В последние годы накануне 9 мая накатывает острейшее желание куда-нибудь выехать на этот день из страны – хотя бы в Финляндию, где все неторопливо цветет, а еще лучше – в Италию, где уже настоящее лето. Главное – подальше от трескучей «великопобедной» истерии, которая, парадоксальным образом, нарастает в России тем более, чем далее уходит в историю та война.

Хотя, как и у всех, мои деды воевали, но, думается, будь они живы, вряд ли признали бы сейчас это виртуальное торжество своим. И в брежневское-то время плевались от официоза, лакирующего реальную трагедию, а уж теперь бы и подавно…

Брежнев, кстати, наградил себя орденом Победы вполне заслуженно. Целых 18 лет он удерживал кремлецентричную модель мира, которая символически отражена в этой высшей награде СССР. А стоило его посмертно лишить этого ордена (1989) – как все и рухнуло… Но ненадолго – уже через 10 лет началась реставрация имперского кремлецентризма. Для целостности картины следовало бы наградить этим орденом и Путина – но у новой эпохи иные представления о ценностях.

Однако символизм остался неизменным – неслучайно президентская инаугурация еще с 2000 года приурочена аккурат к 9 мая. И неважно, что легитимность кремлевских вождей сомнительнее раз за разом – аура этого праздника перевешивает все, придавая текущей политике метаисторическое измерение: «За нами Путин и Сталинград». «И мы эту победу никому не отдадим», – пообещал Бекбулатович, возвращая престол самодержцу…

Историки вывели любопытную закономерность – победителям свойственно преемствовать черты побежденных. Это проявлялось с древних времен: некогда гонимые христиане, придя к власти, сами принялись жестоко преследовать «еретиков». Вот и сегодня – нигде в мире 9 мая не бывает более воинственно-парадных настроений, чем в стране, которая наиболее пострадала от той войны.

В европейских странах 9 мая празднуют День Европы – как символ сближения и взаимопонимания наций. В России же на эту дату до сих пор смотрят из прошлого, превращая ее, напротив, в вечный символ войны «наших» и «фашистов» (этим итальянским словом здесь принято называть все народы, с которыми тогда воевала красная армия, да и вообще каждого, кто смеет усомниться в ее «освободительной миссии»).

Обратимся к интересной, хотя и мало обсуждаемой теме – откуда и почему в СССР возник сам этот праздник?

Не спешите удивляться, но реальный 1945 год здесь совсем ни при чем. День Победы стал официальным праздником (выходным днем) лишь с 1965 года. Брежневский режим тогда предал забвению хрущевскую мечту о скором «построении коммунизма». Над ней можно всячески потешаться – но она все же задавала общественному развитию футуристический вектор. А после того, как «светлое будущее» скрылось в тумане, стало совершенно непонятным – ради чего же существует этот режим, что является исторической целью правящей коммунистической партии? И политтехнологи тех лет нашли выход в усиленной разработке мифологии «Великой Отечественной войны», компенсируя этот кризис советского самосознания «гордостью победителей».

Тем самым они катастрофически перевернули весь советский менталитет – если в 1950-60-е годы он вдохновлялся проектами будущего (прорыв в космос, техноромантика, расцвет фантастики и т.д.), то теперь его опрокинули в прошлое и стали соотносить всю текущую реальность с итогами Второй мировой войны. Показательно, что в эпоху брежневского «застоя» (1965-1985) на тему той войны было поставлено неизмеримо больше памятников, написано книг, снято фильмов, спето песен, чем за все предыдущее двадцатилетие, миновавшее сразу после ее окончания...

Иными словами, от исторического творчества советская система перешла тогда к тотальному консерватизму. В «победу коммунизма» никто всерьез не верил, но зато было найдено универсальное самооправдание – «мы уже победили». Поэтому крах СССР был неизбежен – все империи в свои последние годы желают лишь «удержать» историю…

А в нулевые годы «Великая Победа» вообще уже превратилась в ultima ratio удержания РФ как остатка СССР, ибо никаких новых интегральных ценностей в постсоветские годы так и не возникло (за исключением, конечно, денег – но они хорошо воспитывают патриотизм лишь у тех, кто причастен к «трубе»). Сырьевых доходов пока хватает на десятки дорогих, но бездарно-одинаковых фильмов, призванных «увековечить» и вдолбить в головы новых поколений этот пропагандистский мем.

Любые «неоднозначные» киноверсии военной истории отметаются с ходу. Так случилось с «4 днями в мае», так, скорее всего, произойдет и с другим недавним фильмом – «Служу Советскому Союзу» Александра Устюгова. События там разворачиваются в одном северном советском лагере, откуда с началом войны драпанули охранники. Но зэки героически обороняли свою зону, уничтожив немецкую разведгруппу, однако вернувшиеся НКВДшники уничтожили их самих. Впрочем, возможно, НТВ, напротив, охотно покажет этот фильм – как поучительный пример патриотизма.

Сегодня уже трудно представить, что еще лет 10 назад не было никаких «георгиевских ленточек», повязанных теперь едва ли не на каждой машине и не снимаемых круглогодично. Однако те, кто придумал и раскрутил эту кампанию, видимо, по незнанию истории, упустили массу неудобных для себя парадоксов. Например, Карл Густав Эмиль Маннергейм, воевавший во Вторую мировую войну против советской армии, был еще в Первую, на службе в армии российской, награжден орденом Святого Георгия и георгиевским оружием. Почему нельзя помнить этого героя и гордиться им? В сети уже давно гуляют забавные демотиваторы:

Эта «постмодернизация» символики становится неизбежным ответом на постмодернистскую технологию самой власти, которая уже не стесняется применять целую армию «ряженых ветеранов». Как точно заметил Эдуард Надточий, это и есть «настоящий постмодерн – как указание на войну, «которой никогда не было» (ибо той войны, которую описывает официоз и пытается сделать мифом, и правда никогда не было). Так что все в порядке, поддельные ветераны как знаки поддельной войны. Дедушка Бодрийяр улыбается с небес».

Постмодернистское отношение к той эпохе наглядно проявилось в создании, а затем упразднении «Комиссии по борьбе с фальсификациями истории в ущерб интересам России». Неужели побороли все фальсификации? Но вот, например, насчет Выборга – точно! Историкам известно, что финская армия в 1940 году успешно защищала второй город своей страны от советской агрессии, и оставила его только после мартовского договора. А в 2010 году президент России присваивает Выборгу звание «город воинской славы» – с формулировкой «За мужество, стойкость и массовый героизм, проявленные защитниками города в борьбе за свободу и независимость Отечества». Многие финны удивились такому благородству…

Пример современного, непредвзятого отношения к военной эпохе подает таллиннский Музей оккупации, где советский и нацистский период показаны одинаково критически. Впрочем, эта непредвзятость для российской (точнее, оставшейся вполне советской) публики зачастую выглядит подозрительной и едва ли не «фашистской» сама по себе. Даже в хоровом гимне на прошлогоднем эстонском панк-фестивале кое-кто углядел очередное издевательство над «бронзовым солдатом»! Осталось только обвинить автора этого гимна – легенду русского рока – в русофобии…

Георгиевская ленточка в 2005 году появилась как очевидный ответ на оранжевую, столь напугавшую Кремль годом ранее. И ее смысл, с добавленными черными полосами, получился прямо противоположным. Оранжевая ленточка выглядела символом надежды на будущее, на киевских улицах ее неформально делали из любых подручных материалов – упаковок, спецодежды и т.д. А вот георгиевскую в Москве централизованно распределяли рулонами, привязывая ею общественное сознание к прошлому.

Еще забавный диссонанс – в своем страхе перед «цветными революциями» кремлевские политтехнологи придумали как раз наиболее цветную, пеструю ленту. А вот нынешняя белая вновь символизирует ту же самую неформальность. При этом очень трудно назвать «цветной», хотя белый цвет как раз и собирает в себе все цвета спектра. Но главный ее смысл очевиден – стремление начать историю с чистого листа. И этот процесс уже пошел – кочующий по московским бульварам и площадям творческий белоленточный лагерь имеет очень косвенное отношение ко всем прежним партиям, напоминая скорее «Временную автономную зону» онтологического анархиста Хаким-Бея.

Есть довольно простое сравнение перспектив этих лент. Чрезмерное использование «георгиевской» символики, чем часто шалит молодежь, ведет к стебной рутинизации этого имперского мифа. А вот белой ленточке такой «абьюз» совсем не страшен…

Однако и белая символика также может рутинизироваться – если превратится в навязчивое одноцветие. На это уже с тревогой обратила внимание Наталья Деконская, петербургский искусствовед и активный участник гуляний у Исаакиевского собора. Может произойти та же метаморфоза, что и с российским триколором – когда-то он символизировал борьбу за свободу, а затем попал на шевроны ОМОНа и полностью поменял свой смысл. Что ж, в таком случае имперская история просто выйдет на новый круг…