Три фестиваля, два образа мысли

На австрийских пасхальных фестивалях не зачитывают приветствий от епископов и даже от папы римского, здесь не поздравляют в микрофон с пасхой. А все происходящее в большей степени похоже на текущую филармоническую жизнь, проходящую на этот раз в церквях, а не концертных залах. Но и последние не забыты: открывавший венский пасхальный исторический концерт венского филармонического оркестра под руководством Пьера Булеза, прошел в Музикферайне.

От Булеза до Керсмекер

Пасхальные фестивали в Вене проводятся с 1997 года. Это событие из числа «для своих2» - музыкальных интеллектуалов и ценителей редкостей. В последние годы афиша Osterklang («Пасхальный звук») включает обычно концерты и оперу. Но в этом году, например, оперу заменил танец: бельгийский хореограф Анн-Тереза Керсмекер, известная радикальными постановками, и ее французский коллега Жером Бель в спектакле «3Adieux» решили не только станцевать «Прощание», последнюю часть малеровской «Песни о земле» (ее исполняли в версии Шенберга для камерного оркестра). Сперва пела, конечно профессиональная певица, английская меццо-сопрано Сара Фульгони, но затем Керсмекер начала танцевать, то напевая, то нашептывая Малера, будто исключительно для себя, и совсем не для публики. Кое-кто ушел, сочтя, видимо, такое одомашниванием шедевра оскорблением для классика, но в принципе венская публика достаточно продвинута, чтобы понять – имена такая «приватизация» есть признак жизни всех участников процесса.

Конечно, в программе Osterklang’a есть место и венским вальсам. Но тон все же задают концерты вроде того, которым фестиваль открывался. Легендарный дирижер и композитор Пьер Булез на следующий день после своего 85-летия встал за пульт Венского филармонического оркестра. В таком возрасте дирижеры еще находят в себе силы выйти на помост – но чтобы с такой программой… Сложнейшую «Симфонии псалмов» Стравинский написал в 1930 году по заказу русского дирижера Сергея Кусевицкого, возглавившего прославленный в США Бостонский оркестр. В честь пятидесятилетия этого коллектива были заказаны также Четвертая симфония Прокофьева, "Бостонская симфония" Хиндемита, Первая симфония Онеггера и другие произведения.

В Вене «Симфония» прозвучала вместе с «Глаголической мессой» Яначека, которую здесь раньше мало кто слышал. Такие мессы на церковнославянском языке были распространены среди католиков Хорватии и Чехии начиная с Х века, но в версии панслависта Яначека христианскую традицию едва не побороли языческие силы. Казалось, в интерпретации Булеза на первый план вышли эти самые силы, которые церковные службы вообще-то призваны умиротворять. Критики, честно признававшиеся, что им не с чем сравнивать исполнение, даже заговорили об ощущении языческого нашествия, близкого торжества варваров, но дирижеру удалось его предотвратить. Булез при этом далек от патетических жестов, он дирижирует без палочки, но порой кажется, что и его взгляда хватит для наведения железной музыкальной дисциплины.

Другие фестивальные концерты тоже оказались полны редкостей. Барочный ансамбль Bach Consort Wien под управлением Рубена Дубровского исполнил ораторию «Христос в саду» (1718) Й.-Й. Фукса, руководившего два столетия назад придворной капеллой в Вене. Написанную на итальянском языке ораторию (семья императора Карла IV отличалась пристрастием ко всему итальянскому, вот и придворным поэтом, писавшим либретто, был Пьетро Париати) украсила корейское сопрано Йере Су (Yeere Suh), исполнявшая партию Созерцающей души. Су начинала свою карьеру на фестивале старинной музыки в Инсбруке у Рене Якобса (теперь Якобс приглашает ее во многие свои проекты), критики отметили ее блестящее исполнение произведений Монтеверди и Шюца, но и современная музыка ей близка, так что ее наверняка яркая профессиональная жизнь станет развиваться одновременно по нескольким направлениям.

Программу же венского хора Chorus sine nominee вдохновили тексты Франциска Ассизского. Сюда включили не только «Солнечное песнопение» Софии Губайдуллиной (оно посвящено Мстиславу Ростроповичу), но и эксперименты норвежца Кнута Нюстедта с григорианским хоралом, и «Святы» современного английского композитора Джона Тавенера. И Тавенер, и Нюстед писали для виолончели и хора – еще одно свидетельство структурного влияния Ростроповича на музыкальный мир.

«Кольцо» сомкнулось. Зальцбург настроился на эксперименты

В Вене фестиваль выглядит событием для посвященных интеллектуалов. В Зальцбург же к пасхальному съезжается вся аристократическая Европа. Такова традиция, заложенная в свое время Гербертом фон Караяном: он придумал этот фестиваль как своего рода альтернативу летнему (которым, впрочем, тоже руководил), событие прежде всего «для своих». У Караяна было много поклонников-меломанов среди аристократической элиты, и именно ради них и затевали все действо. Но сегодня фестиваль становится все более демократическим, причем как в прямом смысле (на 2011 год объявлено о снижении цен на самые дорогие билета до 30 процентов), так и в переносном. Фестиваль все больше внимания уделяет работе с молодыми слушателями. Понимает, что без поддержки молодежи он и сам останется без будущего.

Зальцбургский пасхальный всегда отличался своими финансовыми возможностями, не даром он считается самым затратным музыкальным мероприятием в мире, если пересчитывать объем вложений на количество концертов и прочие события. Но в этом году его потряс небывалый скандал. В огромных хищениях был замечен финансовый директор фестиваля. По русским размерам они, конечно, скромные – в общей сложности 800 тысяч евро, да к тому же еще и накапливались годами (странные люди австрийцы; у нас на такую мелочь и внимания бы не обратили; у нас только разовая взятка мелкому чиновнику в московской мэрии измеряется такими суммами). Но примерно таким оказался дефицит 2010 года, да и сам престиж фестиваля почувствовал себя ущербным. К тому же оказался задет и летний зальцбургский фестиваль (это две разные институции), чей технический директор помогал отмывать деньги. В результате оба виновника скандала уволены, а расследованием их деятельности занялась полиция. Но все партнеры и постоянные участники, прежде всего оркестр берлинских филармонии, заявили, что не покинут Зальцбург. Фонд Караяна даже объявил, что будет обеспечивать не 20, а 25 процентов фестивального бюджета за счет собственных средств.

Впрочем, некоторые считают причиной нынешних трудностей ошибки в оперной политике. Пасхальный в Зальцбурге вместе с фестивалем во французском Экс-ан-Провансе потратил в последние годы массу средств на постановку «Кольца нибелунгов».

Вагнер в версии Стефана Брауншвейга, философа по первому образованию и нынешнего главрежа парижского Theatre de la Colline, получился академичным по форме (что для современного театра считается чуть ли не зазорным), но вовсе не лишенным глубины (что в том же театре редкость). Ее достигаешь постепенно, но послевкусие остается сильным. Критика, правда, сочла постановку едва ли не полуконцертной, но в дирижерском мастерстве Рэттла не усомнился никто. Если раньше он совершенно не считался вагнеровским дирижером, и даже вызывал недоуменные вопросы – с чего это вдруг?, - то после Зальцбурга стал им в полной мере.

Московский пасхальный фестиваль тоже обладает магическим оркестром - это Симфонический оркестр Мариинского театра - и магическим именем: Валерий Гергиев организовал пасхальный фестиваль уже в девятый раз. В этом году нет той плотности блестящих имен, какими фестиваль был отмечен прежде, хотя знаменитости всех возрастов и стран присутствуют – от итальянского баса Ферруччо Фурланетто до легендарного Жорди Саваля с оркестром «Le Concert des Nations». Впечатляет и хоровая программа, и звонильная неделя, хоть немного преображающая звуковой мир Москвы.

География расширилась далеко за пределы Москвы и Петербурга, достигнув в этом году и откровенной заграницы (Вильнюс). Как посмотришь на список городов, попавших в орбиту фестиваля и размещенных на сайте фестиваля, от Ярославля и Владикавказа до Якутска и Мирного, так становится не по себе: откуда столько сил и средств? В России все стремится вширь, и географическое расползание государства, присущее ей издавна, поневоле ведет и к культурному расползанию. Фестиваль, охватывающий три десятка городов, поневоле рискует качеством. Для Гергиева такая плотность выступлений – норма жизни, хотя он сам заявил в недавнем интервью The Times, что надо бы выступать меньше и вообще сбавить темп жизни. Не проще ли было, как за границей, чтобы каждый город сам организовал подобные события? Тем самым у культуры появится шанс постепенно перестать быть централизованной гидрой, чьи уродливые формы она приняла в советские времена, а у пасхальных фестивалей в разных регионах проявится свое лицо.

Глобальными остаются и сроки проведения московского пасхального. Он начался 4 апреля – и продлится до 9 мая. Конечно, у Гергиева это уже традиция, устраивать 9 мая общедоступный концерт на Поклонной горе. Но все же когда фестиваль, приуроченный к пасхе, длится больше месяца, он приобретает черты мегазрелища. Не очень понятно, насколько гигантомания соответствует духу пасхального фестиваля. Или просто такова естественная эволюция в сторону события, сопоставимого с фестивалем в Эдинбурге или Лирическим фестивалем в Экс-ан-Провансе? Универсальный фестиваль искусств – из тех нужных событий, что пока даже не планируется в России.

       
Print version Распечатать