Странники по звездам и другим закоулкам сознания

29 июля в Москве завершается Чеховский фестиваль. Каждый раз театроманы едва ли не плачут, прощаясь с театром мирового уровня, а в этом году поводов для слез больше обычного. Фестиваль удался как никогда. Ну, может быть, как давно уже не удавался. Виной тому многие участники, но прежде всего канадцы, которые фестиваль завершают.

Робер Лепаж с его ни на что не похожими моноспектаклями - это явление, от которого московская публика очнется еще не скоро. "Проект Андерсен" поразил воображение, а "Обратная сторона Луны" и вовсе произвела переворот во многих головах. Надо же, на дворе XXI век, а люди все еще способны рассказывать трогательные истории, в которых переплетаются судьбы человека и человечества, первый выход в Космос, полет на Луну - и невыстраиваемые отношения двух братьев, полные старых обид и неизбывной нежности. Романтизм если и в моде ныне, то, как правило, в чудовищной упаковке телесериала. А Лепаж умеет рассказывать о вечной мечте продвинутого подростка: понять, что там за краем горизонта, в космических далях.

Может показаться, что это hommage поколениям 60-70-х, с их стремлением урвать от исчезающей на глазах поэтики дальних странствий, желанием совершить последние географические открытия и отправиться куда-нибудь за запахом тайги, перемешанной с запахом звездной пыли. Но Лепаж рассказывает в итоге всего лишь о человеческой душе, столь бесконечной в своих стремлениях и метаниях, что она и сама составляет целую вселенную, определяет собой все ценности этого мира.

Искренность сочетается в спектакле с технологичностью, плохо знакомой современному российскому театру. Секунды уходят на переодевание, игра света выстроена безукоризненно, отточенность каждой сцены превращает "Обратную сторону Луны" в беспрерывный поток образов, плетущихся из эмоций и сознания так, словно за работой сама Арахна.

Подобное погружение в подсознание, достигаемое при помощи куда более простых и привычных средств, демонстрирует и монреальский цирк "Элуаз". Впрочем, слово "цирк" решительно не вяжется со спектаклем "Дождь" - даром что все актеры обладают безукоризненной цирковой техникой, исполняя такие акробатические трюки, так ловко выступая в качестве жонглеров, что запросто могли бы выступать на лучших аренах мира. Но швейцарский режиссер Даниель Финци Паски использует цирк как способ высказывания.

Его спектакль - об отлетевшем, словно октябрьский листок, прошлом, о памяти, пытающейся сохранить его словно залог будущего, о ностальгии как завораживающем напитке, способном вернуть в Эдем хотя бы на короткое время.

В прологе актеры жалуются: вопреки задуманному дождь не пойдет, продюсеры не изыскали для этого возможностей. В финале он все же приходит, а с ним и очищение, на которое так бедно современное искусство.

* * *

Последние сезоны в Москве выдались щедрыми на новые открытия. Театры Сергея Женовача и Дмитрия Крымова способны украсить собой целое десятилетие. Но Чеховский фестиваль создает особый контекст, позволяющий по-новому оценить и наши собственные театральные явления. Наши явно не теряются на мировой сцене (а у Лепажа, получившего в этом году главную европейскую награду, все признаки классика), сохраняя лица необщее выраженье.

В этом смысле Чеховский фестиваль явил множество лиц, в том числе - едва ли не впервые в своей истории - и столь неожиданное, как лик оперы. Причем эту оперу специально поставили для фестиваля. "Пеллеас и Мелизанда" на сцене Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко запомнится не только хорошими голосами и превосходным исполнением (оркестром руководил французский дирижер Марк Минковски, при упоминании одного имени которого тают сердца меломанов), но и качеством режиссуры. Оливье Пи вместе с художником Пьером-Андре Вейцем поставил, на первый взгляд, вполне типичный европейский спектакль - холодновато-отстраненный, сосредоточенный на музыке, позволяющей развернуть сюжет необычными гранями. Для Франции или Австрии такой спектакль был бы явлением привычным, качественным и вписывающимся в общий пейзаж оперной жизни. Но в том-то и проблема России, что опера у нас в массе своей все еще живет по законам сталинской эстетики. Редкие прорывы нового не меняют общей картины. Спектакли Дмитрия Чернякова, воспринимающиеся на Западе как родные, все еще нехорошо так будоражат отечественную публику. Например, безукоризненный и в то же время на редкость живой "Евгений Онегин" в Большом театре (без сомнения, лучший спектакль прошлого сезона) способен возмутить даже просвещенную часть публики так, словно на ее глазах надругались над святыней. А все потому, что каждый у нас знает, как надо ставить Чайковского. Но только почему-то сам не ставит...

В этом смысле Дебюсси повезло - он редкий гость на нашей сцене. Можно даже сказать, уникальный: в последний раз "Пеллеаса" играли еще до революции. Потому реакция на него была сейчас куда более спокойной. И то: к заезжим в России относятся мягче, чем к своим. Но и замолчать заезжих проще - показательна в этом отношении судьба Петера Конвичного: лучший немецкий режиссер поставил "Летучего голландца" в Большом с поразительным диалогом между тремя не похожими друг на друга действиями, но "Маску" дали лишь певцу Роберу Хейлу, исполнявшему заглавную партию.

Как сложится судьба "Пеллеаса и Мелизанды", пока не ясно: театр Станиславского и Немировича-Данченко готов показать ее в новом сезоне, но только если совпадут определенные обстоятельства.

Не знаю, совпадут ли они, хотя для фестивальной истории это важно не в первую очередь.

Главное - столице приподняли занавес над мировой сценой. Увиденное так поразило, что нет даже сил аплодировать.

Стоишь себе с частично приоткрытым ртом, и только отсутствие ворон перед глазами спасает от ненужных ассоциаций.

На фото - сцены из спектаклей (сверху вниз) "Проект Андерсен", "Обратная сторона Луны","Пеллеас и Мелизанда".

Источник:Официальный сайт Международного театрального чеховского фестиваля.

       
Print version Распечатать