Украинское зеркало

Я, может, был бы и не против объединения Крыма с Россией, если бы не ложь, демагогия и лицемерие, которыми сопровождается этот процесс. Это как на митингах в Москве: ну скажи ты мне, омоновец, честно и прямо, что я оказался в месте, где проходит несанкционированное властями событие, а ты здесь, чтобы задерживать тех, кто тут оказался. Это было бы хоть достойно по отношению и ко мне, и к тебе. Вместо этого ты унижаешь и меня, и себя абсурдом, будто я «мешаю отдыху граждан» и не «освобождаю проезжаю часть» (впрочем, какую уж «проезжую часть»: в последний раз я слышал заявления из мегафона, что «тротуар должен быть свободным», а это уже полное безумие, – поскольку тротуар именно что по назначению своему должен быть занят пешеходами).

Вот и здесь я слышу какой-то бубнеж про американскую и европейскую агрессию, фашистов и смертельную угрозу русским. Вместо смелых и честных заявлений, что мы занимаемся (хотели бы заняться, но долго стеснялись) собиранием русских земель, и самое время их собирать, когда они плохо лежат, идут лицемерные экивоки на какие-то неустановленные или вовсе измышленные факты. И все же не буду делать вид, что это то же традиционное лицемерие власти, с которым мы имеем дело ежедневно. Сейчас у лицемерия действительно есть особая, почти что оправдывающая причина. Эта причина – Майдан.

Если нашему обществу, глядя на Майдан в его лучших проявлениях, должно быть стыдно, что мы не можем противостоять так же твердо, то нашу власть, когда она глядит на Майдан, должно быть, берет оторопь в сочетании с негодованием, которое нельзя высказывать слишком откровенно. В соседней стране произошло то, что имеет самое прямое отношение к нам – не намек, не аналогия, а вот непосредственное прямое предупреждение, как на валтасаровом пиру. Все «нельзя», которые власть на уровне законодательства, практики и пропаганды внедряет в последние годы в нашу жизнь и сознание, на Майдане оказываются «можно». И ведь не скажешь же в нынешнем информационном мире своим гражданам: дети, не смотрите на эту сцену эротики и насилия. Все видят, как власть осаждают требованиями, оспаривают, свергают и потом варварскими толпами врываются в ее опустевшие резиденции. Это кошмарный сон российской власти наяву, и, увы, она не может сказать нам прямо: граждане, это и есть наш кошмарный сон, мы так же проворовались, у нас такие же резиденции и такая же правящая партия, у которой нет никакой позитивной программы и идеологии, и потому она моментально переметнется куда глаза глядят и ветер дует, если вдруг начнется что-то похожее. И чтобы не дать нашему народу сфокусироваться на этой очевидности, увидеть это отражение России в украинском зеркале, это зеркало начинают замазывать всем, что под руку попадет, превращая, так сказать, в картину маслом. Разумеется, в этой картине хватает и своего украинского масла с салом, и едва ли кто из номинальных лидеров Майдана может вызывать наши восторг и симпатию. Но и это ведь нам знакомо. И при этом все-равно наша пропаганда пытается скомпрометировать не этих лидеров, а сам Майдан, который и является ядром сопротивления.

Более сложны наши отношения с тем зеркалом, в котором отражаются наши собственные действия в Крыму – а это, как ни крути, зеркало Германии 30-х годов. В 1938 году у Гитлера было значительно больше оснований вводить войска в Судеты, - ведь при подавлении чехословацкой армией беспорядков в Судетской области были жертвы, и исчислялись они сотнями. Мы же, на уровне самой верхушки законодательной власти, вынуждены придумывать несуществующие единицы жертв, а поскольку подтвердить эти выдумки нечем, кажется, махнули уже рукой на все поводы. Но зачем лукавить: нам ведь и не нужен повод, чтобы присоединить Крым – этот повод в Крыму, и в нас, в нашей истории. Непобежденная превосходящей вражеской военной силой страна, которую унизили, ограбили, развалили изнутри, лишили и на западе, и на юге ее исторической территории, страна-носительница великой, может быть, величайшей в мире культуры, культуры, оказавшей огромное влияние на весь мир, должна наконец воспрянуть, выйти из своего униженного состояния, и как минимум вернуть себе то пространство, которое является ее исконными землями и до сих пор населено ее соотечественниками, наполнена звучанием родной речи – немецкой речи… Да, да, речь о Германии 30-х годов, но кто бы не подумал, что речь о нынешней России? Это сходство с противником по самой страшной, смертельной мясорубке сбивает с толку – все, что произойдет потом, с 1941 года, делает невыносимым, невозможным, неприемлемым взгляд в это зеркало. Но пока у нас 1938-й, и кто сказал, что история совсем уж никого ничему не учит? Может быть, все-таки учит хоть кого-нибудь? Может быть великий боевой и уже практически победный восторг, который объял наших соотечественников, так что даже по старинке уважавшийся мною Лимонов практически до неразличимости слился с режимом и вопрошает теперь: «они заявили на антивоенный митинг 50 тысяч; где же они найдут столько предателей?», - может быть, этот восторг научит нас и тому, как это великий немецкий народ мог поддерживать рокового собирателя земель немецких? Ведь у нас по-прежнему только лишь 1938-й, по иронии судьбы совпавший с олимпийским 1936-м. Представим себе еще и отсутствие концлагерей, Геббельса, идеологии расового превосходства, а скромное и по-своему праведное довольствование Судетами, Данцигом, возможно, расчленение Чехословакии – в зеркале, естественно, в зеркале постсоветских территорий. Будем ли мы против? Будем, как выражается депутат Милонов (Милонов-Лимонов: кто бы знал, что и такое зеркальце может возникнуть по ходу?), когда запас его доводов иссякает, «предельно нелицемерны» – ведь как раз с лицемерия нашей пропаганды мы и начали, и вот, худо-бедно, пытаемся от него уйти. Может быть, у нас получится 1938-й год без 1941-го, и даже без 1939-го? Или, как поется в попавшей мне в край уха в каком-то кафе песне, «этим летом будет круче, чем тем летом». Кстати, если у нас такие могучие амбиции, то музыкальный репертуар следовало бы сменить на что-то из «того лета». Бетховен и Вагнер в исполнении Фуртвенглера звучали гораздо благороднее того, чем потчует нас сегодняшнее вещание. Словом, есть к чему приглядеться в том зеркале, куда покамест так страшно взглянуть. Главное, не заглядеться. А то, как говорил Ницше, «бездна начнет всматриваться в тебя». Но и не шагнуть в него, как в зазеркалье, из-за иллюзии, будто никакого зеркала перед нами нет.
Поставив точку на этой вроде бы педагогической ноте, почувствовал, что, при всей своей благонамеренности, нота эта, увы, слишком легкомысленна. Боюсь, что реваншизм - это такая бацилла, которая не отступит, пока толком не переболеешь. И остается надеяться только на жаропонижающие от кажущейся нам сейчас такою жалкой, такой нелепой, такой беспомощной Европы. Если она, конечно, не собралась в то же самое, судетско-мюнхенское, зазеркалье.

       
Print version Распечатать