Всегда думаешь, что очень сильно меняешься, день ото дня – как же, посмотрел новый фильм, перевернулось мировоззрение!

Или тут по ТВ та-а-акое сказали – значит, теперь я стал другой.

Или разоблачительную книжку прочитал – и мозги набок. Или сумку старушке помог поднять по ступенькам – новая жизнь, теперь я хороший!

И удивляешься – почему никто не замечает, почему все со мной, как с прежним разговаривают – не видят что ли, что я теперь совсем-совсем другой человек?!!

(Например, я периодически думаю, что сильно поменялся в живописи (каждый раз) – что у меня открывается какая-то новая манера, и хочется, чтобы это заметили, специально зову на выставки, но живопись – медлительное искусство. Изменения-миллиметры актуальном формате не очень заметны, увы - когда снег валит, когда финансовый кризис, когда выборы). Если хочешь, чтобы сразу заметили, что ты изменился – подари миллион, раздай свое имение нищим, прыгни сразу на 10 метров. А на полтора мм лучше-хуже стал – не так важно.

Пройди 100 км – тогда посмотрим.

...

Вот актуальным художникам хорошо меняться: вчера на карачках собакой гавкал, а сегодня «Верую!»

...

Или девушкам: купила новую кофточку – и новая жизнь. Или волосы в зеленый цвет выкрасить.

...

Я к чему – про эти митинги протеста, к которым почему-то преступно равнодушен. Сам себе удивляюсь – неужели мне ровным счетом наплевать на судьбу Родины? Неужели все равно, что весь цивилизованный мир так и будет на меня, урода, криво коситься? Обидно же, типа! Но дело в том, что в этих протестах мне именно молодежное и видится, девическое изменение жизни: выкрашу волосы зеленой краской – и тогда все сразу заметят, что я стала другим человеком, что с прежним нецивилизованным уродом у меня ничего общего.

...

Переименуем продажную милицию в полицию.

Гадкий СССР в Российскую Федерацию.

Партию жуликов и воров - в христианских демократов.

Или вот соберемся все в одном месте, померзнем часок, топнем ногой – и сразу станем жить в другой стране, другими людьми и с другим правительством, которого мы как раз заслуживаем.

Крикнули громко – и сразу демократия.

...

Ведь почему-то в Америке же всё получилось? Почему мы не можем?!

Можем и мы, почему... Только не забыть бы, что в Америке не с белыми ленточками собирались. Там потому научились уважать достоинство другого и на всякий случай не хамить ему – потому что был «кольт-великий-уравнитель». И опасно было нагло пихнуть, придраться без повода, послать на хер, попросить вывернуть карманы – потому что человек в ответ мог вытащить из кармана пистолет и застрелить.

И был институт пинкертонов, которые просто мочили в сортирах всяких отморозков, не тратя времени на процедуры.

И суд Линча – когда обвиняемого могли повесить на ближайшем суку, если общество его считало виновным на 100% (видели все, например, как он в пьяном виде сбил на машине ребенка). И тут уж судья должен был тоже 100 раз всё взвесить, взятку брать не с руки. (Как бы нам судебную реформу провести, хм).

Много что в Америке было, кроме Уорхола. И вот так, потихонечку, потихонечку, лет за сто выработали процедуры, утрясли гражданское общество, создали институции – чтобы каждый раз не всаживать в ближнего семь пуль, если кому-то кажется, что он не прав.

Называется демократия «снизу». Кто-нибудь готов?

Прийти на площадь, сдувать с носа снежинки, ага.

...

«Просто нет больше сил терпеть». Тоже верю.

Мы с женой в отдельно взятом подъезде уже лет десять пытаемся выстроить гражданское общество. Отучить людей всего-навсего гадить под себя, оставлять на лестничной клетке свои поганые пакеты с мусором – относить на помойку (30 м). И что-то плохо получается без этого самого кольта. (Так бы позвонил в дверь, рука на кобуре: «Брат, зачем ты мусор опять в подъезде забыл? Убери, брат!» И рукоять поглаживаешь). В общем, без огнестрельного оружия за 10 лет на 4-х этажах только-только научились перестать гадить, да и то – нет-нет, какой-нибудь говнюк забудется.

Только-только научились элементарно здороваться друг с другом – просто так радоваться соседу, а не смотреть себе под ноги букой, встречаясь на лестнице, сжиматься от неудобства, что кто-то тут еще оказывается ходит вместе со мной по подъезду. 10 лет отняло времени, но, спасибо, здороваемся теперь, всё хорошо.

...

Очень уж не верится, что жизнь можно изменить легко и просто. Как там у Льва Толстого? «Если бы собрались все добрые люди, объединились и т.д.», всё правильно. Только потом всем добрым людям нужно раздать кольты и ввести суда Линча (они и сами введут) - и тогда, может быть, лет через 100... Есть такой хороший и добрый человек Герман Стерлигов, который у себя в глуши проводит такой эксперимент, устраивает хорошую жизнь «снизу». Про раздачу огнестрельного оружия у него один из первых пунктов. С интересом слежу.

...

В России демократия всегда была только «сверху». Нужно было письма писать наверх, просить, умолять - обидно, конечно (как будто мы дети) - жаловаться, и тогда там наверху иногда проявляли милость, и отпускали крестьян на волю.

Прибавляли рабочим зарплату... снижали цены... строили университет... давали стипендии.. строили больницу... ну и т.д. А если хочется быть гордым, не просить, а требовать, стучать кулаком, «украли голос», «держат за дурачка» - тогда, если сам-взрослый, бери кольт, а потом (лет через 100) наконец-то, может, все договорятся и придут к равновесию: «каждый воюет с каждым», «каждый за себя», но убивать при этом не обязательно.

...

Если хочешь подумать о чем-то действительно важном советовал Платон, нужно сначала успокоиться, иначе за тебя будут думать эмоции. А вот упокоиться-то никому не дают, подстегивают «обидами», расковыривают прыщики – технология: обращайтесь с толпой, как с девушкой, пусть она сменит прическу и думает, что все стали ею восхищаться.

Поэтому, чтобы не поддаваться на политтехнологи, последнее время вообще перестал слушать, когда что-то ругают. А то - когда ругают - такое ощущение, что у нас полное взаимопонимание. При этом как только начнут что-то хвалить - почти всегда оказывается, что говорили о разных вещах, и нет ничего общего.
Теперь обращаю внимание только когда что-то хвалят – полезнее, и для жизни и для искусства.

...

Очень не хочется объединяться на почве ненависти к кому-то – к властям, к взяточникам. Там кто больше ненавидит – тот и сильнее всех, рулит, показывает, кого нужно вешать.
Ненависть сама несет, тут даже инстинкт самосохранения отключается.

По любви бы объединиться - но для этого нужно же прежде что-нибудь полюбить, а так трудно. Даже собственных родителей. Даже свою жену и детей – это же какой труд любить свою собственную жену и детей! (= жертвовать чем-то ради них).
Что говорить про коллег, соседей по подъезду, прохожих, страну.

Представляю: полюбили бы все хоть какой-нибудь пустырь, клочок земли, занесенный снегом - и объединились вокруг этого несчастного пустыря. Картины бы ему посвящали, стихи, удобрения, все свое время и силы-тепло
Хоть один кустик под снегом – но по-настоящему, по любви – все вместе.
Зацвёл бы.

Изображение:

1 - К. Сутягин, Вечер, 2005