры и характера, которые составляют ее признаки" (БСЭ, т.17). Ежели мы нового человека делаем, а вся история, которая до 1917 года, - не история, а всего лишь предыстория, так что нам стоит сконструировать нацию на пустом месте? Дадим территорию (не жалко, да и нелояльных казаков мы оттуда радикально выселили куда посевернее, уже не вернутся), экономические связи сами как-нибудь возникнут (жрать же захотят), литературный язык вроде бы уже есть, а "некоторыми особенностями культуры" (ну, там, всякая чепуха вроде религии, обрезания, запрета на поедание свинины и т.д.) можно и пренебречь во имя мировой революции.

Красивый, словом, был план, и "комсомольцы-добровольцы" не только в Комсомольск-на-Амуре ехали, но и поближе - в Биробиджан. Звали туда "трудящихся евреев всех стран".

Вот текст на обложке только что вышедшей книги Александра Мейлахса (любители современной русской прозы знают его под псевдонимом "Александр Мелихов", но здесь "Мелихов" на титуле следует в скобочках за "Мейлахсом") "Красный Сион". (СПб.-М.: Лимбус Пресс, 2005): " Земля обетованная. Красный Сион. Первое в мире еврейское государство, основанное в 1934 году, оказывается, существует до сих пор! Евреи всего мира стремились попасть сюда еще до Второй мировой войны, евреи Европы могли спастись здесь от Холокоста. Не спаслись... По площади больше многих европейских стран. Здесь все - как мечтали отцы-основатели сионизма: свои герои и трусы, свои полицейские, воры и проститутки, палачи и жертвы, поэты, мечтатели и политиканы. Здесь рождаются, любят, умирают и помнят об умерших. Здесь делают еврейскую историю. Здесь - на границе России и Китая, в бескрайней приамурской тайге. Книга основана на реальных событиях, имена некоторых персонажей изменены".

Этот текст я привожу здесь целиком только потому, что он наполовину - вранье, и вряд ли автором его можно признать одного из самых умных российский прозаиков Александра Мелихова. Наверное, издатели подсуетились, - даже 1000-й тираж хочется им распродать побыстрее. Правда, еще несколько тысяч экземпляров даст публикация того же "Красного Сиона" в декабрьском "Знамени".

Наверное, Мелихову предложили заказ - сочинить нечто такое сенсационно-документальное, в духе издательской рекламы: " Здесь делают еврейскую историю. Здесь - на границе России и Китая, в бескрайней приамурской тайге". А он, побывав в Биробиджане, освоив кучу документов, почитав подшивки "Биробиджанер Штерн" и поговорив со многими свидетелями, написал роман о несбывшейся сказке. Главный герой этого романа - Бенцион Шамир, в начале - мальчик из благополучной еврейской семьи, жившей в местечке Билограй, в Польше при Пилсудском. Был у мальчика взрослый друг - сапожник Берл, прослышавший за тогдашним "железным занавесом" о Красном Сионе, о Биробиджане (имя которого никак не мог правильно произнести), и возмечтавший о нем: " Там никто не попрекнет еврея тем, что он еврей, там люди всех национальностей живут по-братски и даже имеют право отделиться в самостоятельное государство, только это никому не нужно, потому что буржуев там нет, а пролетариям всех стран делить совершенно нечего". Мальчик очаровался этой мечтой, да вот несчастье - случился пакт Молотова-Риббентропа, началась Вторая мировая, и пришлось мальчику вместе с семьей бежать из польского Билограя, оставшегося под немцами, в "отечество всех трудящихся" - СССР. Не очень-то их там ждали, и не очень-то торопились отправлять на дальневосточную землю обетованную - помурыжили по эшелонам и северным лагерям, где Бенцион потерял почти всю свою семью. По сюжету Бенцион становится в конце концов известным израильским писателем, и особой популярностью пользуется его пьеса "Очередь в ад", основанная на его детских впечатлениях. Штука душераздирающая - вот мелкая пограничная река между завоеванной немцами Польшей и расширившим свои пределы СССР. 1939-й год. Зима. Немцы выгоняют местных евреев на лед этой речки и стреляют под ноги несчастным, - дескать, идите туда, где вас еще любят, к вашим "жидовским комиссарам", а с другой стороны тоже стреляют в лед: " После винтовочного залпа, взбившего фонтанчики снега с землей у самых ног окончательно потерявших голову билограйских евреев, они кинулись обратно, где их встретило еще более горячее огневое приветствие. Пометавшись черным стадом в черной воде среди перекошенных сверкающих льдин, толпа человек в двести съежилась на кромке внушающего все-таки меньший ужас советского берега".

Продержав несчастных на льду несколько суток, советские пограничники все-таки сжалились и допустили их на свою священную территорию, но поставили их в такие условия, что многие запросились обратно, и тогда-то на пограничном мосту и выстроилась "очередь в ад", а просто так не пускали, надо было еще и взятку дать тем и этим: "люди хитрили и грызлись, чтобы поскорее попасть в газовую камеру".

В романе Мелихова много таких душераздирающих мест, на вполне реальных событиях основанных, да и документы он не ленится время от времени цитировать. Или сочинить их близко к реальности (некогда мне было проверить). Чего стоит, например, беседа Сталина и двух поляков - Сикорского и генерала Андерса (чья армия, составленная из польских военнопленных, доставшихся нам по пакту Молотова-Риббентропа и недорасстрелянных в Катыни, не захотела воевать на нашей стороне фронта и проследовала через Иран на другие поля сражений). Русских поляки не любили, но евреев еще больше:

" Андерс.

Я полагаю, что в моем распоряжении окажется около ста пятидесяти тысяч человек. Но среди них много евреев, не желающих служить в армии.

Сталин:

Евреи плохие солдаты.

Сикорский:

Среди евреев, вступивших в армию, много торговцев с черного рынка, контрабандистов. Они никогда не будут хорошими солдатами. В польской армии такие люди мне не нужны".

Какие евреи солдаты, спецназовцы и прочее разное, мир немножко позже поймет, да не о том речь. Речь о Бенци Давидане, по прибытии на землю обетованную взявшем фамилию Шамир, о том, как через Красноводск, Каспийское море, Иран, Красное море достиг он на пределе детских сил исторической родины и очень скоро поучаствовал в первой арабо-израильской войне 1948-1949 гг. Наверное, у романного Бенци есть исторический прототип, но и свои воспоминания включу: в 1991 году в Америке, в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, пришлось мне прожить три дня в доме профессора Йелльского университета, который проделал примерно тот же путь - каким-то чудом из советской России попал после войны в Израиль, успел повоевать в 1948-м, потом разочаровался в Израиле и переехал в Штаты. Хотя на его визитной карточке было тогда два адреса - американский и израильский. Фамилии называть не буду - лишнее, но исходно она явно польская. И звали его в Америке Benjamin - фонетически весьма близко к "Бенциону".

А Бенцион Шамир, став после множества творческих и житейских приключений культурным атташе при израильском посольстве в Москве, посетил-таки Красный Сион, то бишь Еврейскую автономную область. У него были все основания разочароваться: " Сказочный Биробиджан, как и предполагал Бенцион Шамир, несмотря на диковато глядящие с советской стены вокзала затерявшиеся на чужбине ивритские буквы, оказался обычным советским Ленинохренском, ординарность которого лишь подчеркивалась мощью таежных сопок".

Но разочаровываться ему не хотелось, он когда-то вычислил для себя, что опора для жизни любого народа - сказка, но сказки возникают и умирают (вот так на его глазах возникла, воплотилась и умерла сказка Израиля), потому он готов послужить возвращению еще одной сказки: " Все-таки родина есть родина. Сион есть Сион, если даже он декретный. Может быть, так и назвать: "Декретный Сион"? Или все же лучше не декретный, это плохое слово, а пролетарский? Или красный? Как оно на слух - "Красный Сион"? Ну-ка, еще раз: "Красный Сион". "Красный Сион".

Вроде бы неплохо".

Ну-ка, еще раз...