Ничего не хочу сказать плохого о вкусах членов американской киноакадемии, присудивших пару лет назад "Оскара" фильму Пола Хаггиса "Столкновение", но я в свое время его так и не досмотрела. Понятно, что этот фильм посвящен острой для Америки проблеме межрасовых отношений, но когда фильм начинается со слов "я черный, и поэтому белым меня не понять", а потом примерно то же самое последовательно звучит из уст китайца, латиноамериканца, индейца, индуса, креола, то в какой-то момент я почувствовала, что, если вот сейчас, в следующем кадре, появится какой-нибудь заросший густой растительностью папуас и начнет все по новой, то я просто не выдержу и рассмеюсь. А ведь в опасной близости от меня в зрительном зале вполне могли находиться личности, чей цвет кожи тоже слегка отличался от моего, которых я в темноте просто не заметила. Поэтому, да простят меня члены американской академии, я вынуждена была покинуть зрительный зал, не дожидаясь окончания фильма, руководствуясь, разумеется, исключительно этическими соображениями. Кроме того, если уж на то пошло, этот фильм для полноты картины должен был бы состоять по крайней мере из трех новелл. В первой пусть бы все оставалось как есть, а во второй те же самые сюжеты и ситуации разыгрывались уже с точки зрения классовой принадлежности персонажей, отчего многие из них сразу же, вероятно, поменялись бы местами друг с другом, превратившись из обидчиков в униженных и оскорбленных и наоборот. И наконец, в третьей части эти же конфликтные ситуации разрешались бы в соответствии с делением героев по половому признаку и с их сексуальной ориентацией. Вот это я понимаю, было бы по-настоящему интересное кино, которое стоило бы досмотреть до конца. Однако, представив себе подобный фильм, я невольно поймала себе на мысли о том, что две первые его части уже, наверное, не нуждаются в экранизации, так как достаточно подробно и во всех деталях были разыграны в российской истории, особенно, конечно, с участием пролетариата и его эксплуататоров, а вот последняя, и особенно те эпизоды, которые начинались бы со слов "я женщина, поэтому вам меня не понять", до сих пор в ней не то чтобы полностью отсутствуют, но обозначены крайне слабо и невыразительно.

Между тем история борьбы женщин за свои права уже исчисляется веками. Родоначальницей феминизма обычно называют американку Абигейл Смит Адамс, которая во время Войны за независимость в США (1775-1783) впервые четко сформулировала требования американских женщин: "Мы не станем подчиняться законам, в принятии которых мы не участвовали, и власти, которая не представляет наших интересов". Чуть позже у феминизма появилась и своя первая мученица в лице француженки Олимпии де Гуж, ставшей активной участницей Великой французской революции и отправленной впоследствии на гильотину решением революционного Конвента, который так и не поддержал требование радикально настроенных республиканок о предоставлении им избирательного права. Олимпии де Гуж принадлежит знаменитая фраза: "Если женщина достойна взойти на эшафот, то она достойна войти и в парламент".

Что касается девятнадцатого века, то многие, вероятно, помнят не слишком привлекательные образы суфражисток (это слово происходит от английского suffrage, "право голоса". - М.К.) из романов Лескова, Достоевского и даже достаточно либерально настроенного Тургенева. Нигилист Базаров получился у него куда более симпатичным и обаятельным, чем эмансипированная феминистка Евдоксия Кукшина. С одной стороны, это свидетельствует о том, что борьба женщин за равноправие не обошла стороной и Россию, а с другой - показывает, что русские классики относились к этой борьбе весьма скептически. Куда большую симпатию вызывали у них те представительницы слабого пола, которые, бросив все, готовы были отправиться за своими мужьями в Сибирь или же, подобно пушкинской Татьяне Лариной, вопреки веленью собственного сердца хранили верность престарелому мужу. Таким женщинам посвящались вдохновенные поэмы и стихи, а те, кто этим стандартам не соответствовал, могли рассчитывать разве что на восторженные оды какого-нибудь маргинального гения вроде капитана Лебядкина:

Гувернантка и жорж- зандка,
Плюй на все и торжествуй!

Так или иначе, к началу двадцатого столетия женщины многих стран мира добились желаемых избирательных прав, а затем и полного равноправия с мужчинами практически во всех сферах жизни, включая право носить брюки и курить сигареты. Замечательным памятником той эпохи является и столь любимый в народе праздник 8 Марта, происхождение которого связывают с одним из стихийных женских волнений на ткацкой фабрике в Америке где-то в середине девятнадцатого столетия.

Однако феминизм на этом вовсе себя не исчерпал, а наоборот, именно в двадцатом веке породил столь причудливые и необычные течения и движения, которые добропорядочные русские классики, иронизировавшие по поводу невинных суфражисток, не могли бы, вероятно, себя представить даже в самых страшных снах. Во время своего недавнего пребывания Париже, например, мне довелось встретиться с одной из ветеранок организации "Гуин руж" (букв. "Красные суки". - М.К.), громко заявивших о себе в 1970 году акцией возложения к Триумфальной арке венка "Жене неизвестного солдата". Примерно в те же годы произошел и знаменитый захват проститутками церкви Сен-Низье в Лионе, которые таким образом решили привлечь внимание общества к своим проблемам...

А все дело в том, что, добившись узаконенного равенства с мужчинами, женщины столкнулись с огромными трудностями, а иногда и невозможностью реального воплощения своих прав в жизнь. Что и заставило многих из них задуматься над некоторыми более глубокими и тонкими, чем формальные юридические права, вещами, связанными с языком, сексом и культурой. Например, над тем, почему в Библии Бог создает женщину из ребра мужчины, а не наоборот. И почему бы тогда эту книгу не переписать заново? В то время как отечественные литераторши вслед за Цветаевой продолжают упорно отнекиваться от своей причастности к "женской литературе" и настаивают на том, чтобы их называли "поэтами", а не "поэтессами", во многих западных странах уже давно ставится вопрос, в том числе и на законодательном уровне, о необходимости языкового расширения для всех слов, обозначающих профессии, не имеющих женского рода. В русском языке таких слов тоже хватает: инженер, депутат, сантехник, политик, врач, физик, олигарх - перечень можно продолжать очень долго. И я не исключаю, что последовательная западная феминистка вполне могла бы отказаться публиковаться в газете с названием "Коммерсант", ибо в идеальном обществе, где права обоих полов полностью соблюдены, подобное издание должно было бы называться даже не "Коммерсантка", а, к примеру, "Коммерция", то есть без каких- либо указаний на половую идентификацию. Я, кстати, думаю, что такой ход мысли не лишен оснований. Хотя и понимаю, что в сегодняшней российской реальности, где пост губернатора занимает всего одна женщина, а в правительстве до самого последнего времени они и вовсе отсутствовали, пока еще очень далеко до подобных нюансов. Характерно, что и в советские времена, когда формально во всех сферах представительство мужчин и женщин регулировалось так называемой разнарядкой, до реальной власти женщины тоже не допускались: их не было ни в политбюро, ни среди первых секретарей обкомов. При этом столь вопиющий дисбаланс в распределении ролей между полами, кажется, очень мало волнует российских избирательниц, тогда как любая западная правящая партия, допустившая подобное пренебрежение интересами женщин, лишилась бы на ближайших выборах огромного количества голосов. Возможно, пассивность российских женщин в отстаивании своих прав объясняется тем, что для большинства из них никаких трех веков борьбы просто не было и права достались им все и сразу после Октябрьской революции, то есть в значительной степени за счет трудящихся. Полученное даром люди обычно не очень ценят. Не обошлось, разумеется, и без влияния великой русской литературы, о котором я уже тут написала.

А между тем если хотя бы на мгновение допустить, что одно из радикальных направлений феминизма одержало победу, пусть даже не во всем мире, а хотя бы в отдельно взятой стране, то его история, скорее всего, сейчас не ограничивалась бы тремя названными мной веками, а восходила, например, к Сафо, которая заняла бы в ней место не менее заметное и достойное, чем Спартак. Историю, как известно, пишут победители.