Публичная политика постсоветской России - понятие в значительной степени виртуальное. Этот вид деятельности в нашей стране правильнее было бы не называть политикой вовсе - это есть ничто иное как нагляднейшая иллюстрация к "Обществу спектакля" Дебора. Вместе с тем и в ней можно проследить некоторую эволюцию идеологий - и она, если приглядеться, даже довольно причудлива. Анализ этой эволюции нужен, прежде всего, для анализа дискурса, ибо только он, а не сами его участники оказывают решающее влияние на мысли и настроения в обществе.
Экскурс в историю
Распад СССР и последовавший переход к капитализму через "шоковую терапию" привел к тому, что значительные массы населения оказалась за чертой бедности, чего, разумеется, никто не ожидал и никто не хотел, в то время как "отдельные персонажи" стали "выигрывать от реформ". Все это не могло не привести к возрождению как социального дискурса (от которого все хотели с пренебрежением отказаться в позднесоветские годы), так и социалистической идеологии в новом качестве.
Но новый социализм "зюгановского типа" уже не был стройной, законченной философско-политической системой, каковой был марксизм-ленинизм: попытки вернуться к последнему вступали в радикальное противоречие с повседневной реальностью. Поразительная особенность настроения, и особенность настроения именно "проигравших от реформ", заключалась в том, что, несмотря на острое желание справедливости, немногие желали вернуться полностью в советскую действительность, и именно эта особенность на подсознательном уровне не давала возможность возродившейся в начале 90-х компартии стать абсолютным лидером общественного мнения. Поэтому как раз в это время на телевизионно-публичное поле, с легкой руки сначала некоторых участников второй обороны Белого дома, а затем и Жириновского, вышел национализм.
Противоречия между неизбежностью капиталистического, рыночного уклада жизни и острым желанием социальной справедливости, которое, несмотря на стабилизацию политической ситуации после 1991-1993-х годов, только укреплялось, закрепили умеренный социалистический дискурс. Сформировался "красный парламент" и "красный пояс губернаторов" при вполне "белом", ультрареформаторском и либеральном президенте. Но идеология главной оппозиционной партии, КПРФ, задававшей тон в тогдашней публичной политике, все более и более бледнела.
После политического кризиса 1999 года, угрожавшего расколом элиты, на авансцену выходит Владимир Путин. Вместе с его приходом в публичном политическом поле легализуется мягкая государственническая, центристская идеология, заменившая уже наскучившие пожелания о том, "чтобы всем стало хорошо". Именно эта идеология обеспечила масштабную победу партии "Единая Россия" и самому Путину. На смену розовым социалистическим мечтаниям пришла прагматическая, почти имперская система мышления. С этого момента "социализм по-зюгановски" в частности и социалистический дискурс вообще неуклонно теряют свои позиции - вплоть до позорного электорального поражения коммунистов в 2003 году.
Тем не менее мягкая державная и протоимперская идеология стала казаться недостаточной после решения первоочередных задач сохранения государства и исправления наиболее грубых ошибок ельцинского периода. В интеллектуальном сообществе со временем пришло понимание, что Россия должна не только сохранять себя, но и развиваться, и желательно прорывными темпами. Произошел кризис господствующей в публичном поле идеологии, стала ясной необходимость замены "идеологии стабильности" на "идеологию интенсивного развития".
На этой стадии возникли некоторые сложности. Возвращение к безнадежно устаревшей социалистической идеологии было уже невозможным. В конечном счете, напрашивались лишь два принципиальных варианта: или использование старых модернизационных идеологий, замешанных на тоталитаризме, или предложение новых. В пределе это сводилось к выбору между этатистским национализмом, переходящим к фашизму, или созданием и принятием некоторой новой системы идей. Это был выбор между фашизмом и антифашизмом. Совершенно очевидно, что для страны, не желающей стать изгоем на международной арене и стремящейся пользоваться не только собственными сырьевыми ресурсами, но и современными технологиями и знаниями, вариант фашизма неприемлем.
Но каким тогда должен быть антифашизм?
Гитлероцентрическая система политического мира
И здесь приходится констатировать печальный факт: идеология антифашизма в своей позитивной части практически не разработана. Мы знаем, что фашизм нельзя принимать и с ним нужно бороться, но конструктивных предложений, альтернативных все-таки наличествующим конструктивным предложениям агрессивного этатизма и национализма, у нас так и не появилось.
В итоге в современной России возникла парадоксальная гитлероцентрическая система публично-политического мира, в которой неприемлемая идеология фашизма (предельным вариантом которой является гитлеровский нацизм) через отрицание себя становится главным организующим центром всего политического дискурса. Не наблюдается ни малейших попыток предложить альтернативное "черному солнцу" нацизма яркое, позитивное центральное светило.
Антифашизм становится неотъемлемой частью программных документов и идейных установок практически всех партий и ряда молодежных движений. "Фашистами" в устах различных коментаторов побывали все без исключения - от Путина до Хакамады. Слово "фашист" превратилось в синоним "политического противника". Первоначальный смысл терминов "нацизм" и "фашизм" размывается; в головах как идеологов, так и рядовых граждан рождается каша и путаница. А тем временем над бесформенной кучей всевозможного хлама - публичных выступлений, ток-шоу, листовок и партийных программ - царственно витает одно короткое и четкое слово "фашизм". И запечатлевается в подсознании.
Когда мы что-то ставим в центре нашего мировоззрения, философских теорий, взглядов на жизнь, то, даже если это нечто является абсолютно неприемлемым, оно все равно становится для нас главным. А раз нечто становится главным, значит, оно требует сначала примирения с собой, а после примирения - уже и признания, и поддержки.
Запечатлеваясь в подсознании людей и становясь главным, даже фундаментальным термином российского политического дискурса, фашизм (становящийся все более и более настоящим) пробивает дорогу к реабилитации и возрождению. Первыми в ряду "возродителей" оказываются доверчивые и падкие на провокации патриоты-оппозиционеры. Известный журналист не менее известной федеральной оппозиционной газеты (не будем показывать пальцем - кто знает, тот непременно догадается) так прямо и заявил в своем дневнике: если нас, патриотов, называют фашистами, значит, мы фашисты, а фашизм - это хорошо.
Следом за ними появляются тусовочные юмористы и балагуры, вспоминающие о том, что в Германии за Гитлера голосовали и его деятельность поддерживали значительные массы людей. А если так, то, значит, в фашизме что-то есть. Может быть, даже хорошее.
А потом уже подтягиваются хулиганы и борцы за чистоту расы. Не обременяя себя изучением "классиков" (да и вообще какой-либо литературы), они уже получают удовольствие от массовых шествий и самого процесса "наведения чистоты".
Ну а следом за такими хулиганами непременно появятся настоящие, доктринальные, идейные фашисты. Но, казалось бы, а зачем беспокоиться? Когда "они" появятся? Ведь мы всегда успеем наши программные документы переписать, а хулиганов отправить в места не столь отдаленные. Но такое благодушие совершенно неуместно. Когда настоящих фашистов станет "видно", будет уже поздно. Поздно будет пить "Боржоми", заработав цирроз печени. Или пить дибазол, заразившись птичьим гриппом.
В результате всех этих процессов - реабилитация фашизма, его выход из маргинальности в "мейнстрим".
Но самое главное даже не это. Фатальное отличие фашистов и записных антифашистов - в разной степени политической самостоятельности. Фашист сам формулирует идеи и дискурс. Записной антифашист не может существовать без фашиста. Фашист самостоятелен, записной антифашист - функция от фашиста, его антиэпигон. Принимая любую антиидеологию, мы сознательно ставим себя в положение догоняющих, лишаем себя стратегической и тактической инициативы.
Идеология претендующей на лидерство партии, в особенности государственная идеология, категорически не должна быть зависимой - тем более зависимой от заведомо враждебных и общественно опасных идей. А такая зависимость неизбежно в пользу общественно-опасных идей и обернется. Но мы не имеем никакого права позволять фашизму стать лидирующей политической системой.
Так как же тогда победить фашизм? Именно победить, а не годами и десятилетиями с ним бороться?
Масло вместо пушек
Для того чтобы решить поставленную выше задачу, небесполезно обратиться к опыту пусть и молодежного, но на текущий момент самого массового российского антифашистского движения. Речь идет, конечно, о движении "Наши".
В идеологии этого движения есть два основных элемента - собственно борьба с фашизмом и стремление к кадровой революции, к замене старой, "пораженческой" элиты, несущей ответственность за ухудшение экономического и внешнеполитического положения нашей страны в период ельцинских реформ. Этот тезис не ситуативный, не ответно-реактивный, а подлинно позитивный, содержащий в себе справедливую заявку на совершение важного, давно назревшего для России процесса.
Эти элементы должны сочетаться между собой, и от того, каким будет это сочетание, зависит эффективность и успешность организации. Если "кадровая революция" станет второстепенной задачей перед все нарастающей антифашистской риторикой и если эта риторика превратится в паранойю по механизмам, описанным во втором пункте статьи, - нет лучшего подарка как для маргинальных националистов, так и для подлинных идейных фашистов. Но если антифашизм будет разумным и сильным инструментом, подчиненным решению главной задачи - созданию новой элиты, элиты российского будущего, то движению практически обеспечен успех.
Подлинно позитивной идеологией в современном мире, передовые государства которого поняли бесперспективность тоталитарных методов управления, может быть только идеология устойчивого развития, целью которой является достижение все большей свободы самореализации и благосостояния людей. Эта фундаментальная цель не должна приноситься в жертву коньюнктурным или тактическим задачам. Тем более она не может быть заменена постоянной словестной пикировкой с отжившими, человеконенавистническими идеологиями. Нужно не дискутировать, не писать прокламации, а навсегда отбросить эти идеологии - ибо с каждым упоминанием о себе они медленно, но верно реабилитируют себя в сознании людей.
К строительству нашего будущего мы сможем приступить только тогда, когда мы закончим спиритические беседы с духами Гитлера и Муссолини, пусть даже и в формате спора.
Закончим раз и навсегда.