25 января1 в этом году наступило на три дня раньше срока. Татьянин день пришелся на воскресенье, и члены аполлон-григорьевского жюри (Александр Генис, Наталья Иванова, Валентин Курбатов, Самуил Лурье и Павел Басинский в роли председателя) перенесли оглашение тройки избранных на четверг. Впрочем, это оказалось не единственным новшеством - сам перечень лауреатов необычен и неожидан настолько, что провоцирует произнести не особо подходящее к нашему камерному литературному быту слово "сенсация". Вот имена счастливцев: Юрий Арабов (роман "Биг-бит" из июльской и августовской книжек "Знамени", оперативно републикованный под книжным переплетом "Андреевского Флага"), С.Витицкий (роман "Бессильные мира сего", выпущенный издательством "Амфора") и Виктор Пелевин (сборник "DПП (NN)", он же "Диалектика Переходного Периода (из Ниоткуда в Никуда)", обязанный своим появлением на свет издательству "ЭКСМО").

При первом же взгляде на эту тройку в глаза бросаются две вещи. Во-первых, оглашенный в четверг короткий список отличается от всех предыдущих четкой ориентацией на жанровую литературу. Впервые в григорьевском шорт-листе присутствуют научно-фантастический роман или социально-сатирический бестселлер. Во-вторых, совершенно очевидно, что нынешний шорт-лист - самый громкий за всю историю премии имени Аполлона Григорьева. Каждый из трех лауреатов известен далеко за пределами литературной тусовки. Впрочем, второй пункт логически вытекает из первого.

К анализу короткого списка и породивших его причин мы еще вернемся. Более того, мы обещаем читателю, что впереди его ждет Сенсационное Открытие, - обещаем, и совесть наша чиста, ибо мы знаем, что слово свое сдержим. Пока же перейдем ненадолго от общего к частному и попристальнее рассмотрим каждого из трех лауреатов вместе с их романами.

Юрий Арабов начинал как поэт, но широким внелитературным массам известен главным образом в качестве сценариста Сокурова. Что, конечно, характеризует его не лучшим образом. Хотя, с другой стороны, кто знает, как оно там, в сценарии, выглядело, до того как Сокуров все попортил безжалостной рукой мастера?

"Биг-бит" - вещь по-своему симпатичная. В главной роли - навозные жучки из Ливерпуля, Джон, Пол, Джордж и Ринго, а также сочувствующий им советский мальчик Федя по кличке Фет. Правда, этим все хорошее, что можно о произведении Арабова сказать, кажется, исчерпывается. Сюжетные ходы в романе зачастую необязательны, герои появляются и исчезают без особой нужды. Целое держится на отдельных ударных эпизодах, ощутимо провисая в промежутках между ними. Окончательно портит дело совсем ни в какие ворота не лезущий финал. При всем том битловские куски почти неплохи, да и в советских главах встречаются забавные моменты.

Впрочем, разницу между КВНом и романом Арабов, надо отдать ему должное, понимает и, не ограничиваясь отдельными приколами, пытается слепить из своего материала поколенческий миф. Проблема в том, что подобный опыт уже неоднократно имел место в русской прозе, от Василия Аксенова и Александра Кабакова до Олега Ермакова и Сергея Солоуха, и каждая из этих попыток была на порядок удачнее арабовской.

Главная беда Арабова - полное отсутствие языка. "Эта почти рождественская звезда упала с необозримых технических небес и отметила Фета знаком избранничества перед своими товарищами". Перед "своими"? То есть перед товарищами звезды? А "необозримых" - теперь значит "далеких", "недосягаемых"? То, что раньше называлось заоблачными высотами? А "почти рождественская" - это нормально в романе о лучшей в мире музыке?

В битловских эпизодах дело с языком обстоит немногим лучше. "Они ели бобы, и Джордж чутко прислушивался к тому, что эти бобы с ним производят"; "Когда слова плюют на своего хозяина, брюхатят и приносят приплод, для Леннона это значило жизнь". С некоторой натяжкой все это годится в качестве подстрочного перевода, ждущего тщательной редактуры. Но, господа, о какой экспертной премии может идти речь в подобном случае?

О том, что С.Витицкий - на самом деле Борис Стругацкий, все хоть сколько-то интересующиеся современной фантастикой знали уже давно. История рождения фантома такова. Однажды Аркадию Стругацкому нужно было опубликовать под псевдонимом какой-то перевод, и писатель, живший тогда на Бережковской набережной, подписался "С.Бережков". По тому же пути пошел и живший на улице Победы его брат, при необходимости варьировавший свои псевдонимы, перебирая соответствующую цепочку: "Победа - Виктория - Виктор - Витя". В результате на свет появился С.Витицкий.

Завязка "Бессильных мира сего" Стругацкого-Витицкого такова. Вадим Данилович Христофоров, обладающий провидческим даром житель Санкт-Петербурга, пытается укрыться от жизненных трудностей на далекой высокогорной метеостанции с видом на Эльбрус. Однако не тут-то было! Прямо рядом с его палаткой тормозит навороченная иномарка с бритоголовыми качками на борту, и ухоженный негодяй со странным именем Эраст Бонифатьевич (посланник еще более инфернального негодяя по кличке Аятолла) объявляет обомлевшему от ужаса Вадиму: мы, мол, знаем, что вы умеете предсказывать будущее. Теперь нам важно, чтобы вы его изменили. На выборах губернатора должен победить не Генерал, а Интеллигент. Такова установка. В общем, крутитесь, как хотите, Вадим Данилович, напрягайте извилины, делайте пассы или чего вы там делать умеете, но обеспечьте выборам именно такой исход, какой нам надо. Удастся - получите 20 тысяч зеленых. Провалите дело - пеняйте на себя, мы шутить не любим...

Впрочем, если какая-нибудь досужая Кассандра пожелала бы реконструировать сюжет всей книги по первой ее главе, то скорее всего потерпела бы фиаско. Ибо роман относится не столько к детективно-политической фантастике, сколько, как и большинство произведений Стругацких, к фантастике философской.

Предыдущий роман С.Витицкого "Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики" вызвал немало вопросов у читателей и критиков, обиженных чрезмерной открытостью (если не сказать - намеренной размытостью) финала. Последние главы "Бессильных мира сего" тоже оставляют простор для различных толкований как фабулы, так и главной идеи романа. Впрочем, собственно сюжетные повороты в этой книге играют несравненно меньшую роль, чем в большинстве вещей Стругацких. Зато проблема взаимоотношения учителя с учениками, которая возникает еще в романе "Возвращение" и мерцает во многих произведениях братьев-фантастов, здесь выходит на первый план.

Поскольку Вадим Христофоров - лишь один, притом не самый еще колоритный, из учеников великого и ужасного Стэна Аркадьевича Агрэ. Последний в свое время был "подопытным кроликом" в жутко секретной лаборатории, где пытались создать нечто вроде эликсира бессмертия для товарища Сталина. Эликсир, правда, сотворить к сроку не удалось - старуха с косой и верными секундантами, Чейном и Стоксом, успела раньше. Однако один из объектов экспериментов советского Менгеле обрел-таки ненароком выдающиеся свойства: умение увидеть в любом подростке его главный талант и развить этот талант до невероятной степени.

Все это здорово напоминает педагогические эксперименты загадочных мокрецов из "Гадких лебедей". Однако три с лишним десятилетия, отделяющие ту давнюю повесть от сегодняшней, избавили Стругацкого-Витицкого от прежнего романтического оптимизма. В новом романе лучшие птенцы гнезда Агрэ, изначально способные осчастливить человечество, увести его в алмазно-сапфировую даль, сами губят свой гений, разменивают его на мелочь. Великий эмпат кодирует алкашей. Великий бодигард вынужден охранять какую-то невразумительную сволочь. Выдающийся спец, способный на слух отличить правду от лжи, подрабатывает в частном сыскном агентстве. Повелитель насекомых за малую мзду выводит тараканов. Ну а великого пророка пытаются заставить работать одного за целое пиар-агентство - по деньгам значительно дешевле выйдет...

И пусть Вадиму Христофорову в конце концов удалось отбояриться от мафии - не в нем дело. И не в Аятолле, шайтан его побери. Было бы странно рассматривать прихотливую выдумку писателя-фантаста сквозь лупу аллюзий, дотошно выискивать прототипов, мелочно высчитывать аналогии, но...

В облике капризного гуру Стэна Аркадьевича, выписанного с очевидной самоиронией, невольно проглядывает и сам мэтр питерской фантастики. Несколько десятилетий он в своем семинаре изо всех сил пестовал молодых фантастов. И вроде славные ребятки подбирались - умные, талантливые, раскованные, свободомыслящие... Один теперь гонит коммерческий верняк по заказам издательских концернов. Другой пропагандирует нечто вроде фашизма с человеческим лицом. Третий подвизается на вторых ролях в имперском хоре российских политологов. Четвертый стал литературным чиновником. Пятый - самый честный - занялся бизнесом, наплевав на литературу. И так далее...

В общем, Борис Стругацкий написал умный и печальный роман. Россыпь завораживающих фантастических микросюжетиков (в этом смысле текст слегка избыточен) не может заслонить главной, выстраданной мысли писателя: обязанность настоящего Учителя - всю жизнь держать в поле зрения учеников и сохранять оптимизм, даже видя, кем стало большинство из них. Другого выхода просто нет. Надо упрямо растить новых питомцев, пока есть время. Пока осталась хоть капля надежды.

В первую после почти пятилетнего перерыва книгу Виктора Пелевина включены роман "Числа" и примыкающие к нему рассказы "Македонская критика французской мысли", "Один вог", "Акико" и "Фокус-группа"; в разделе "Жизнь замечательных людей" помещены еще два рассказика - "Гость на празднике Бон" и "Запись о поиске ветра". Впрочем, самостоятельным объектом рассмотрения может быть лишь роман, прочие же вещи лишь обрамляют центральную публикацию - подобно мультсборнику "Аниматрица", бессмысленному в отсутствие кинотрилогии "Матрица".

Главный герой "Чисел" Степан Аркадьевич Михайлов болен редким недугом нумерофилией, осложненным злокачественной нумерофобией. Другими словами, персонаж склонен обожествлять одни числа и ненавидеть другие. Каждый свой шаг банкир Степа соизмеряет с раскладом дружественных и недружественных чисел и на этом зыбком основании прекрасно выстраивает и свой бизнес, и взаимоотношения с другими людьми: бандитами и банкирами, пиарщиками и рекламщиками, чеченскими террористами и чекистской крышей, культурной тусовкой и местными столпами дзэн-буддизма... короче говоря, персонажами предыдущего пелевинского романа "Generation "П"".

В почти 400-страничной книге присутствуют с полдюжины свежих шуточек, с десяток каламбуров разной степени сомнительности, несколько плевков в сторону нелюбезных автору литературных людей... Чего нет в новом сборнике - так это хотя бы одной эффектной выдумки, которая не была бы задействована раньше. Прежний Пелевин скорее совершил бы харакири, нежели бы допустил самоповтор. Новый - строит на самоповторах целый роман. Если не считать фельетонного хода с нумерологией, "Числа" оказываются клоном "Generation "П", то есть тенью тени.

И уж конечно, ранний Пелевин, человек с чутким отношением к фонетике, автор блистательного эссе "ГКЧП как тетраграмматон", никогда бы не вынес в заглавие тупую аббревиатуру, навевающую одни лишь негативные ассоциации, от ДТП (дорожно-транспортное происшествие) до ЗППП (заболевания, передающиеся половым путем).

Большинство критиков радостно констатировали: Пелевин исписался. Увы, на самом деле все гораздо серьезнее. Вполне возможно, что уже пять лет как реального Виктора Пелевина нет в живых. Версия эта косвенно подтверждается отказом культового романиста давать интервью "напрямую", минуя интернет, а также крайне скупой и невразумительной фото- и телесъемкой молодежного кумира (лицо которого постоянно скрыто за мощными темными очками и, в принципе, может быть любым - достаточно подобрать статиста сходного роста и телосложения).

В отличие от "Вагриуса", прежнего издателя Пелевина, нынешнее "ЭКСМО" славится своей любовью к виртуальным технологиям. Не исключено, что новая книга - продукт хитроумной компьютерной деятельности: держа в электронной памяти корпус текстов Пелевина, добавляя в базу - посредством сканера - распечатки передач "Эха Москвы" и статейки из глянцевых журналов, а также задействовав простейший датчик случайных чисел, издатели теперь могут генерировать псевдопелевинские тексты и регулярно поставлять их на рынок. Раньше, чем читатель сообразит, что вновь и вновь читает одну и ту же книгу, издательство соберет с фанатов миллионные барыши.

Вероятно, этим и объясняется летний наезд генпрокуратуры на "ЭКСМО". Правоохранители надеялись принудить издателей поделиться виртуальным писателем. Но издатели свой главный компьютер с пелевинской начинкой в центральном офисе, разумеется, не держат. Не на дураков напали.

Мы едва ли решились бы обнародовать эту сенсационную и даже скандальную гипотезу, не найди она свое блистательное подтверждение как раз в ходе нынешней "григорьевки". Более того, мы уверены, что обозреватели, не знающие о превращении бестселлермахера в компьютерную программу, окажутся не в силах объяснить главную загадку этого премиального цикла. Но обо всем по порядку.

Уже в момент оглашения тройки лауреатов одного из соавторов этой статьи начали терзать смутные сомнения. Что-то не давало ему покоя, хотя причину этого беспокойства он долгое время определить не мог. Он попытался было списать странное ощущение на очередной приступ почечной колики, но очевидная разница в симптомах заставила отбросить эту версию. Наконец он понял. Дело было в числах.

Месяц назад, когда этот самый соавтор коротал последние предновогодние деньки за изучением списка номинированных на григорьевку произведений и сочинением соответствующего обзора, в лонг-листе значились 23 наименования. А сейчас их там уже 24! Более того, никакого Виктора Олеговича в первоначальном варианте длинного списка НЕ БЫЛО! Пораженный этим Сенсационным Открытием, первый соавтор позвал на помощь второго, и уже вдвоем они кинулись изучать все доступные материалы по делу. Просмотрели лонг-лист - 24. Просмотрели обзор - 23. Метнулись за помощью к Андрею Немзеру - но и в его декабрьской статье тоже черным по белому было написано: "23 произведения 22 писателей".

То, о чем говорили фантасты нескольких поколений, свершилось. Компьютерная программа издательства "ЭКСМО" вышла из-под контроля и решила стать матрицей. А так как заточена она была под роман "Числа" и перепрограммировать ее еще не успели, то и занялась она привычным делом, то бишь нумерологией. Первым делом самопровозглашенная матрица столкнула доброе число 23 с враждебной энергией числа 24. В результате чего и начались удивительные метаморфозы лонг-листа.

Но самое странное, что и в новом, усовершенствованном и дополненном варианте списка номинантов Пелевин не значится. Двадцать четвертым оказался вовсе не он, а Борис Акунин, въехавший на своей "Алмазной колеснице" точнехонько на первую позицию алфавитного перечня. Пелевина же в лонг-листе как не было, так и нет.

Тем, кому вышеприведенные аргументы все еще не кажутся достаточно убедительными, мы предлагаем поразмыслить над чудесным возникновением в тройке лауреатов неноминированного Пелевина. Попадать в короткий список, минуя лонг-лист, - на это способны только виртуальные существа, привыкшие в своем компьютерном мире перескакивать через уровень...

На этом месте соавторы принялись ругаться и вырывать друг у друга стило. Мнения их по поводу всего происходящего разошлись уже так далеко, что никакой возможности по-прежнему петь дуэтом не оставалось. Сдвоенный монолог сам собой превратился в диалог.

М.Э. Когда месяц назад я предсказывал, что шорт-лист "григорьевки" будет поэтическим, с Олегом Чухонцевым и Инной Лиснянской во главе, то не учел того, что нынешний премиальный цикл особенный. Слава богу, на днях я с Михаилом Золотоносовым пообщался и у меня случился конспирологический криз. Я теперь про заговоры и пиар-технологии все знаю. Так что слушайте.

Некоторое время тому назад, как мы помним, Росбанк отказал академикам в финансировании. Поэтому и функции жюри этого года особенные. Его члены, собственно, не столько беспристрастные арбитры, сколько пятеро персонажей в поисках спонсора. И весь этот набор беспрецедентно громких и массовых для "григорьевки" имен в шорт-листе - это, во-первых, информационный повод, дабы внимание СМИ привлечь ("вот мы, мы тут, на острове, не проплывайте мимо, щелкните нас своей мыльницей"), и, во-вторых, сигнал потенциальным меценатам - мол, не камерные мы, не камерные, открытые новым тенденциям и широкому читателю. Что, на мой взгляд, не есть хорошо: экспертная премия не то же самое, что приз по итогам продаж. Проблема с "григорьевкой" ведь была не в том, что награждали людей недостаточно известных, а в том, что профессиональный выбор был подменен клановым и групповым.

Первоначально, видимо, жюристы остановили свой выбор на Акунине, для чего и ввели его задним числом в лонг-лист. Но "Алмазная колесница" не прокатила. Вероятно, потому, что председатель жюри Павел Басинский не любит космополитов-фандоринцев, предпочитая им христианского писателя Пелевина. Вот и пришлось почтенным академикам, временно переквалифицировавшись в факиры, практиковаться в доставании из шапки отсутствующего там кролика.

Ну и без любимой игры "забодай Быкова", естественно, не обошлось. Быков, конечно, не менее известен, чем Арабов, да и "Орфография", как к ней ни относись, в отличие от "Биг-бита", по-русски написана. Но - нельзя значит нельзя. И жюри успешно изобразило коллективного Матросова, нейтрализовав эту огневую точку.

Переходя напоследок от конкретных имен к размышлениям общего порядка, замечу, что нынешний григорьевский цикл выявляет забавную закономерность всего российского премиального процесса. У нас не награда красит человека, а человек - награду. Представьте себе книгу Пелевина с надписью "лауреат премии имени Аполлона Григорьева". Смешно. Пелевину, а тем более его издателям, от такой ленточки на шею ни жарко, ни холодно. А вот раскрутить при помощи Пелевина-Стругацкого-Арабова саму премию, телевизионщиков под громкие имена привлечь, на новых потенциальных спонсоров выйти - это как раз вполне реально. Странно это все как-то.

Р.А. Мнение Михаила Эдельштейна, представленное выше, по меньшей мере спорно и едва ли не оскорбительно. Мне как члену АРССа не к лицу заниматься дурной конспирологией и подозревать моих коллег - а тем более председателя нынешнего жюри достопочтенного Павла Басинского - в конъюнктурщине и неких корыстных играх. Никогда прежде составители григорьевского шорт-листа (в том числе и автор этих строк) не пытались угодить сторонней публике (тем более брякающей денежкой и оплачивающей наш выбор). Никогда раньше коллеги мои не старались подстроиться под некий стандарт и доложить многоликой Прекрасной Маркизе, что у нас все-как-у-людей. Так почему же надо пренебрегать презумпцией невиновности и обвинять участников последнего жюри в нарушении старых добрых традиций?

Ну кто, например, поверит в то, что такие принципиальные Адепты Духовности и защитники Великих Реалистических Традиций, как Павел Валерьевич и Валентин Яковлевич, станут наступать на горло своим многократно петым песням о главном и начнут вдруг, двоеперстно крестясь, шипя и охая, уговаривать остальных коллег плюнуть да поцеловать злодею - то бишь грядущему спонсору - ручку? Да тот же Павел Валерьевич и слова-то этакого басурманского - "спонсор" - принципиально не выговорит!

Думается, на самом деле мои коллеги при выборе финальной тройки руководствовались иными соображениями. Прежде всего - нормальными личными литературными предпочтениями членов жюри (к примеру, о хорошем отношении Самуила Ароновича к произведению Витицкого можно судить по его рецензии, увидевшей свет после выхода романа; известная приязнь Александра Александровича и Натальи Борисовны к творчеству Пелевина также не нуждается в особых доказательствах; да и упомянутый Павел Валерьевич, не обнаружив в пелевинских "Числах" никакого присутствия замоченного в сортире критика Бисинского, мог по-христиански и помягчеть сердцем к своему всегдашнему оппоненту... ну и так далее).

Другое вероятное соображение коллег, определившее их конечный выбор, лежит в сфере этики и базируется на том (уже помянутом выше) печальном обстоятельстве, что нынешняя "григорьевка" останется, скорее всего, без финансового обеспечения. Безусловно, выбор компетентного жюри - самодостаточная награда для писателя. Однако назначение в лауреаты совсем уж безлошадных дебютантов выглядело бы сейчас некоторой издевкой, в духе премии имени Андрея Белого: на, мол, тебе, любезный, пятак серебра и чарку водки - и веселись, мужичина!

Вот почему из числа авторов, милых сердцу членов жюри, были избраны наиболее успешные - те, для кого финансовая составляющая "григорьевки" не так уж, в принципе, важна: у Арабова есть, слава Богу, награда Каннского фестиваля, Витицкий и вовсе может позволить себе не думать о презренном металле. Ну а Пелевину, превращенному ныне в компьютерную программу, деньги уж тем более без надобности...

Примечания:

1 Раздел про Юрия Арабова написан М. Эдельштейном, разделы про С. Витицкого и Виктора Пелевина √ Р. Арбитманом.