Задушенные дефицитом

В первой половине ноября Великобритания впервые с момента прихода к власти консерваторов и либеральных демократов столкнулась с открытым общественным недовольством государственной политикой. Своей сценографией народный гнев оказался во многом сопоставим с волной уличного протеста, будоражащего Францию на протяжении всей осени. Сначала вышедшие на улицы Лондона тысячи студентов и преподавателей участвовали в сугубо мирной демонстрации. Однако постепенно она переросла в массовые беспорядки. Протестанты вступили в столкновение с полицией и причинили ущерб штаб-квартире Консервативной партии.

Студенческий бунт показал, что либерально-консервативный кабинет всё больше ощущает на себе побочный эффект от «удушения» бюджетным дефицитом и госдолгом. Тори и либдемы взяли бразды правления в свои руки, когда Великобритания стояла на грани финансового коллапса. При их лейбористских предшественниках страна долгое время жила «не по средствам». Рост социальных обязательств и расходов на государственный аппарат не подкреплялся должным развитием реальных секторов экономики. А разразившийся в 2008 году глобальный финансово-экономический кризис лишь подстегнул ничем не подкрепленные государственные ассигнования. В результате после парламентских выборов 2010 года страна оказалась перед тяжелым выбором. Ей предстояло либо повторить незавидную участь Греции, где крах финансовой системы привел к фактическому установлению внешнего правления со стороны ЕС, либо начать урезать расходы. Кабинет Дэвида Кэмерона и Ника Клегга выбрал второй путь.

Пойдя на масштабное урезание расходов, новые хозяева Даунинг-стрит столкнулись с тем, что проводимый ими курс оказался палкой о двух концах. Меры, содействующие снижению дефицита бюджета и государственного долга, одновременно оказывают «удушающее» воздействие практически на все стороны политико-экономической жизни королевства. Причем дело не ограничивается ударом по экономике и социальной сфере. «Рубить с плеча» ради достижения своих целей в этих областях тори не привыкать. В 1980-е годы консервативный кабинет Маргарет Тэтчер в ходе реализации неолиберального курса не остановился ни перед уничтожением целых секторов промышленности, ни перед массовыми волнениями, охватившими значительную часть страны. Не вызывает сомнений, что и студенческий протест никак не повлияет на планы правительства поднять плату за обучение в три раза.

Специфика эффекта «удушения» заключается в том, что жесткая бюджетная экономия подрывает основы внешней и оборонной политики коалиционного кабинета. Ради спасения национальной финансовой системы, либдемы и в особенности тори фактически наступают на горло собственной же песне, отказываясь от полноценного претворения в жизнь амбициозных планов, анонсированных в ходе избирательной кампании весны 2010 года.

Находясь в оппозиции, Консервативная партия заявила о необходимости возвращения королевства в области внешней политики к своим политико-дипломатическим «корням», особому пути Соединенного Королевства на мировой арене. Символом их подхода стала концепция «исконной внешней политики», вобравшая в себя наиболее убедительные образцы большого британского внешнеполитического стиля XIX-XX столетий. В понимании Консервативной партии только возращение к «самобытной» линии поведения в системе международных отношений могло обеспечить сохранение за страной статуса одной из влиятельных мировых держав.

Идея «самобытной» внешней политики интересна тем, что в ней содержится стремление части британского истеблишмента к преодолению всё более очевидного политического «дряхления» Европы в рамках одного государства. На фоне добровольного перехода ряда стран ЕС из разряда ключевых международных субъектов в категорию «моральных лидеров», отказа от деятельного участия в решении мировых проблем (особенно тех, которые требуют силового вмешательства), повсеместного сокращения оборонных расходов, консерваторы заявили о необходимости сохранения «глобальной вовлеченности» Британии в мировые политические процессы. Консервативный рецепт противодействия «европейской слабости» сводился к тому, что королевство должно было проводить наступательную внешнюю политику, опираясь на свой дипломатический корпус, вооруженные силы, членство в ведущих международных организациях и тесные партнерские связи с широкой группой стран в разных регионах мира. Только в этом случае Великобритания могла избежать того, чтобы скатиться к европейской «посредственности» и доказать остальному миру, что она ещё на что-то способна.

Однако «удушение» бюджетным дефицитом и госдолом привело к тому, что команда Кэмерона пока не смогла в полной мере воплотить в жизнь свои первоначальные задумки. Нельзя сказать, что «гора родила мышь», но практический облик «исконной» внешней и оборонной политики, очерченный коалиционным правительством в первые полгода своей работы, далеко не во всем сопоставим с оригинальным проектом, вышедшим из недр Консервативной партии.

Повинуясь необходимости урезать всё, что только можно, кабинет министров пошел на заметное сокращение военных расходов, сужая тем самым возможности для использования армии как «хирургического инструмента» внешней политики. Предполагается, что затраты на содержание вооруженных сил в течение четырёх лет будут уменьшены на 8% - до 34 млрд. фунт. стер.

Наступая на горло собственной песне, консерваторы были вынуждены вместо наращивания обороноспособности страны пойти на её добровольное ограничение. Причем под ударом оказались два наиболее важных сегмента британской военной машины – стратегические ядерные силы и ВМФ. Уайтхолл решил отсрочить процесс замены МБР подводного базирования Trident II D5 на пять лет. Одновременно до середины 2020-х годов было отложено строительство ПЛАРБ нового поколения, вместо находящихся на службе ПЛАРБ Vanguard. Кроме того, флот вместо двух авианосцев типа Queen Elizabeth получит лишь один. Эксплуатация второго должна продлиться всего лишь три года в статусе вертолетоносца, после чего он может быть продан. В случае реализации этих планов прежняя «владычица морей» рискует сравняться по военно-морскому потенциалу с Индией – своей бывшей колонией. Весьма символичным в этой связи выглядит интерес Нью-Дели к тому авианосцу типа Queen Elizabeth, который Лондон планирует выставить на продажу.

В этих условиях единственным подлинно действенным инструментом для воплощения «исконной внешней политики», имеющимся в распоряжении Даунинг-стрит, остается Форин-офис. Но даже и он не остался в стороне от бюджетного «удушья». Отдельные статьи расходов британского внешнеполитического ведомства были сокращены в угоду общему тренду экономической политики.

Но в сфере внешней и оборонной политики одними лишь негативными издержками финансового курса тори и либдемов дело не ограничивается. У трудностей с переходом к большой внешнеполитической стратегии в «типично» британской манере есть и куда более имманентные мотивы, не связанные напрямую с «удушением» от дефицита бюджета.

Несмотря на намерение оставаться в числе ведущих субъектов международной системы, британским элитам с каждым годом становится всё сложнее действовать на равных с другими глобальными державами. Удельный политико-экономический вес королевства неуклонно сокращается и предпосылок для остановки этой тенденции пока не видно. По ряду оценок, к 2015 году Британия рискует выпасть из десятки ведущих экономик мира, уступив не только Китаю, России, Индии и Бразилии, но даже Франции с Италией. «Играть по-крупному» на этом фоне весьма проблематично.

Ощутимым препятствием на пути к «подлинно британской» внешней политике выступает и уровень индивидуальных способностей ряда лиц, занявших апартаменты на Даунинг-стрит. За принятие конкретных решений там отвечают не солидные руководители, а субъекты, которым ещё только предстоит подтвердить претензии на этот статус. Прежде всего, это касается Кэмерона. В 2009 году президент США Барак Обама охарактеризовал будущего премьера как «легковесного политика». С приходом к власти у дальнего родственника Елизаветы II появилась возможность доказать обратное. Но пока явных симптомов к «увеличению веса» у него не наблюдается. Во внешнеполитических делах Кэмерон ведет себя как не слишком опытный игрок, не обладающий реальным пониманием международных проблем. Своими жесткими заявлениями по США, Афганистану, Израилю и Пакистану, сделанными в ходе серии летних зарубежных визитов, премьер проявил себя как политический деятель, не соблюдающий элементарных норм дипломатического приличия. Портят имидж главы британского кабинета и демонстративные знаки внимания, оказываемые им иностранным нуворишам, обосновавшимся на территории королевства.

Главная же трудность состоит в том, что делая ставку на возвращение к «исконной внешней политике», консервативный истеблишмент пребывает в далеко не свойственной для британской политической традиции концептуальной зависимости извне. Источником подавляющего большинства смысловых и институциональных нововведений для тори в настоящее время выступают США, бывшая колония, к которой ещё в XIX веке британский истеблишмент относился с нескрываемым презрением. Среди примеров «американизации» - создание Совета национальной безопасности (СНБ), разработка таких документов, как Стратегия национальной безопасности и «Стратегический обзор обороны и безопасности». СНБ королевства стал откровенной калькой с аналогичной структуры, существующей в Соединенных Штатах с 1947 года. Своих заокеанских прототипов имеют и британские доктринальные документы по вопросам внешней политики и политики безопасности. Это Стратегия национальной безопасности и «Четырехгодичный военный обзор», регулярно принимаемые каждой новой американской администрацией.

Привнесение на британскую почву норм политической практики Соединенных Штатов ведет к тому, что Лондон постепенно теряет свою интеллектуальную самодостаточность. Вместо «производителя решений и идей», в статусе которого королевство пребывало весь «исконный» период своего политического развития в XIX-XX веках, Британия последовательно превращается в их реципиента. Данное обстоятельство ослабляет её возможности по проведению оригинального внешнеполитического курса.

Тем не менее «точку невозврата» в сторону «посредственного» европейского субъекта Лондон ещё не прошел. У консерваторов и либдемов остаются возможности для укрепления «самобытного» статуса королевства в международных делах. Национальный истеблишмент сохраняет верность таким традиционным для себя качествам как инстинктивное понимание сущности национальных интересов и умение правильно корректировать внешнеполитический курс «по фактическому состоянию дел».

Основой для подобного подлинно британского поведения является неуклонный прагматизм коллективной позиции лидеров тори на правительственном уровне. В кабинете министров присутствуют такие опытные консервативные политики как Уильям Хейг, Иан Дункан Смит, Лиам Фокс и Эндрю Лэнсли. Большинство из них настороженно относится к перспективам европейского «усреднения» королевства и настойчиво поддерживает идею реализации политических предложений, сохраняющих его глобальный статус. Пул «тяжеловесов» готов отстаивать партийные проекты, даже в случае если они не имеют должной поддержки со стороны либерально-демократических партнеров по коалиции. Так, несмотря на противодействие команды Клегга, консерваторы смогли отстоять комплекс жестких мер в области миграционной политики и включить его в план действий кабинета. Большая часть партийной элиты прекрасно осознает, что без поддержания «твёрдой линии» по данному вопросу Соединенное Королевство рано или поздно превратится в неевропейскую страну, в которой исконное британское население окажется притесняемым меньшинством.

На внешнеполитическом направлении многое будет зависеть от поведения Хейга. В отличие от Кэмерона его вряд ли можно считать не слишком опытным «местечковым» политиком. За плечами «второго номера» в истеблишменте тори – работа в кабинете Джона Мейджора и руководство Консервативной партией. В период пребывания в оппозиции нынешний глава Форин-офис зарекомендовал себя как почитатель Уильяма Питта младшего и идейный последователь лорда Каслри. Уже одно только это выступает свидетельством его политической респектабельности. Кроме того именно Хейгу принадлежит основная заслуга в появлении концепта «исконная внешняя политика». Маловероятно, что глава британской дипломатии без боя откажется от собственного интеллектуального детища, капитулировав перед текущими политико-экономическими обстоятельствами.

Пока бывший лидер тори проявляет себя как весьма эффективный стратег. В меру своих возможностей он пытается следовать принципам «самобытной» линии активности во внешней среде, реализуя их в подлинно британском стиле. Наиболее показательным примером такого подхода стали усилия Хейга по нормализации политических контактов с РФ. Его октябрьский визит в Москву большинство обозревателей оценило как безрезультатный. Однако именно он дал «теневой» старт реальному пересмотру принципов взаимодействия между двумя странами в сфере политики. Спустя всего несколько дней после приезда британского министра Лондон с ответным визитом посетил руководитель Администрации президента РФ Сергей Нарышкин. Центральной темой его переговоров с высшим руководством британского СНБ и аппарата Кэмерона стало обсуждение возможности посещения королевства в 2011 году президентом РФ Дмитрием Медведевым. Это турне имеет все шансы ознаменовать собой подлинное «новое начало» в российско-британских отношениях, всецело соответствующее смыслу «исконной внешней политики».

       
Print version Распечатать