Власть культуры как культура власти

Заложенная в прошлом году традиция летних сессий, посвященных всестороннему обсуждению русской политической культуры, явно входит в пору "плодоношения". Прошлогодним "цветочкам" приходят на смену "ягодки" - одна из которых непременно станет философским и культурно-политическим "хитом сезона". Речь о лекции помощника президента РФ Владислава Суркова, прочитанной им 8 июня в комплексе Академии наук на Ленинском. Выбор места заинтриговал, поскольку докладчик предупредил, что его "рассказ будет носить ненаучный, а местами даже антинаучный характер".

По ходу лекции выяснилось, что "ненаучная" часть была представлена русской философией в лице Герцена, Данилевского, Бердяева, Е.Трубецкого и Ильина. "Антинаучная" - тем, что Сурков обозначил как "утопический взгляд" на русскую политическую культуру. В результате выстроился поразительно цельный, заряженный мощными культурфилософскими смыслами и политико-прикладной прагматикой дискурс, научность которого засвидетельствована безупречной логикой выведения следствий из ясно обозначенных посылок. В чем-то розановская стилистика "Национализации будущего" (параграфы - "опавшие листья") уступила место крепко сбитой и жестко поставленной конструкции эвристического социально-философского текста. В которой, однако же (иначе Сурков не был бы Сурковым), нашлось место и яркой метафоре, и острой сатире, и тонкой самоиронии.

"Русского больше интересует время, а не чертеж будильника"

Начало лекции отсылало одновременно и к древнекитайскому проклятию, и к знаменитому отечественному: "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые?". Докладчик сообщил аудитории, что нам повезло жить в эпоху глобальных перемен, когда, как мы часто слышим, создается "новая Россия". Более того, нам еще больше повезло, поскольку именно мы сами эту новую Россию и создаем. Вопрос только в том, откуда берется "новизна" и что происходит с нашим тысячелетним прошлым.

В общем виде ответ таков: демократический проект для России как принципиальная новизна состоится, если удастся поставить его на фундамент архетипов русской политической культуры и "неизменных матричных структур национального самосознания". Об этих структурах еще век назад хотя и "ненаучно", но как-то вполне убедительно писали крупнейшие представители русской религиозной философии. С тех пор привычным стало описывать "русский разум" в терминах статической созерцательности, целостности, интуиции, синтетичности и пр. в противоположность отчетливо западному ratio с его динамичной дискурсивностью, аналитичностью, формально-логической дисциплиной.

Собственно, здесь и начинается та рискованная (в академическом смысле) паранаучная игра "на грани фола", поскольку сам объект - "национальная ментальность" - может быть интерпретирован как результат недопустимого (для мейнстрима западной гуманитаристики и социальных наук) методологического греха - "эссенциализма". Национальная ментальность отвергается по-оккамовски как "излишняя сущность", которую невозможно ни локализовать, ни "пощупать". А еще потому, что предположение в каком-то народе особой ментальности - неполиткорректно: у всех должен быть единый общечеловеческий разум с общечеловеческой логикой. А если про кого-то сказать, что у него особая "ментальность", то звучит это как если бы сказали, что у него "психические проблемы" ("недоумок" - прямо говоря).

Но здесь же начинается и другая игра, которую Сурков весьма искусно и последовательно ведет уже не в первом своем тексте. А именно: игра за право строить культурфилософский дискурс, отвечающий не топике не нами заданного контекста, а прагматике того будущего, которое, состоявшись, и выступит легитиматором вроде бы "ненаучной выходки".

Не пугайся, читатель! За доказательством корректности сурковских предпосылок я не стану отсылать тебя ни к 2050, ни даже к 2020 году. Все проще - в течение своей часовой лекции помощник президента сумел представить все необходимые доказательства, связав воедино наличный контекст и прагматику будущего. Наглядно показав, как пользоваться "русским разумом", чтобы, узнавая время, одновременно разобраться в "устройстве будильника".

"Целое, а не частности; собирание, а не разделение"

Принимая эту формулу в качестве аксиомы русской культуры, Владислав Сурков накладывает ее на реальность российской политической практики. И получается вот что: достижение целостности через централизацию власти; идеализация целей политики; персонификация властных институтов.

Централизация - доминанта всех основных путинских политических реформ: федеральные округа, новый статус губернаторов, межбюджетные отношения "центр - регионы", укрупнение партий (с запретом региональных и религиозных). В отношении последней меры Сурков выдал аргумент-афоризм: "Партии должны разъединять избирателей, но соединять народ".

Чего конкретно удалось добиться с помощью централизации? Ответ очевиден: побежден терроризм, достигнута политическая стабильность, обеспечен экономический рост. Что из этого следует? Нужно быть крайне осторожными при любых попытках децентрализации в России. Иначе власть захватят либо "олигархические клики, либо вненациональные силы".

Персонификация власти в российской политической практике слишком очевидна, чтобы приводить какие-либо аргументы. Достаточно взглянуть на основные партии, чтобы увидеть, что они фактически скрываются за личностями. Отсюда парадоксальная констатация: "Личность в нашей политической культуре и есть институт".

О нашем идеализме Сурков еще скажет особо и не раз. С одной стороны: "Русский идеализм - это главное, что поднимало и будет поднимать на новый уровень "Русский мир". С другой: "Наш идеализм в неохлажденном виде опасен для жизни". Антиномия сколь парадоксальна, столь и логична. Если нас интересует только главное, "Целое", то и идеализм наш страдает "романтической дальнозоркостью". Живет по принципу: все или ничего. А не получается все и сразу - обращается меланхолией и цинизмом.

И в этой антиномичности суть сурковской методологии. Русская культурная матрица с набором архетипов, детерминирующих нашу политическую культуру, рассмотрена как неотменимая данность, но вовсе не предмет для любования и восхваления. Как то, с чем нужно работать, то есть максимально эффективно использовать в настоящем для целей будущего. Однако - что это за будущее?

"Бог повелел нам быть русскими, россиянами"

Прежде всего - это будущее национально. Или оно не будущее вовсе. Это значит, что нам предстоит выиграть жесткую и последнюю войну за идентичность. Сегодняшний прессинг Запада - не случайность и не временное "непонимание России". Мы слишком близки Европе, Западу, а потому в нас европейцы проецируют "свое иное". Делают из нас "монстра", чтобы укрепить собственную идентичность, интегрировать собственно европейское коллективное "я".

Здесь опять парадоксальным образом проявляется наша общность, европейская сущность русской культуры. Мы ведь едины по вере, но религиозное разделение еще сильнее обостряет противостояние (рознь между ближними всегда резче). Наше противостояние с Западом - данность. Ее не изменишь, но, полагает Сурков, сближение возможно. Интеллектуальный потенциал Запада столь велик, что без него в собственной изоляции мы обречены.

Но, сближаясь научно и технико-технологически, мы не должны уступать политически. И прежде всего - на поле политических определений. Когда нас критикуют за "сворачивание демократии", нужно очень хорошо понимать: "Им у нас нужна такая демократия, чтобы им хорошо было жить. А нам нужна такая демократия, чтобы нам было жить хорошо!"

Поэтому, отказываясь от "импортной демократии с лицом наемного правозащитника", мы опираемся на концепцию "суверенной демократии" как вполне изоморфную русской политической культуре. Хотя бы по таким основным параметрам она оправдывает концентрацию властных ресурсов и отстаивает социальный динамизм без разрывов - "путем топологических изменений". Из подразумеваемых смыслов отмечу еще два. Демократичность и степень централизации власти - вещи не взаимоисключающие. Суверенитет есть право на развитие не по чужим лекалам, не вдогонку сегодняшнему дню других народов ("догнать Португалию"), а - к национально самоопределенному будущему. Вот здесь и приходит время "Утопии".

"Мы - бурильщики, шахтеры и лесорубы"!

В этой части своего выступления Сурков был предельно резок, беспощаден, порою даже жесток. Наш коллективный портрет, автопортрет нации, вышел таким, что впору обижаться. Жаль - не на кого, разве - на себя?

Для начала оглядимся - куда завел нас наш "идеализм". Петровские реформы, большевистский замах на "мировую революцию", реформы 90-х - все в режиме штурма, мобилизации и? отказа от себя. Петр, как заметил еще Руссо, хотел сделать из нас не то англичан, не то голландцев. Большевики - "новую историческую общность". Либералы 90?х русскую политическую культуру восприняли как "результат невежества и дикости", предложив нам стать "общечеловеками". Ради чего?

В сегодняшнем мирохозяйстве, как на всяком заводе, есть, условно говоря, пять уровней. Сначала - "горячий цех" с чумазыми рабочими. Затем цех сборочный, где уже "синие воротнички". Затем - инженеры и экономисты ("белые воротнички"). Наконец - дирекция. Где наше место? Ответ, увы, очевиден.

Да, мы как-то вписались в посткоммунизм, но в основном в виде двух персонажей: либо "парень с окраины", разинувший рот от удивления в современном бизнес-центре; либо "менагер" - деловитость которого до тех пор остается под вопросом, пока не удастся "поженить Обломова со Штольцем". И это - все?! Да если предел наших мечтаний - "советские зарплаты и суверенитет, то мы несчастнейшие из людей", резонно заключает Сурков. Но о чем же мы можем мечтать? И вообще - мечтать??

Теперь понятно, почему - утопия. Разумеется - не то, чего нет. А то - что желаемо и возможно. И самое главное - взгляд в сегодня из будущего, из волимого, собственного, национального будущего. Если мы способны на такой взгляд, тогда наше нынешнее "не то", "не совсем то", "совсем не то" предстает не как проклятие кармы, а как творимая самими переходность. А вот к чему - от нас зависит.

"Народ не солдат, а музыкальный инструмент, его нужно настроить"

Из выдвинутых и исследованных в лекции предпосылок Сурков сделал три основных (на мой взгляд) вывода.

Вывод первый. Алгоритм успешных действий власти в России задан архетипом русской политической культуры. Она амбивалентна, все три ее основных параметра одновременно и "яд", и "лекарство", дело лишь в мере. Но нужно использовать ее потенциал, а не пытаться "преодолеть". Мы сами себе даны как "данность", и не стоит в очередной (уж точно - последний) раз прорываться в будущее, ломая все "через колено". Направление государственного развития - постепенно замещать "твердое" - "мягким" (soft power). Но именно для этого нужна "сильная культура". То есть культура, рефлексивно освоенная, а значит - дающая власти верный камертон во взаимодействии с народом, а народу - власть, опознаваемую как свою.

Вывод второй. Централизм есть ядро русской политической культуры, и потому все эксперименты с децентрализацией должны осуществляться предельно осторожно. Переход меры в этом вопросе особенно опасен: может не хватить сил вернуться обратно. Отсюда завет Суркова: "Не переставайте уважать ценность и неизбежность сильной центральной власти в России"!

Вывод третий. Суверенная демократия не узкополитический, а глобальный социокультурный проект, призванный преодолеть традицию "насильственной модернизации". И дело не в том, чтобы совместить термины или придумать что-то вроде "примирения с действительностью". Как раз наоборот: не апология, в общем-то, пока еще нашего убожества, а карт-бланш. Право на утопию как трансформацию власти культуры в культуру власти. Дерзающую предлагать нам утопию.

       
Print version Распечатать