От редакции. Телепроект "Отдел" Александра Архангельского вызвал широкую дискуссию о значении советской философии, в частности, философов-шестидесятников – Мераба Мамардашвили, Георгия Щедровицкого и других. Действительно, а каково место советской философии в сегодняшней культуре, чем она важна для нас и вообще важна ли? "Русский журнал" завершает обсуждение советской философии. На вопросы Русского Журнала ответил научный сотрудник Института Философии РАН Андрей Веретенников.
* * *
Споры, порожденные фильмом Архангельского «Отдел» иллюстрируют основную проблему – самоопределение современной русской философии. Она находится в сложном положении. Когда мы говорим о русской философии, в основном имеется в виду религиозная философия, религиозная мысль. Для не религиозной мысли остается политическая философия либо какие-то западные заимствованные традиции. Соответственно, у нас есть зоны влияния, «колонии»: французская, традиционная, очень сильная, самая сильная, объединяющая – немецкая, и появляющаяся зона – американо-английская, которая раньше вообще не была представлена, а сейчас много людей занимаются этим, проводятся конференции. У нас еще есть философия науки, которая оказалась отделена от других областей.
Советская философия – это поиск своей традиции, ориентации. Чистое культурное заимствование всегда нежизнеспособно. Классическая советская философия была на некоторое время выброшена из изучения, а теперь возвращается, что, как мне кажется, просто замечательно. Например, есть западные работы про диалектический материализм как философию науки. Есть и качественные старые работы, и новые. Современные слависты исследуют философию как элемент культуры, который влияет на самоидентификацию. Через исследования советских мыслительных традиций 60-х – 70-х годов они пытаются идентифицировать современность.
Что касается оценочности этих исследований, общая университетская установка – либерально-демократическая. Соответственно, вы можете не обращать внимания на какие-то крайние вещи или, наоборот, на них концентрироваться. Больше грантов дают, допустим, в политической философии, на исследования экстремизма, а не на ценностно-нейтральные вещи. Крайности, особенно в культурном выражении всегда что-то идентифицируют. Но в исследованиях советской философии ценностно-нейтральный подход вполне выдерживается.
Я бы сравнил исследования славистов с пересмотром постмодернистами ориентализма. Дело в том, что способ описания, «восток – запад», был традиционно построен на оппозициях. Постколониальная критика пыталась разрушить эту оппозицию. То же самое можно сказать о классических работах западных славистов по отношению к России.
Сравнивая работы про советскую и западную философию, получалось, что советская - подчиненная и вторичная – типично ориенталистская установка. Поэтому современных славистов можно понять – они пытаются свой предмет - постсоветское, советское - представить в качестве нормального, такого же предмета, как все остальные. Поэтому его позиция, я бы сказал, даже не ценностно-нейтральная, а апологетическая.
Советская философия 60-70-х годов может вызвать разные оценки. Критика старшего поколения была бы неэтична по отношению к коллегам. Точно так же неуместна хвала. Мне кажется, что их теоретическое наследие вообще не изучено. Все знают фигуры и имена, это маркеры. Все знают Пушкина, но вряд ли кто-то читал «Евгения Онегина».
Откуда берется уважение и неуважение? Это зависит в первую очередь от институции. Если чтение Мамардашвили обязательно в каком-нибудь подразделении, то люди устанут от этого и будут ругаться. А если не обязательно, то можно вполне толерантно относиться к любым философским теориям.
В восприятии советской философии есть своего рода дистанция. Как будто что-то исчезло, а сейчас возрождается. Участвовать в возрождении приятно, но в 1990-е годы был сильный критический заряд, поэтому возрождение превращается в переоценку – вы либо дистанцируетесь, либо говорите «да». Допустим, я аналитический философ, я говорю – да, Мамардашвили релевантен.
1960-е годы – это вообще культурный маркер, раскрученный бренд. Я не думаю, что в 80-х было хуже. Этот бренд оказался раскручен самими этими людьми и их учениками. Источником интереса является поиск самоидентификации. Если вас не берут в Гарвард, вы не можете идентифицировать себя с Гарвардом. А если вас берут в Гарвард, то вы вряд ли будете изучать Мамардашвили, вам нужно искать что-то другое. Это очень интересный с исторической точки зрения момент. А с теоретической точки зрения, мне кажется, советская философия очень сильно идеологизирована, и поэтому особенно интересна в политическом отношении, исследователям идеологии.
Для исследования идеологии это важнейший момент, а для философа-теоретика, который исследует основания бытия и референции, это абсолютно не важно. Это традиция, люди, с которыми мы работаем, которые нам преподают, происходят из нее.