Апокалипсис обычно не попадает в детские библии, и это лишает нас удовольствия быстро понять христианство до конца посредством листания комиксов. Кстати, Апокалипсис - это как раз про то, чем кончается христианство.
А что раньше знали об Апокалипсисе рокеры? Сущую ерунду: сладкую песню про "Город золотой", совместными усилиями Хвоста и БГ.
Теперь, однако, есть песня Кинчева "Всадники", пересказавшая аж половину 6-й главы Апокалипсиса, с припевом из другой главы. Там уже ничего сладкого, а все горькое: звезда полынь (Апок. 8, 11) в каждом припеве и четыре всадника (Апок. 6), один другого страшнее.
Это конец? Тот конец света, о котором говорит Апокалипсис?
Это конец, но, скорее, тот, о котором говорит Умка, а не Апокалипсис.
У меня уже давно появился мой собственный рецепт узнавать о том, что происходит с нашими рокерами: спросить Умку, а вовсе не Апокалипсис. Умка - литературовед и вообще человек основательный и наблюдательный, а что она пишет культурологические статьи в форме песен - так это ее право, а мы должны чужие капризы уважать. Боюсь, однако, что если я ограничусь "ссылой" на Умку, то не всем будет понятна ее слишком специальная терминология. Поэтому я постараюсь изложить то же самое на менее эзотерическом языке, а Умкиными словами только резюмировать.
* * *
Четыре всадника Апокалипсиса, звезда Полынь - это в общем-то то, что надо. Тут и суть христианства, и конец света, и вообще красиво. Кинчев неплохо выбрал. И что же у него получилось?
Первый всадник - на рыжем коне - война, рок (во всех смыслах этого слова), огонь, он же и звезда (это для экономии места, чтобы не ждать до звезды из 8-й главы). "Не мир он несет, но меч" - фраза немножко не из Апокалипсиса, но все равно хорошая. Это слова Иисуса (Евангелие от Матфея, гл. 10, стих 34; то же самое в Евангелии от Марка, гл. 14, стих 43), но они тут к месту: во-первых, это тоже такие слова, которые никогда не попадают в детские библии, а, во-вторых, в Апокалипсисе все всадники все равно посылаются Иисусом, поэтому не грех для экономии места всех их слегка отождествить - то есть сделать их просто разными образами Христа. Богословская вольность, но художественно допустимая: она не перевирает христианство по сути.
Рыжий (огненный) конь Апокалипсиса - это и в Апокалипсисе война, так что образ верен. И заранее скажу: остальные три образа тоже получились похожими - тоже не перевирают Апокалипсис, а лишь по-своему рисуют то, что там на самом деле сказано. Но посмотрим, что там дальше.
Второй всадник - на вороном коне - образ справедливости и суда. Что Кинчев дал ему какую-то "меру Отца" - так это продолжение той же самой его художественной вольности: отождествление всадника с Христом.
Третий всадник - на бледном коне - смерть. Опять все на месте.
Четвертый - на белом коне - победитель, держащий лук и носящий венец победы. Кинчев толкует белый цвет как свет ("свет Откровения" - то есть Апокалипсиса, что по-гречески и означает "Откровение"), и правильно делает: именно такова тут символика цвета, которую и на самом деле надо было объяснить.
Каждый раз с каждым всадником мелькает какое-то небиблейское слово "опричник", но все остальные детали вроде бы подходящие... В деталях вообще неплохо получилось.
Но только в деталях. Потому что на уровне целого начинается "лажа".
Она выдает себя сразу перестановкой всадников: в Апокалипсисе победитель на белом коне появляется первым, а потом начинаются всякие ужасы. Никакого хэппи-энда. Или (еще дальше - аж в 21-й и 22-й, самых последних, главах) хэппи-энд все-таки наступает, но очень уж специфический (кстати, это именно о нем пытались спеть Хвост и БГ).
А в детской библии Кинчева, выходит, перепутались картинки: первая стала последней, а последняя первой. Вот так и у Кинчева: картинки библейские, а расставились криво: пугал-пугал ужасами, а потом все равно не вынесла душа поэта и всех успокоила. Мол, все равно в обиду нас не дадут. Приедет барин на белом коне и всех спасет. А до этого он же, надо полагать, за всех повоюет, всех рассудит и всех, кого надо, умертвит.
Такой вот мессидж. Ну и к чему он это?
* * *
Позволим себе немного пояснить, что же такого в христианстве, что испугало даже смелого Кинчева, христианские песни которого - сплошной вызов гуманизму, интеллигентности и прочим псевдохристианским лжеучениям. Чего он не понимает в христианстве и поэтому не договаривает? (Мысль о том, что он мог бы не договаривать сознательно, я полностью исключаю.)
Он не понимает, что христианство не от мира сего на самом деле. Это может быть не страшно, только если над этим не задумываться. А если представить себе, то начнет действовать психологический механизм защиты, называемый "вытеснение": подсознание будет нам вместо одних житейских ценностей, от которых мы отказываемся, подсовывать другие, за которые мы будем цепляться якобы ради самого же христианства.
Кинчев в этой песне обозначил такие ценности абсолютно четким словом: "опричник". Сейчас это символ тех, кто особо почитает (и даже возводит в святые) Ивана Грозного именно за его опричнину и прочее "наведение порядка". Такой вот патриотизм. По иронии судьбы (иначе формулируемой русской пословицей "Бог шельму метит") идолом наших "православных патриотов" стал тот самый царь, который по всем церковным канонам должен почитаться совершенно отпадшим от Церкви и на войну против которого святой старец Артемий благословлял князя Курбского, своего преданного православию духовного сына.
"Опричник небес" - это, понятно, не опричник Ивана Грозного, но ведь и не на небесах его опричнина. Получается, что это какой-то опричник, посланный нам. Да так и по картинке выходит: ведь это именно нам посылаются всадники Апокалипсиса.
Вот тут и получается "лажа": вместо неотмирного христианства - привлечение неотмирных сил в наши вполне мирские дела, с надеждой на какой-то сомнительный хэппи-энд, который и претендует на окончательный конец истории. И это таки конец?
Апокалипсис кончается совсем по-другому. Там нет и не может быть никакой победы на земле. Хэппи-энд - в новом и грядущем граде Иерусалиме, только там и нигде больше, а мир - гибнет.
Интеллигентные Хвост и БГ спели нам о Новом Иерусалиме ("город золотой"), забыв сказать, что не мечтать о нем надо, а брать штурмом (именно так переводится дословно выражение Христа из Евангелия от Матфея, гл. 11, стих 12: "Царствие Небесное берется штурмом, и только идущие на штурм захватывают его"). Брутальный Кинчев только и поет что о штурме да о войне, только теперь уже не сразу понятно, куда бежим и что штурмуем. Это, впрочем, он дал понять намеком: получилось - что всего лишь банальный патриотизм. А где же тут небеса? Все наоборот: даже "небесных опричников" - и тех побеспокоили сойти на землю.
Два тезиса у меня не вызывают никакого сомнения: 1) патриотизм хорош для любой страны, 2) русский патриотизм сейчас нужен для православия. Но у Кинчева я вижу третий тезис, совсем другой: патриотизм - это автоматическое выражение православия. Как будто можно ориентироваться на то, чтобы быть русским, и это сделает тебя православным.
Нет, не сделает.
Кинчев нашел в христианстве много против интеллигентности и гуманизма, но забыл поискать, а не то нашел бы ровно столько же против патриотизма.
Вот апостол Павел: "не имеем здесь пребывающего града (или можно перевести "государства", по-гречески это одно и то же слово), но стремимся к будущему" (т.е. к тому самому Новому Иерусалиму; Послание к Евреям, 13:14). И о том, что родина у христиан может быть только на небесах, очень ясно опять говорит апостол Павел: "Ибо наша страна гражданства (буквально перевожу греческое слово) на небесах есть" (Послание к Филиппийцам, 3:20).
А вот раннехристианское "Послание к Диогнету", начало II века:
"Христиане не различаются от прочих людей ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями. <...> Но обитая в эллинских или варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаям тех жителей в одежде, в пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни. Живут они в своем отечестве, но как пришельцы (можно перевести "как иностранцы"). Имеют участие во всем, как граждане, и все терпят, как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество и всякое отечество - чужая страна".
Из последней фразы видно, что христиане и не против патриотизма, и не за патриотизм, а вообще по другую сторону от таких вещей, как патриотизм, родина, народ. Отождествлять христианство с подобными ценностями - это такое же заблуждение, как заблуждение интеллигенции отождествлять христианство с гуманизмом.
Христианство вообще не имеет "своих" интересов в земных конфликтах. Оно никогда не становится одной из сторон ни в одной из земных войн. Но это не означает, что христиане - это дети цветов. Make love not war - это не христианский девиз. Христианство старается вмешиваться в земные конфликты, но именно в качестве третьей силы. У христианства нет на земле верных союзников, все его земные союзы - временные и прагматические. Это потому, что все земное очень легко из друга христианства превращается во врага или наоборот.
Христианство может использовать для своих целей государство, а может - врагов государства. Политические воззрения - это никогда не прямое следствие из христианства, а только понимание (почти всегда спорное) теми или иными христианами целесообразности для христианства того или иного развития событий.
Сегодня, мне кажется, христианство должно быть в союзе с Россией, должно поддержать ее в нынешней необъявленной войне. Но это всего лишь мое мнение, а отнюдь не учение Церкви. Тот, кто думает ровно противоположным образом, имеет ровно столько же прав называться христианином.
Не так опасно ошибиться в политике, как опасно забыть о смысле христианства.
Мы это уже проходили в России до 1917 года с ее слишком государственной церковью, и эти ошибки повторяет Кинчев.
Но не надо запутывать себя в любви к России, когда нужно выбрать главное: любовь к Богу. Точно так же, как не надо запутывать себя в семье, квартире, машине и в служебной карьере. Все эти вещи имеют очень разную ценность, но если их поделить на ценность Бога, то у всего этого ценность окажется одинаковой и равной нулю.
Евангелие говорит нам, что надо искать прежде Царствия Божия, а все остальное, житейское, нам приложится само (Евангелие от Матфея, гл. 6, ст. 32-33). Имеет смысл ему поверить. Вера в Бога одинаково не идет "в пакете" с верой в Россию и с верой в "человечество". Она бывает или сама по себе, или это вера не в Бога, а во что-то очередное житейское, хотя бы и в Россию.
Если этим пренебречь, то получится как в песне Умки о том, как бывает, когда человек начинает ценить слишком общечеловеческие ценности. Теперь, пожалуй, эту песню можно процитировать, так ее специальная терминология должна уже стать понятна:
Ты сидишь на стуле, держишь нож и вилку,
Ты "Войну и Мир" [а также Библию] листаешь как "Мурзилку",
Ни один мустанг не скачет по затылку,
Ни один не [наиболее специальный термин все-таки пропускаю] мент...
Дальше там, в этой песне, все развивалось плохо. Одному погрузившемуся в тягучий блюз рокеру еще, может быть, повезет так все до смерти и листать Библию, но основная масса поддавшихся патриотическому православию детей поступит именно так, как типический герой Умки и как поступил в своей массе когда-то православный русский народ в 1917 году:
...И ты находишь бычок по привычке,
Ты уныло берешься за спички,
Ты поджигаешь всю эту контору,
И ты знаешь, что это конец...
конец...
По имени Рок,
По жизни Звезда,
По крови Огонь,
По судьбе Борозда,
По вере Любовь,
По религии Крест,
По сути Опричник Небес.
На Рыжем коне
Он движется в мир.
Рубцы городов,
Бородавки квартир
Врачует война,
Землю не уберечь,
Не мир он несет, но меч.
По имени Суд,
По жизни Обвал,
По крови Баланс,
По судьбе Ритуал,
По вере Любовь,
По религии Крест,
По сути Опричник Небес.
Он движется в мир,
Его конь Вороной,
И зоркий дозор
У него за спиной.
Он враг полумер,
Он свидетель конца,
Имеющий меру Отца.
Все,
чем дорожит зверинец,
Меч
срежет с лица земли.
Так
меру вершит Кормилец.
Горькая правда полынь,
Пока не многим знаком этот вкус.
И только этой горечи болью сродни
блюз.
По имени Смерть,
По жизни Коса,
По крови Кристалл,
По судьбе Полоса,
По вере Любовь,
По религии Крест,
По сути Опричник Небес.
Он движется в мир
На Бледном коне,
И четверть земли
У него в табуне,
А следом торжественно
Шествует ад,
И шахты Геенны горят.
Все,
чем дорожит зверинец,
Смерть
испепелит за час.
Так
мир рассечет Кормилец.
Горькая правда полынь,
Пока не многим знаком этот вкус.
И только этой горечи болью сродни
блюз.
По имени Свет,
По жизни Закон,
По крови Руда,
По судьбе Перезвон,
По вере Любовь,
По религии Крест,
По сути Опричник Небес.
На Белом коне
В мир движется он,
Победой овеян
Его легион.
Солдат-венценосец, Спасителя лук
Он принял в руки из рук.
Все,
чем дорожит зверинец,
Лук
перечеркнет стрелой.
Так
мир исцелял Кормилец.
Свет Откровения свят,
И тайну не вручишь словам,
Но я все же пою этот блюз
ВАМ
Москва. Покровка. 17.11.2000