От редакции. Уже завершились серьезные январско-февральские волнения французских студентов, недовольных реформами, предложенными Николя Саркози. На днях президент Франции вновь сделал заявление, однако на сей раз не о высшей школе и не публичное – о лидерах европейских государств. Несмотря на то, что произносилось оно в узком кругу доверенных лиц, информация просочилась в СМИ. Теперь, когда к Франции вновь приковано внимание всего мира, мы можем вернуться к недавним протестам, произошедшим из-за предлагаемых Саркози реформ высшего образования.
* * *
В настоящее время, студенты, преподаватели и исследователи в огромном числе университетов более не устраивают забастовок, которые проходили даже в тех институтах и на тех факультетах, которые, как правило, не протестуют совершенно. Из восьмидесяти университетов, забастовка охватила шестьдесят два, около половины занятий проходят в штатном режиме. Примерно семьдесят пять университетов послали своих представителей в Париж для участия в совете "национальной координации".
Эти университетские выступления масштабнее, нежели в 2006 году, когда студенты инициировали кампанию сопротивления "CPE" (контракт первого найма), предусматривающего предоставление работодателю дополнительных полномочий по увольнению работников, впервые нанявшихся на работу. По свидетельству одного из лионских студентов, новизна нынешних выступлений касается не только размаха самого движения, но и его видов. Университеты не просто "блокируют", в некоторых городах, например в Лионе или в Монпелье, их "оккупируют".
Пятого февраля 2009 года, демонстранты, численность которых оценивалась от 27 тысяч (согласно данным полиции) до 56 тысяч (согласно мнению организаторов) вышли на улицы во всех городах Франции. Девятого февраля, видимо полагая, что правительство не приняло демонстрантов всерьёз, на улицы были выведены по разным подсчетам от 163 тысяч до 220 тысяч человек. В демонстрациях участвовали от 48 до 69% учителей младших классов и от 21 до 50% старших. И движение это следует анализировать в контексте общей волны недовольства политикой правительства Франции в сфере образования.
Официальная версия реформ
Роль катализатора, активизировавшего уже несколько месяцев тлеющее недовольство государственного сектора, сыграло выступление президента Франции Николя Саркози от 22 января. В нем он, обращаясь к аудитории, состоящей из руководителей предприятий, исследовательских центров и директоров учебных заведений, заявил, что исследования и инновации – это "ключ" борьбы с кризисом – ключ, дающий шанс ускорить модернизацию устаревшего устройства и изменить менталитет французов.
Почему эти перемены должны произойти именно теперь? С точки зрения Саркози, недавние успехи французской науки – исключения ("то самое дерево, за которым не видно леса"). На самом деле образовательная система Франции находится в бедственном положении, результаты ее деятельности отрицательны. Современная Франция отнюдь не среди лидеров в области инноваций. Виноват же в этом консерватизм, способствующий "слабости" и "инфантилизации" системы образования. В настоящее время ни один французский университет не входит в "Top 20" Шанхайского академического рейтинга. По сравнению с Англией Франция проигрывает в числе публикаций исследователей. Кроме того, низко число используемых промышленными предприятиями инноваций, как будто – это излишняя роскошь. Вопреки налоговому стимулированию государства участие частного сектора в финансировании исследований незначительно.
Отсюда и ответ государства – новая "научная политика". Она предполагает повышение финансирования государством университетов. Кроме того, предполагается реализовать так называемый "План Кампус": десять отобранных проектов различных университетов будут финансироваться государством. Среди других инноваций то, что период написания диссертации будут рассматривать в качестве профессиональной занятости. Также было принято решение предоставить университетам право самим определять, кто из преподавателей-исследователей будет получать финансирование. Наконец, предоставили налоговые послабления тем предприятиям, которые решат использовать на своих производствах инновационные технологии.
Критика плана правительства
Множество раз подчеркивалось, что образование и исследования становятся "безусловными приоритетами" в тот момент, когда речь идёт о сбережениях. На деле же речь идет о политике массового сокращения государственных расходов. Бюджет министерства образования увеличивается менее быстрыми темпами, чем растет инфляция, а, следовательно, он серьезно уменьшается. Если поверить аналитическому отчету Одье, Франция за сорок лет перешла с 3-ого на 16-ое место в мировом рейтинге финансирования исследований на душу населения. Когда в 1995 году президентом Франции был избран правый политик, Франция в этом рейтинге занимала седьмое место.
Однако теперь Саркози утверждает, что хотя все правительства всегда утверждали, что научные исследования являлись приоритетом, именно он первым начинает действовать в этом направлении. Но пока, по статистике Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), за шестнадцать последних лет бюджет исследований во Франции систематически снижался.
Также следует помнить, что поддержка государством частных исследований имеет решающее значение. К примеру, программа "Исследовательского Кредита и Налога" первоначально была создана, чтобы помочь Малые и средние предприятия (PME), но затем максимальный уровень помощи был поднят, и сегодня она выгодна скорее большим предприятиям, нежели малым. Однако до сих пор инвестиции частного сектора достаточно малы. Если исключить большие промышленные планы, то по "академическим исследованиям", Франция находится на 18-ом месте, опустившись ниже Турции. По уровню финансирования студентов она находится на 16-ом месте.
Бесспорно, инвестиции частных предприятиях в университеты низки. В США частные предприятия обеспечивают только 5% прикладных исследований университетов, государство же дает 60%. Трудно использовать этот образец, чтобы оправдать сокращения капиталовложений государства в вузы. Несмотря на то, что в этом году объявили увеличение бюджета образовательных учреждений на 15%, а к 2012 году это повышение обещает достичь 50%, бюджет университета Париж-11, один из десяти "кампусов", который прославился Нобелевской и Филдовской премиями, не увеличили. Соответственно, встает вопрос, что ждет остальные университеты, если так помогают "избранным"?
Очевидно, что значительная часть научного сообщества почувствовала себя обиженной тем презрением к науке и "интеллигенции", которое было свойственно Рейгану и Тэтчер. Однако, эта политика была вызвана к жизни не кризисом, ее долго подготавливали.
В чем состоят реформы?
Во Франции преподавателей набирают с помощью конкурса. Количество мест постоянно и стремительно сокращается. Довод в пользу сокращения следующий: учеников становится меньше. Странно, но в тоже время государство нанимает людей с помощью договоров – той особой процедуры, которая используется в исключительных случаях нехватки людей. Эти "contractuels" могут не иметь диплома, им платят меньше, чем обычным учителям, а также им не сохраняют содержание во время отпуска. Едва ли можно поверить в то, что качество образования в таких условиях сохраняется.
Первая реформа, против который выступали демонстранты, - это "masterisation", она касается формирования и набора преподавателей. Здесь предполагается, что для того, чтобы занять должность преподавателя без конкурса, достаточно иметь степень "master". Это не что иное, как усреднение положения нынешних "contractuels". Одновременно сокращают период производственной практики "en alternance". Время стажировки сокращается до минимума, причем только 50 из 140 тысяч кандидатов смогут стажироваться в тех или иных местах.
Также серьёзно следует воспринимать и новое различие между двумя видами "master": master педагогики (для большинства) и мастер исследований (для лучших выпускников). Для последних будут существовать конкурсы, хотя добиться успеха в них станет труднее. Уже сейчас программы конкурсов требуют целый год одной только подготовки. Теперь же кандидаты должны будут одновременно проводить научные исследования и готовиться к преподаванию. Это позволит государству сократить Университетские Институты Формирования Учителей (IUFM). Но не исчезнет ли в таких условиях профессия методиста? Разве достаточно знать предмет, чтобы его преподавать? Разве урок может быть приравнен к чтению текста вслух? Разве "преподаватель" в таких условиях – все ещё профессия? Как указывает один известный генеральный инспектор: сегодня "преподаватель стал похож на клинициста от педагогики - он должен быть способен понять то положение, в котором находятся ученики, предупредить их затруднения, и при случае, исправить эти затруднения". Эти новые требования предполагают более содержательную подготовку преподавателей, которая бы включала в себя психологию, социологию, дидактику, историю школы. С точки зрения реформаторов, все это уже достигнуто.
Вторая реформа касается статуса преподавателей-исследователей. Чтобы понять значение этой реформы, необходимо обратиться к закону о статусе университетов, принятому полтора года назад, и закону Закону о свободах и обязанностях университетов ("LRU"). Государственные органы подчеркивают непоследовательность нынешних выступлений студентов, поскольку эта новая реформа частично является последствием закона о "LRU". Его можно резюмировать следующим образом: утверждение автономии университетов. Этот закон ослабляет полномочия административного совета (меньше членов, меньше квота для студентов и персонала университета) и укрепляет власть директора: теперь он сможет нанять "contractuels", получив право вето на назначения, а значит от него зависят размер и распределение надбавок. Статус директора, таким образом, приближается к статусу руководителя предприятия. Впрочем, университеты получают возможность самостоятельно управлять собственным бюджетом.
Новый декрет о статусе преподавателей-исследователей устанавливает изменения ("modulation") их обязанностей. А это значит, что они "смогут" либо увеличить собственную педагогическую нагрузку, либо наоборот сосредоточиться на исследованиях: больше преподавания или, наоборот, исследовательской работы.
Декрет оговаривает, что лучшие смогут сосредоточиться на исследованиях. Логическое следствие этого – читать лекции станут "неудачники". Преподавание уже сегодня считается наказанием, ученикам предоставляют в качестве преподавателей тех, кого считают плохими исследователями и неважными преподавателями. Но, как утверждается, ныне образование стало приоритетом правительства.
Принцип "modulation" приводит к ключевой теме "оценки" ("évaluation"). Президент Франции настаивает на том, что он первым вводит "оценки" в профессию преподавателя. Но это неверно. Существует учреждение, Национальный совет университетов (CNU), занимающееся наблюдением за карьерами. Однако его мнение лишь консультативно, пока право оценки принадлежит лишь президентам университетов. Возникает вопрос: как человек (например, историк), не освоив лингвистики, сможет давать оценку компетентности филолога?
Общая стратегия?
Очевидно, что цель вышеприведенных реформ – положить конец независимости образования и знаний от власти. Что шокирует, так это отсутствие переговоров и дискуссий. Например, в 2004 году при премьер-министре Раффарене парламент спонтанно организовал комиссию для исследования данного вопроса. Правительство отреагировало созданием собственной параллельной комиссии. Перед лицом нелепости подобного положения парламент добился слияния двух групп. Итог работы объединенной группы – восемьдесят девять страниц конкретных предложений, легших в основу общего проекта реформ. Цель же этих реформ – лишить образование автономии, которая хотя и является необходимостью для любого исследователя, но в тоже время служит прибежищем для потенциальных диссидентов.
Официальная точка зрения, поддерживаемая большинством населения, гласит, что преподаватель – привилегированная профессия. Ведь учитель получает зарплату и летом, то есть в период, когда он не работает. Кроме того, часто отмечается, что чтение лекций занимает меньше времени, чем работа за станком у рабочего, хотя подготовка последнего требует примерно такого же времени, сколько обучение первого. Если слушать правительство, то окажется, что преподаватели выступают лишь за повышения зарплаты.
Однако если быть честным, то проблема повышения зарплаты не является первостепенно важной. Она становится таковой только в том случае, если речь идёт о молодых докторах, ожидающих поста ("post-docs") и персонале вроде техников. Преподаватели во Франции принадлежат к среднему классу и получают достойную зарплату, хотя она ниже зарплаты государственных служащих. Финансовый вопрос значим, но в ином смысле. К примеру, возьмём университет Монпелье-3. Его бюджет на первый взгляд слегка уменьшен в результате кризиса. Государство явно уменьшило финансирование платы за электричество, отопление и так далее. Это значит, что для оплаты технического обслуживания университета приходится использовать деньги, предназначенные для помощи студентам, что побуждает университет к "социальному" отбору.
Атака на преподавателей и исследователей отнюдь не столь безобидна, как могло бы показаться. Цель ее - "изменить наш менталитет", "изменить культуру". Это проект создания нового идеала общества, проект производства людей, которые думают и действуют по-новому. Истинная цель реформы – разрушить любую потенциальную оппозицию, критический оплот, традиционно голосовавший за левых. Избранный метод более радикален, чем просто заставить замолчать оппозиционные силы: разрушаются социальные условия их образа жизни.
"Реальность", "движение", "идеология"
Официальные лица используют в своей речи достаточно типичные слова, которые можно резюмировать в одной фразе: "реальность" такова, что "идеология" "сил консерватизма" "без объективной причины" препятствует "движению" к "миру". Понятие "иделогии" имеет двоякий смысл. Во-первых, это обвинение, которое бросают всем критикам реформ. Так Саркози использовал его против мэра Парижа, Деланоэ. Называя "реакционными" тех, кто принадлежит к "передовым" партиям, президент разрушает всякую возможность различения "правых" и "левых". Левые больше не ориентируются на "прогресс" и "перемены", а правые больше не называют себя "консерваторами", хранителями прошлого порядка. Ось правые-левые стала осью времени, левые оказываются чем-то ущербным, несоответствующим правым.
Во-вторых, Саркози часто сам отрекается от всякой идеологии. Это не значит, что у него отсутствуют какие-либо "идеи", это означает, что политика не зависит от внешних абстрактных идей и логик, от пустых идеалов, от априорных рассуждений; это означает, что политик делает только то, что следует сделать. Но непризнание идеологии, притязание на полное ее отсутствие, в конце концов, соответствует одному из определений идеологии.
В таких условиях речь политика становится единственным возможным выражением "объективных фактов". Это опасно, так как ставит под угрозу возможность критики и свободу мысли, – вот почему эти реформы можно считать вредными. Если "нужно прагматически определить, что есть самое лучшее", если "это не вопрос идеологии, не вопрос правых и левых, а вопрос о здравом смысле", то любая борьба, все возражения, любая критика доминирующей модели, все дискуссии являются только уздами, препятствующими максимально быстрому движению вперёд.
Школа, идентичность, безопасность
Невозможно не видеть связь школьной политики с более общими проблемами, волнующими правительство. Место школы переопределяет тема "национальной идентичности". Саркози требует, чтобы в школе усваивали "знания и уважение ценностей и эмблем французской республики, трёхцветный флаг, Марианну, национальный гимн". Но во Франции слова о "нации" и "Родине" - удел, прежде всего, крайне правых, и слово "национализм" имеет явно уничижительную коннотацию. Это отчасти связано с мрачным воспоминанием о режиме Виши и его девизе: "Работа, семья, родина". Вероятно, трудно составить себе представление об этом, не зная истории страны, не живя среди ее жителей.
Идея президента возрождает миссию школы XIX века: объединение провинций, укрепление чувства принадлежности к одной группе, борьба против всех локальных особенностей. Но дабы эта идея не осталась поверхностной, необходимо вспомнить, что символы, ныне узурпированные крайне правыми, являлись символами революции, а значит были, прежде всего, символами республиканскими. Но разве не парадоксально ссылаться на них, когда преподавание истории в лицеях становится просто факультативным занятием, а часы, отведенные на изучение истории, в школах постоянно снижаются?
В то же время правительство запросило у директоров школ информацию о каждом ребёнке для создания базы данных ("Base-élèves"). Таким образом, современная школа становится средством контроля, облегчая возможность наблюдения и слежки за людьми. Многие выступали против подобного вмешательства в частную жизнь граждан и добились изъятия некоторых данных из составленных баз данных: в частности, принадлежности к тому или иному общественному классу, данных о семейном положении, о затруднениях в учебе. Некоторые продолжают изобличать дискриминационную природу иных данных: родного языка и происхождения.
Вопрос о приоритетах
Однако не следует думать, что система образования Франции лишена проблем. Они существуют. Например "локализм": при существовании свободного поста в каком-либо университете, бывший студент этого университета имеет в восемнадцать раз больше шансов получить его, чем человек, с этим университетом не связанный. Но новая система, которая якобы должна исправить это, на деле увеличивает риски "клиентелизма" и непотизма. По некоторым данным, из четырёх преподавателей-исследователей, один не является членом какой-либо лаборатории. Можно предполагать, что они не проводят исследований. А разве работать в одиночку невозможно?
Статистика часто скрывают значимость сотрудничества между подобными одиночками. Можно публиковать работы, будучи исследователем-одиночкой. Даже среди членов лабораторий почти четверть является "не публикующимися" учеными. Но подобный ярлык отнюдь не значит отсутствие публикаций, просто это означает, что их количество не соответствует установленной квоте на публикации в неких журналах. Смешно, но Эйнштейн и большинство философов, несомненно, считались бы "не публикующимися".
Ныне ценность исследователя определяют количеством цитат из его статей или книг в других работах. Первое следствие этого: принцип "publish or perish" (даже при отсутствии нового открытия). Второе следствие: количество превосходит качество, то есть можно опубликовать статьи, сходные по содержанию, или искусственно разрезать статью на кусочки. Третье следствие: униформизация – заниматься модными исследования означает автоматически увеличить количество собственного цитирования. Кроме того, опять постулируется, что большинство всегда право, что наносит вред исследователям-оригиналам. Четвёртое следствие: шантаж (позволю тебе опубликоваться в моём журнале, если ты позволишь мне опубликоваться в твоём; я цитирую тебя, если ты цитируешь меня). Это реально угрожает независимости и интеллектуальной свободе исследователей.
Как оценить преподавателей? В настоящее время существует институт инспекторов, но считается, что их контроль слишком мал. Альтернативой им выдвигают идею оценки студентами. Исключить эту идею полностью нельзя, но необходимо предусмотреть и ограничить способы давления, шантажа, демагогии. Главная проблема, как нам говорят, это проблема уровня преподавателей. Но это не проблема отдельных людей, ибо в принципе дети учатся вместе. Тут не стоит вопрос о том, как бы нанять меньше преподавателей. Если бы речь шла об этом, то интернет сегодня дал бы возможность довести до крайности логику домашнего обучения. Даже раньше, когда детей привилегированных классов воспитывали наставники, такие дети регулярно встречались. Проблема уровня – это в значительной степени коллективная проблема. Чтобы управлять классами, надо развивать сотрудничество между преподавателями, а не культивировать систематическое соперничество. В противном случае преподаватели будут постоянно сваливать ответственность за неудачи друг на друга.
Ныне превозносимая индивидуалистическая логика ведет к постоянной охоте за козлом отпущения. В то же время растет процент малограмотности. Конечный школьный экзамен (baccalauréat) стал для многих детей пустой формальностью: его сдают восемьдесят процентов. И принципиально решено, что процент этот ниже не будет.
Бытует мнение, что необходимо ввести более строгие критерии оценки. Однако при этом забывают, что в школу ходят не для того, чтобы сдать экзамен. Дети – это не просто взрослые в миниатюре. Нам упоминают о поразительном контрасте между высшими школами и университетами во Франции. В университетах чаще всего нет вступительных экзаменов, в результате они оказываются переполненными, а перспективы их выпускников зачастую – сомнительны. Существуют факультеты, на которых уже давно не было ни одного успешного выпускника. Согласно статистики ОЭСР, по уровню обучения чтению и математике Франция занимает семнадцатое и девятнадцатое места из тридцати возможных.
Можно поддерживать элитарную систему образования, только тогда не надо бояться высказывать свои взгляды, а надо установить вступительные экзамены во всех университетах, как это делается во многих странах. Но если цель – установление настоящего равенства перед экзаменами, то самую лучшую подготовку должны давать государственные школы, а не частные учреждения. А это несовместимо с логикой сокращения бюджетных ассигнований в школах. Необходимо увеличивать число часов, отводимых на освоение математики и языка, но нельзя приносить в жертву предметы, развивающие любознательность и наблюдательность.
Эпилог
Надо признать, что, конечно, существуют студенты, которые не участвуют в забастовках, но в то же время радуются отмене занятий. Конечно, не все демонстранты имели ясное представление о том, что они делают и ради чего. Конечно, есть студенты и преподаватели, которые сожалеют о стачках.
Демонстранты – это не только вечные протестующие "активисты". Открытые письма, петиции множатся, их посылают члены самых престижных учреждений со всей страны: Академия наук, Университетский французский институт и т.п. Сам лауреат Нобелевской премии Фер с другими учеными назвали эту политику правительства "самоубийственной". Даже в журнале "Nature", известном своим критическим отношением к французской системе образования, можно прочитать: "Эта речь [имеется в виду речь Саркози от 22-ого января. – РЖ] была типично мелодраматичным примером méthode Саркози и, если в ней заключена какая-то правда, то даже в этом случае, относиться к ней можно лишь как к карикатуре".
А что касается президента Саркози, то уместно задать ему вопрос, так ли уж нужно во время финансовых затруднений ослаблять государственный сектор, его достаточно дешевые и демократичные службы и социальные гарантии. Ослаблять их в тот момент, когда в них чрезвычайно нуждаются, когда они уменьшают воздействия кризиса на населения и когда страны, управляемые либералами, опять прибегают к помощи государства. Конкретный пример: цена записи студента в университет ниже аналогичной цены в России или США. Она неизбежно возрастет через несколько лет, когда автономные "университеты" должны будут искать частные деньги для компенсации от потерь при сокращении финансирования государством. Конечно, эта реформа входит в программу общеевропейских мер. Но этой Европе большая часть французов уже сказала "нет". Существуют люди, которые верят, что можно избрать иную модель развития, не просто ратифицируя экономические соотношения рыночных сил. Но в одном мы все же должны согласиться с президентом Саркози, который в июне 2008 год заявил: "Страна, которая не уважает своих преподавателей, это приговорённая страна".
Антуан Мюллер, Эколь Нормаль, специально для РЖ