282-я для блогера

10 июня на сайте газеты gzt.ru была опубликована статья о запрете Городищенским судом Пензенской области "Завещания" имама аятоллы Хомейни. С подзаголовком о том, что, мол, суд этот "определяет внешнюю политику России".

История действительно примечательная: некий районный суд признает "экстремистским" документ, являющийся весьма значимым для иранских мусульман, на основании экспертизы. Следствием этого стал запрет на распространение "Завещания" на территории нашей страны. Подобного запрета нет ни в одной стране мира, так что Россия, как всегда, впереди планеты всей.

Остался последний шаг - признать "экстремистской литературой" Библию. Кстати говоря, не такой уж и невероятный вариант: я сомневаюсь в способности "экспертов" правильно опознать цитаты из Священного Писания, если они, как иногда бывает, явно не обозначены в тексте.

Как все начиналось

На заре "борьбы с экстремизмом" по-русски, когда его определение в соответствующем законе еще не занимало страницу формата А4, такие истории были редкостью. Точкой перелома можно считать январь 2006 года, когда грянуло известное "дело Копцева", фигурант которого совершил покушение на массовое убийство в одной из московских синагог. Покушение получилось хлипким и робким, но дало толчок той самой "борьбе". Уже в феврале появляется так называемая "поправка Крашенинникова", законопроект о внесении изменений в УК, КоАП и закон о противодействии экстремизму. Однако никаких поправок в собственно определение этого понятия не вносится, этому законодатели научились позже.

Для справки: число признаков "экстремистской деятельности" с тех пор увеличилось почти в два раза, теперь она включает в себя также "клевету" на чиновника, воспрепятствование деятельности органа власти, покушение на жизнь государственного или общественного деятеля и пр.

Однако массовое сознание понимает "экстремизм" еще шире. Вот, например, запись в блоге известного либерального мыслителя Ильи Яшина, в которой он разоблачает звериную сущность фашизма путем демонстрации "свастики на Андреевском спуске в Киеве". Правда, большинство из фотографий представляют собой изображения коллекционерских развалов, на которых рядом со "свастиками" продается еще много всякой всячины. Так что публика вполне обоснованно интересуется у автора: не нужно ли теперь закрывать коллекционерские клубы как рассадники фашизма? Ну или вот: угроза "напомнить содержание статьи 282" в адрес автора популярной записи в блоге об убиении барана на территории МГУ.

Еще из особо понравившихся случаев - пресечение прокуратурой Самарской области торговли сумочками для мобильных телефонов "с изображением рисунка, содержащего элементы нацистской символики (свастики) в количестве двух штук на каждой сумочке, один из которых изображен в правильном положении, а второй в перевернутом". Или предостережение реконструктору военной техники за немецкий "балкенкройц" на восстановленном танке (к сведению: этот крест действительно изображался на технике фашистской Германии, а вот его разновидность, "тотенкройц", до сих пор является эмблемой немецких военно-воздушных сил). В общем, под понятие "экстремизма" сейчас пытаются подвести что угодно.

При этом "экстремистские" статьи Уголовного кодекса действуют в особых условиях. Во-первых, никакой устойчивой практики их применения ранее не было, она формируется прямо сейчас, вот такими вот любителями жаловаться в том числе. Во-вторых, статьи эти постоянно изменяются - и в этом не последнюю роль играет "общественность" с ее массовыми истериками и призывами к ужесточению законов. Плохой пример подал Крашенинников: если менять Уголовный кодекс после каждого "нашумевшего" преступления, то его придется, пожалуй, выпускать в виде картотеки, как последний роман Набокова...

Вопрос о влиянии общественного мнения на расследование конкретных преступлений довольно интересен сам по себе, как показывает пример "Новгородского дела" или дела той же Иванниковой. Однако оправданные Иванникова и Олег Щербинский, попавший в аварию с участием Михаила Евдокимова, - это исключения, причем исключения редкие. Как правило, митинги, демонстрации, шествия и пикетирование ничуть не мешают правосудию, подтверждением чего является дело еще одного "экстремиста", Саввы Терентьева, которого осудили (1 год условно) за "возбуждение социальной ненависти" к "неверным ментам". Как раз "борьба с экстремизмом" стоит особняком от остальных уголовных дел: процесс этот больше политический, к праву он имеет опосредованное отношение.

Причем в нем присутствует элемент самоорганизации. Во-первых, сама система статистики выявленных преступлений способствует их увеличению. Правда, говорить о "плане по экстремистам", который кто-то "спускает сверху", было бы наивно, все немного сложнее. Если у прокуратуры одного района "выявленные экстремисты" есть, а в другом их нет, то это, с точки зрения вышестоящих прокуроров, не означает, что их действительно нет. Это означает, что там их плохо выявляют. При таком подходе очень скоро свои "экстремисты" появятся у каждой районной прокуратуры. Вдобавок при оценке количества выявленных преступлений применяется еще один общий принцип: количество это должно расти, а не снижаться. Разумеется, при таких методах оценки, да еще в условиях перманентной "кампании по борьбе", количество "экстремистских" преступлений будет только расти.

И как раз религиозные организации будут бесперебойно поставлять жертв на этот конвейер, ведь противозаконным может быть признано то, что составляет основной смысл их деятельности. Особенно это касается так называемой "пропаганды превосходства", являющейся одним из признаков экстремизма. В случае с верующими она осуществляется "по признаку отношения к религии". Если кому-то непонятно, в чем заключается такая пропаганда, то отвечу коротко и ясно: в самой вере. Вы встречали когда-нибудь религию, которая не утверждала бы, что ее Бог - самый истинный и что только те, кто будет верить в него, после смерти спасутся? Правильно, нету таких. А на суровом языке протокола именно это и называется "пропагандой превосходства". То есть формальные признаки "экстремизма" содержатся в деятельности любой религиозной организации.

Подтверждением этого может служить текст той самой экспертизы "Завещания". "Элементы пропаганды превосходства" "эксперты" увидели в таких фразах, как "Коран и сунна представляют собой нечто незыблемое, в то время как разум подвержен изменениям" или "человек - раб божий, созданный Аллахом, кормящийся от него, умерщвляемый Им. И все, что происходит в мире и в организме человека, строго подчинено законам Аллаха. Никогда и ни при каких обстоятельствах человек не в силах оторваться от Аллаха и жить вне Его законов". Ну а в случае с "Завещанием" это были слова: "Ислам и исламское правление - это божественные явления, следование которым в высшей степени обеспечивает человеку и его потомкам счастье в этом и загробном мире". В общем, могу предупредить верующих: не творить молитву свою тайно может оказаться чревато. Впрочем, к официальной государственной религии, православию, это, разумеется, не относится...

Невиновных нет

Свежий пример из религиозной жизни: как вы знаете, продолжается следствие по делу о выставке "Запретное искусство". Не так давно было опубликовано заявление Координационного центра мусульман Северного Кавказа, авторы которого, разумеется, считают выставку "кощунством" и предлагают жестоко за нее покарать. Между тем тот же Координационный центр во время гонений на "нурсистов" и запрещения книг Саида Нурси тоже выступал с заявлением, в котором поддерживал обвиняемых в "экстремизме" и призывал, наоборот, сильно не карать и вообще помиловать. Еще один хороший пример - деятельность "борцов с русофобией", создающих "антирусофобские лиги", ведущих "списки политических заключенных" и требующих привлечения "русофобов" к ответственности все по той же 282-й статье.

В общем, налицо тенденция: любой "борец с экстремизмом" из числа не сильно приближенных к власти всеми силами стремится эту власть обратить против тех, кто ему не нравится.

"Борцы", похоже, не понимают, что любой заявитель, бегущий в прокуратуру с сообщением об "экстремизме", поддерживает эту вакханалию. Не важно, с чем он борется: с "русофобией" ли, с "русским фашизмом" или с "современным искусством" - порочен в этой борьбе не предмет, а метод.

Очень важная деталь "борьбы" - то, что ее участники не только жалуются друг на друга, они еще часто выступают по делам в качестве экспертов. Порядок проведения таких экспертиз не сложился, следователю часто приходится проводить их вне экспертного учреждения, так что уровень компетентности "плавает", и весьма сильно.

А эксперты в таких делах играют очень важную роль. Даже их мнение как специалистов в какой-то области имеет важное значение для следствия с судом, которые вообще рассматривают экспертизу как "черный ящик", где на входе - поставленные вопросы, а на выходе - ответы на них. Описание экспертного исследования читается очень редко, а в данном случае следствию оно вообще не нужно. Ведь если описать полет экспертной мысли, то какой-нибудь другой эксперт может и поправить, а то и вообще прийти к противоположному выводу. (Кстати, характерная тенденция: многие "экстремистские экспертизы" именно так и строятся - из вопросов и ответов, собственно ход исследования авторы не описывают.) И не случайно именно в таких делах разворачиваются захватывающие "битвы на экспертизах": стороны проводят свои, "независимые". Соглашаясь тем самым играть на поле "борцов с экстремизмом" по их правилам и не понимая, похоже, что выиграть в эту игру нельзя вообще никак.

Результатом такой экспертократии становится заметная невооруженным глазом политическая ангажированность: скажем, искусствоведческая экспертиза по делу "Запретного искусства" проводилась экспертом, не скрывавшей своих православных убеждений и даже в самом тексте писавшей с заглавной буквы местоимения, связанные с Христом ("Он", "Его"). Еще один хороший пример - отказ в возбуждении уголовного дела по факту издания жидоедской книги "Тайна России". Цитируя в постановлении "экспертное заключение", следователь отдельно отмечает: "с психологической точки зрения отмечается, что книга "Тайна России" была не только допущена в официальную церковную книготорговлю, но и была признана бестселлером 1999 года. Книги, возбуждающие ненависть, не получают благословения высшего православного духовенства для издания, с одной стороны, и неосознанно отвергаются православной аудиторией как несоответствующие духу любви и заповеданной православной традицией терпимости к инакомыслию, необходимости лишь молиться за носителей такового". Такая вот психология...

А большие гнезда экспертов, борющихся с "русским фашизмом", находятся в лагере "либералов": это Санкт-Петербургский музей этнографии и антропологии с учениками Гиренко или, скажем, центр "Сова" с выдуманным "языком вражды", упоминания о котором уже можно встретить в некоторых экспертных заключениях, - методика пошла в народ.

Таким образом, следствие всегда может выбрать нужного специалиста для того, чтобы тот подтвердил: вот он, экстремист, вяжите его. Как это было при запрете книг того же Нурси: толпы мусульман пишут обращения и дают заключения об отсутствии "разжигания", но у прокуратуры есть свои эксперты - и суд верит только им одним... А можно вообще не представлять суду "неугодные" экспертизы, как это, например, произошло при рассмотрении дела Татьяны Гузеевой.

В общем, наш самоорганизующийся процесс "борьбы с экстремизмом" плавно подошел к тому, что его участники помогают "кровавому режиму" преследовать друг друга весело и с песней. Особенно это относится к так называемым "либералам" и "патриотам" с их "антирусофобскими лигами". Но когда к ним применяют те же самые методы, они очень возмущаются, прямо как мусульмане запретом на того же Нурси, и делают вывод о том, что их "заказали" враги. (Очень часто так и бывает, поскольку "борцы" пишут заявления и друг на друга.) Очень показателен в этом отношении сайт "Совы", где тамошние авторы тщательно отделяют правомерное привлечение к ответственности "за экстремизм" от "перегибов на местах": в "перегибы" попадают в основном "несогласные" и прочие единомышленники.

Лично у меня нет симпатий ни к "либералам", ни к "патриотам", и меня не волнует, до какой глубины они друг друга закопают. Однако под молотки в ходе всей этой вакханалии попадают вполне нормальные люди типа Саввы Терентьева. И что со всем этим делать, я не знаю. Для начала стоило бы посадить этих любителей жаловаться за стол переговоров, чтобы они вместе подумали над создавшейся ситуацией, ведь чтобы ее исправить, необходим как минимум мораторий. Однако тот, кто сумеет организовать такой "круглый стол", станет реальным кандидатом на Нобелевскую премию мира...

А лично мое дело маленькое - мне остается только стоять в сторонке и смотреть. На то, как хорошие люди привлекают к ответственности по статье 282 всех плохих людей. И наоборот...

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67