От редакции: В издательстве У-Фактория в серии "Философия" готовится к выходу издание перевода 1-го тома "Капитализма и шизофрении" - "Анти-Эдип". В своем первом и последнем телеинтервью Делез сказал, что вдвоем с Гваттари они походили на Бювара и Пекюше, пытавшихся создать огромную энциклопедию, включающую все области знания. Знаменитая книга "Капитализм и шизофрения" (а точнее, ее первый том "Анти-Эдип") представила принципиально новое понимание фрейдомарксизма. Она явилась не только теоретической работой, но и своего рода пособием по революционной борьбе. Сам Делез выделял в этом сочинении два основных аспекта - критику фрейдовского психоанализа и учение о капитализме в его отношении к шизофрении. В 1973 году он писал, что "Анти-Эдип" представляет собой попытку мыслить "против психоанализа, но в психоаналитических терминах".

Из предисловия к книге:

"Ошибкой было бы читать "Анти-Эдип" в качестве изложения новой теории, которая покроет все, которая наконец все объяснит и всех успокоит, которая, как нас уверяют, "так нам нужна" для нашей эпохи фрагментации и специализации, когда не хватает "надежды". Не нужно искать "философию" в этом необыкновенном изобилии новых понятий и удивительных концептов: "Анти-Эдип" - это не подделка под Гегеля. Я думаю, что лучший способ прочесть "Анти-Эдип" - это подойти к нему как к "искусству": в том смысле, в каком говорят, например, об эротическом искусстве. Ars erotica, ars theoretica, ars politica" (Мишель Фуко).

Революционная (на уровне предсознания) группа остается порабощенной группой, даже завоевывая власть, если эта власть сама отсылает к форме власти, которая продолжает порабощать и уничтожать желающее производство. Подобная группа в тот момент, когда на уровне предсознания она представляется революционной, уже демонстрирует все бессознательные характеристики порабощенной группы: подчинение социусу как устойчивому носителю, который приписывает себе все производительные силы, извлекает из них прибавочную стоимость и поглощает ее; излияние антипроизводства и смертоносных элементов в систему, которая именно по этой причине чувствует и считает себя все более бессмертной; феномены "развития сверх-я", нарциссизма или групповой иерархии, механизмы подавления желания. Напротив, группа-субъект - это та, чьи либидинальные инвестирования сами по себе революционны; она заставляет желание проникать в общественное поле и подчиняет социус или форму власти желающему производству; как производитель желания и желание, которое производит, она изобретает всегда смертельные формации, которые в ней самой не дают распространяться инстинкту смерти; символическим определениям порабощения она противопоставляет реальные коэффициенты трансверсальности, без иерархии и сверх-я группы. По правде говоря, все усложняется из-за того, что одни и те же люди могут в разных отношениях участвовать в группах двух типов (Сен-Жюст, Ленин). Или же одна и та же группа может демонстрировать две характеристики сразу, в двух различных, но сосуществующих ситуациях. Определенная революционная группа может уже принять форму порабощенной группы и в то же время в определенных условиях будет вынуждена по-прежнему играть роль группы-субъекта. Постоянно осуществляется переход от одного типа группы к другому. Группы-субъекты в результате разрыва постоянно отклоняются от порабощенных групп: они пропускают желание, срезая его на постоянно отдаляющемся краю, пересекая предел, соотнося общественные машины с элементарными формами желания, которые их образуют(1). Но и - обратно - они также не перестают закрываться, оформляться по образцу порабощенных групп - устанавливая внутренние пределы, реформируя большой срез, через который потоки уже не смогут пройти, который они не смогут преодолеть, подчиняя желающие машины подавляющей системе, которую они создают в большом масштабе. Существует скорость порабощения, которая противопоставляется коэффициентам трансверсальности; и какая революция не испытывает искушения обратиться против своих собственных групп-субъектов и уничтожить их, обвинив их в анархии и безответственности? Как избежать опасного движения по наклону, из-за которого группа переходит от своих революционных либидинальных инвестирований к революционным инвестированиям, которые теперь относятся уже только к предсознанию или интересу, а затем и к предсознательным инвестированиям всего лишь реформистского толка? И все же - как определить место той или иной группы? Существуют ли вообще бессознательные революционные инвестирования? Группа сюрреалистов с ее фантастическим порабощением, ее нарциссизмом и сверх-я? (Бывает, что один-единственный человек функционирует как поток-шиза, как группа-субъект, разрывая с порабощенной группой, из которой он исключен или сам исключает себя: таков Арто-шизофреник.) А как определить место психоаналитической группы в системе этих сложных общественных инвестирований? Каждый раз, когда мы спрашиваем себя, когда же все это пошло не тем путем, приходится возвращаться назад по линии истории все дальше и дальше. Фрейд как сверх-я группы, как эдипизирующий дед, устанавливающий Эдипа в качестве внутреннего предела, со всевозможными Нарциссами вокруг, маргиналом Райхом, прочерчивающим касательную детерриториализации, пропускающим потоки желания, крушащим предел и проходящим сквозь стену. Но речь идет не только о литературе или даже психоанализе. Речь о политике, хотя, как мы увидим, никогда она не будет идти о программе.

Итак, задача шизоанализа состоит в том, чтобы дойти до инвестирований бессознательного желания, направленного на общественное поле, поскольку они отличаются от предсознательных инвестирований интереса и могут не только им противоречить, но и сосуществовать с ними в различных режимах. В конфликте поколений часто предполагается, что старики упрекают молодежь, причем самым злонамеренным образом, в том, что она потворствует своим желаниям (автомобиль, кредит, заем, отношения юношей и девушек), пренебрегая своими интересами (работа, сбережения, правильная женитьба). Но в том, что другому кажется голым желанием, уже наличествует комплекс желания и интереса, смесь отчетливо реакционных и смутно революционных форм как желания, так и интереса. Ситуация абсолютно непрозрачна. Кажется, что шизоанализ может располагать только признаками - машинными признаками, помогающими на уровне групп или индивидов распутать либидинальные инвестирования общественного поля. В этом отношении главные признаки даются сексуальностью. Дело не в том, что революционная способность оценивается по объектам, целям или источникам сексуальных влечений, оживляющих определенного индивида или определенную группу; несомненно, извращения и даже сексуальная эмансипация не дают никакой привилегии, пока сексуальность остается закрытой в рамках "маленького грязного секрета". Бессмысленно распространять этот секрет, требовать его прав на публичность; его можно даже обеззаразить, обращаясь с ним научным или психоаналитическим образом, ведь тем самым все равно рискуешь убить желание или изобрести для него такие формы освобождения, которые будут более гнетущими, чем самая страшная тюрьма, - пока сексуальность не оторвана от категории секрета (пусть даже публичного, обеззараженного), то есть от эдипово-нарциссического начала, которое ей навязывается как ложь, в которой она может стать лишь циничной, стыдливой или омертвленной. Ложь в том, что собираются освободить сексуальность, требуют ее права на объект, цель и источник, продолжая удерживать соответствующие потоки в пределах эдипова кода (конфликт, регрессия, решение, сублимация Эдипа) и продолжая ей навязывать фамилиалистскую и мастурбационную форму или мотивацию, которая заранее делает тщетными всякие планы освобождения. Например, никакой "гомосексуальный фронт" невозможен, пока гомосексуальность схватывается по отношению исключающей дизъюнкции к гетеросексуальности, отношению, которое отсылает и гомосексуальность, и гетеросексуальность к общему эдипову и кастрационному корню, обязанному обеспечивать только их дифференциацию на две несообщающиеся серии, а не демонстрировать их вложенность друг в друга и их трансверсальную коммуникацию в раскодированных потоках желания (во включенных дизъюнкциях, локальных коннекциях, кочевых конъюнкциях). Короче говоря, сексуальное подавление, активное как никогда ранее, переживет все публикации, манифестации, эмансипации и протесты, говорящие о свободе по отношению к объектам, целям и источникам, пока сексуальность сознательно или неосознанно будет удерживаться в нарциссических, эдиповых, кастрационных координатах, которых одних достаточно для того, чтобы обеспечить триумф самых строгих цензоров, сереньких человечков, о которых говорил Лоуренс.

Лоуренс хорошо показывает, что сексуальность, включая и целомудрие, является делом потоков, "бесконечностью различных и даже противоположных потоков". Все зависит от того, как эти потоки, каков бы ни был их объект, источник и цель, кодируются и срезаются согласно постоянным фигурам или же, напротив, захватываются в цепочки раскодирования, которые перекраивают их по подвижным и нефигуративным точкам (потоки-шизы). Лоуренс воюет с нищетой неизменных образов тождества, фигуративных ролей, которые оказываются множеством запруд, куда заводятся потоки сексуальности: "невесты, любовница, жена, мать" - можно также сказать "гомосексуалисты, гетеросексуалы" и т.д., - все эти роли распределены эдиповым треугольником, папой-мамой-я, поскольку "я" представления, как предполагается, определяется в связи с представлениями "отец-мать" посредством фиксации, регрессии, принятия, сублимации - и каким правилом все это руководствуется? Правилом большого Фаллоса, которым никто не владеет, правилом деспотического означающего, оживляющего самую ничтожную борьбу, правилом отсутствия, общего для всех взаимных исключений, в которых потоки иссякают, иссушенные нечистой совестью и рессентиментом. "Помещать женщину, к примеру, на пьедестал или же, напротив, лишать ее всякой значимости - делать из нее образцовую уборщицу, мать или образцовую жену - это лишь способы уклониться от реального контакта с ней. Женщина не изображает нечто, у нее нет отдельного и определенного личностного облика... Женщина - это странное и мягкое дрожание воздуха, которое отправляется, бессознательно и скрытно, на поиски другого дрожания, которое ему соответствует. Или это тягостное дрожание, режущее ухо и наводящее уныние, которое продвигается, раня всех тех, кто оказываются в пределах его действия. И то же самое можно сказать о мужчине"(2). Не стоит слишком поспешно высмеивать пантеизм потоков, присутствующий в подобных текстах: не так просто даже природу, даже пейзажи дезэдипизировать в той степени, в какой это умел делать Лоуренс. Фундаментальное различие между психоанализом и шизоанализом состоит в следующем: дело в том, что шизоанализ доходит до нефигуративного и несимволического бессознательного, до чистого абстрактного фигурного в том смысле, в каком говорят об абстрактной живописи, до потоков-шиз или реального желания, взятых ниже уровня минимальных условий тождества.

<...>

Желание - это изгнание, желание - это пустыня, которая проходит по телу без органов и переносит с одной его стороны на другую. Никогда не бывает индивидуального изгнания, никогда не бывает персональной пустыни, изгнание и пустыня всегда коллективны. Слишком очевидно, что судьба революции связана только с интересом эксплуатируемых и порабощенных масс. Но проблема в природе этой связи, которая может быть как определенной причинной связью, так и связью другого типа. Речь идет о том, как реализуется революционный потенциал в самом его отношении к революционным массам или "самым слабым звеньям" системы. Действуют ли эти звенья или массы на своем собственном месте, в порядке причин и целей, которые продвигают новый социус, или же, напротив, они являются местом и агентом внезапного неожиданного вторжения, вторжения желания, которое разрывает причины и цели и выводит социус на его другую сторону? В порабощенных группах желание все еще определяется порядком причин и целей и само выстраивает целую систему макроскопических отношений, которые определяют большие системы, подчиненные формации суверенности. Группы-субъекты, напротив, в качестве единственной причины имеют разрыв причинности, революционную линию ускользания; и хотя можно и должно в причинных цепочках указать объективные факторы, которые сделали такой разрыв возможным (таковыми факторами как раз и выступают эти слабые звенья), только то, что относится к порядку желания и его вторжения, объясняет несомненный факт того, что этот разрыв случается в такое-то время и в таком-то месте(3). Хорошо видно, что все может сосуществовать и смешиваться друг с другом: в "ленинском срезе", когда группа большевиков (или по крайней мере часть этой группы) замечает ничем не опосредованную возможность пролетарской революции, которая не следует из заранее предвиденного каузального порядка отношений сил, а неожиданно переворачивает все отношения, углубляясь в разрыв (ускользание или "революционное пораженчество"), все действительно сосуществует со всем: еще смутные предсознательные инвестирования некоторых людей, которые не верят в эту возможность, революционные предсознательные инвестирования тех, кто "видят" возможность нового социуса, но удерживают его в молярном каузальном порядке, который уже превращает партию в новую форму суверенности; наконец, бессознательные революционные инвестирования, которые осуществляют действительный разрыв причинности в порядке желания. И в тот или иной момент инвестирования самых разных типов могут сосуществовать у одних и тех же людей, группы двух типов могут проникать друг в друга. Дело в том, что две группы относятся друг к другу как детерминизм и свобода у Канта: у них один и тот же "объект", то есть никогда общественное производство не является чем-то отличным от желающего производства - и наоборот, но у них нет общего закона или общего режима. Актуализация революционного потенциала объясняется не столько предсознательным состоянием причинности, сколько действенностью либидинального среза, осуществляющегося в определенный момент, шизой, единственной причиной которой является желание, то есть разрывом причинности, который вынуждает переписать историю на уровне самого реального и производит этот странно многозначный момент, в который все возможно. Конечно, шиза была подготовлена подземной работой причин, целей и интересов; конечно, этот порядок причин может замкнуться, закрыть щель во имя нового социуса и его интересов. Конечно, впоследствии можно сказать, что история никогда не прекращала управляться одними и теми же законами системы и больших чисел. Тем не менее шиза приходит к существованию только посредством не имеющего цели и причины желания, которое прочерчивает ее и с ней сопрягается. Будучи невозможной в порядке причин, она становится реальной только благодаря чему-то, относящемуся к другому порядку, - Желанию, желанию-пустыне, революционному инвестированию желания. Вот какой вопрос подрывает капитализм: откуда придет революция и в каких формах она придет в самих эксплуатируемых массах? Это как смерть - где, когда? Раскодированный, детерриториализированный поток, который течет слишком далеко, которые делает слишком тонкие срезы, ускользая от аксиоматики капитализма. Кастро, араб, член "Черных пантер", китаец на горизонте? Май 1968-го, собственные маоисты, как отшельники гнездящиеся на заводских трубах? Всегда следует добавить еще одну аксиому, чтобы заткнуть только что образовавшуюся дыру, фашистские полковники начинают читать Мао, это уже не пройдет, Кастро стал невозможен даже по отношению к самому себе, вакуоли изолируют, создают гетто, призывают на помощь профсоюзы, изобретают самые мрачные способы "разубеждения", усиливают репрессии интереса - но откуда придет новое вторжение желания?

Примечания:

1. О группе и разрыве или шизе cм. в "Change" #7 статью Жана-Пьера Фэ "Осколки" (Jean-Pierre Faye "Eclats"), с. 217: "Имеет значение и эффективно работает, с нашей точки зрения, не та или иная группа, а рассеяние или Диаспора, производимые их осколками". (См. также с. 212-213, где обсуждается по необходимости многозначный характер групп-субъектов и их письма.)

2. D.H. Lowrence. "Nous avons besoin les un des autres", 1930, tr. fr. in "Eros et les chiens", Ed. Bourgois, p. 285. См. также: "Pornographie et obscenite", 1929.

3. Анализ групп-субъектов, их отношения с желанием и с причинностью см. в книге J-P. Sartre "Critique de la raison dialectique".

Перевод Дмитрия Кралечкина