Свобода не всегда синоним прогрессу

От редакции. В воскресенье, 6 августа в Нью-Йорке в возрасте 62 лет от тяжелой болезни скончался известный историк, автор Русского Журнала Тони Джадт. Он родился в еврейской семье в Лондоне. В молодости увлекался левыми идеями, участвовал в сионистском движении. Позднее стал критически относиться как к радикальным взглядам, так и к политике Израиля.

Тони Джадт – не только историк, но и философ, специалист по новейшей истории европейских стран. Профессор Нью-Йоркского университета, директор-учредитель Института Ремарка, член Американской академии наук и искусств. Лауреат премии Оруэлла за «беспримерный вклад в развитие британской политической мысли». Тони Джадт – автор таких интеллектуальных бестселлеров, как «Identity Politics In A Multilingual Age» (2004); «Postwar: A History of Europe since 1945» (2005); «Reappraisals: Reflections on the Identity Politics» (2008).Джадт - автор многих эссе и публицистических статей на актуальные темы, вызывавших неоднозначную реакцию в США, Европе и Израиле.

* * *

РЖ: Уважаемый господин Джадт, как вы думаете, кого сейчас в западном обществе и на основании чего можно называть «прогрессистами»?

Тони Джадт: Сколь-нибудь четкого определения сейчас не существует. Предположил бы, что этим термином сегодня обозначают тех, кто критически настроен в отношении идеологии или практики экономики свободного рынка, тех, кто предпочитает политику, ассоциируемую обычно с социал-демократией, и кто либерален (то есть толерантен) в вопросах культуры. В принципе термин «прогрессизм» всегда обозначал эти вещи, но с какого-то момента он стал означать нечто близкое «социализму», а это смысловая нагрузка, которую он изначально в себе не нес. Большинство людей, которых вы склонны считать «либеральными интеллектуалами» в Америке или Западной Европе, являются представителями такого классического прогрессизма: я, Иэн Бурума и так далее.

РЖ: Не кажется ли вам, что в постмодернистской Европе этот термин был скомпрометирован и теперь подлежит реабилитации?

Т.Д.: Дискредитация термина «прогрессизм» если и имеет место быть, то может быть отнесена на счет старшего поколения прогрессистов, к тем, кто был «мягок в отношении коммунизма». И я не думаю, что эта дискредитация имеет какое-либо отношение к постмодернистской Европе, зато она имеет прямое отношение к Европе после 1989 года.

Определение «прогрессивный» в течение настолько долгого времени прилагалось к левому взгляду на историю, что утрата этого «господствующего нарратива» (который умер вместе с марксизмом, возникнув вместе с Французской революцией) означает, что самая идея прогресса сегодня утратила ясность. Прогресс от чего к чему? Моральный прогресс? Экономический прогресс?

РЖ: Тогда давайте попытаемся определиться с явлениями современной социально-экономической жизни. Можно ли, например, отнести к прогрессивным явлениям «уход государства из экономической сферы», «неограниченную свободу финансовых операций»?

Т.Д.: Нет. Я бы рассматривал подобные идеи как реакционные. Мэйнард Кейнс, самый великий экономист после Адама Смита, написал об этих явлениях, что они выражают собой более глупый итог саморазрушительного капитализма. Таковыми они являются и по сей день. Кейнс был прогрессистом, между прочим.

Уход государства из экономики был прогрессивным в бывших коммунистических странах, но только на короткий период. Как только прежние аппаратчики превратились в предпринимателей, извлекающих выгоды из «неограниченной свободы финансовых операций», парадоксы экономической либерализации в Восточной Европе стали более отчетливыми. Ничего прогрессивного в этом феномене не осталось.

Свобода – это абстракция. По большей части он желательна, в любом случае более желательна, чем ее отсутствие. Но свобода не всегда является синонимом прогрессу. Свобода Уолл-стрит делать просто неприличное количество денег и затем в случае возникновения проблем обращаться к государству за помощью не имеет никакого отношения к свободе, как ее понимали философы, и является полной противоположностью прогрессу. Однако и старые представления о рабочем классе уже почти утратили свой смысл. К тому же в то время, как партии рабочих объявлялись прогрессивными (в культурном, социальном смыслах), большинство «синих воротничков» традиционно были настроены довольно консервативно, исключая вопросы, затрагивавшие их экономический личный интерес. Эта ситуация не изменилась.

РЖ: Президента Обаму причисляют к прогрессистам в американском смысле этого слова. Насколько это корректно?

Т.Д.: Корректно, хотя это мало что добавит к нашему пониманию. Это означает, что он верит в роль государства в деле ограничения неравенства; он верит в толерантность относительно взглядов и действий других народов; это означает, что он, вероятно, предпочтет дипломатию войне; и это означает, что неравенство и несправедливость подвигнут его на нечто большее, чем абстрактные требования свобод и минимального государства. Но это фактически почти не затрагивает его политику и часто бывает сведено к риторическим намекам.

РЖ: Как можно описать американский прогрессизм? Является ли он на самом деле «прогрессизмом»?

Т.Д.: В отличие от европейской версии прогрессизма, американская всегда была морализаторской и не очень идеологической. Как я уже говорил выше, это касалось возмущенной реакции на несправедливость и поддержку активного государственного вмешательства в экономику, но не значительного вмешательства государства в культурную или в частную жизнь. Как правило, эти тенденции усиливались в периоды сильного неравенства (1830-е, 1910-е, Новый курс и последующие периоды). По этой причине нам следует ожидать всплеска прогрессизма в ближайшее время в виде и озлобленной реакции на прямо-таки непристойное неравенство времен правления Клинтона и Буша. Мы это увидим.

РЖ: Лично вы, разделяете ли вы идею прогресса?

Т.Д.: Не в старом, строгом смысле «Прогресса» как чего-то такого, что мы можем обнаружить в истории и с чем мы можем солидаризироваться в уверенности, что мы точно знаем, что это значит. Но я действительно верю в прогресс со строчной буквы «п»: в рост усовершенствований в управлении, в улучшение условий тех, кто находится в непривилегированном положении, в верховенстве закона, в уменьшение несправедливости и неравенства и т.д. Если все это вместе составляет «прогресс», тогда я разделяю и поддерживаю все это.

Что больше всего нужно «прогрессистам» России и Запада, так это ощущение первичности конституционной системы правления, потребность в активном государстве, управляемом и ограничивающем себя собственными законами, но в случае необходимости способном действовать от имени собственных граждан. Если мы согласимся в этом пункте, то у нас все получится.

Беседовали Никита Куркин и Юлия Нетесова

       
Print version Распечатать