Есть подозрение, что старинная схема деления мира на "восток" и "запад" устарела бесповоротно. В планетарном масштабе глобализация смешала эти два понятия в разнообразных соотношениях. "Западно-восточный ветер" - как назван поэтический сборник Е.Шварц (СПб.: Пушкинский фонд, 1997). Самая восточная по всем параметрам страна Япония сегодня внутренне гораздо ближе к странам Западной Европы и Северной Америки, нежели к соседней Восточной Азии. "Здесь гармонично сочетается восточная роскошь и западный стиль жизни", - честно пишется в рекламных текстах об Арабских Эмиратах.

Похожим образом на внутреннем российском пространстве перестала работать удобная некогда дихотомия "западничество/славянофильство". Для нас мир в последние десятилетия перевернулся, каждый раз перемешиваясь, минимум дважды - с либеральной революцией начала 90-х и нынешним воздвижением Нефтегазовой Империи, она же управляемая демократия. В итоге перепутались вконец политические понятия "левизны" и "правизны", как бывает с транспортным средством, когда едешь назад, не развернувшись. Вспоминается пример малагасийцев, исконных мореплавателей, у которых представления о левом и правом не было вообще никогда, они даже в запертом помещении ориентируются по удерживаемому в голове направлению на север.

В принципе, запад и восток вообще ничем не отличаются, это просто векторы. Даже величественное понятие "кругосветного путешествия" подразумевает, по большому счету, одну генеральную "колею": маршрут либо с запада на восток, либо наоборот. Пересечь планету по периметру через Северный и Южный полюсы по-прежнему возможно только на самолете... Так что все крупные, континентальные переселения народов, как правило, тоже совершались в широтных направлениях. (Смещение на юг или на север чревато попаданием в непривычную климатическую зону, а любителей испытывать физический дискомфорт редко набирается на целый этнос.) Концептуально и то и другое выглядело красиво: "Вперед, за Солнцем!" и "Вперед, навстречу Солнцу!". К этому могли надстраиваться разные этические концепции, мифологемы имперской или, наоборот, демократизаторской миссии и т.д. - производные от морально-психологических и культурных различий между народом переселяющимся (завоевателем) и коренными (колонизуемыми). Во всяком случае, во взаимоотношениях Европы и Азии в целом, а тем более в процессе освоения европейцами Северной Америки без этих украшений не обходилось.

Похоже, что предложенное сорок лет назад американским политиком Макнамарой (и звучащее год от года как будто все свежее!) противопоставление "Север - Юг" не просто по-прежнему актуально, но теперь, возможно, единственно адекватно.

Экономическое взаимодействие явно "анизотропно" и эффективнее идет в широтном, нежели в меридиональном направлениях. И вот мы отчетливо различаем на глобусе относительно богатый, стабильный и цивилизованный Север и, соответственно, относительно бедный (и т.д.) Юг. В этом раскладе Россия, при всех вековечных своих проблемах, несомненно, находится во всех смыслах на Севере. И главный, стратегический ее выбор, возможно, связан на самом деле не с теми же Великобританией, Японией или США, а, скажем, с Индией, ЮАР, Бразилией...

На этот новый вопрос полно старых и новых вариантов отрицательного ответа. Эти культурные коды пронизывают нашу жизнь насквозь. "Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам". "Навстречу северной Авроры / Звездою севера явись". "Несметные богатства затая, / Лежит в сугробах родина моя" (Заболоцкий). Целиком вся "Белая Индия" "потомка лапландского князя" Николая Клюева... В общем, "Если ты полюбишь север, не разлюбишь никогда". Такие метафизические малагасийцы.

И нас можно понять! Едва не полгода зимы в году. Торжественно воздвигаемые снежные бабы (явная метафора фригидности, а значит, и падения рождаемости) и ледовые дворцы, новогодняя елка как национальное Мировое древо, экстатическая игра в снежки, имеющая даже летнее эхо в виде цветов "бульденеж" (то же самое по-французски)...

Еще не так давно было почему-то важно, что самый народный наш поэт родился именно на станции "Зима". Некий писатель на теплой чужбине формулирует невысказанную ностальгию российской дипломатии: "О, упасть лицом в сугроб!" А как долго был у нас популярен Джек Лондон с его "Белым безмолвием"... (Почему-то всплывают минздравовские слоганы типа "Сахар - белая смерть!".)

Вот почему мы серьезный народ. Словосочетание "суровый Север" звучит как тавтология, тем более что латинское severus означает "суровый" (диал. суворо'й; отсюда фамилия Суворов со всеми воинственными коннотациями, и не нужны даже предки варяги-викинги со всем их берсеркерством).

Но главное, что Север и холод прекрасны. На микроуровне - бесконечная фрактальная красота снежинки. На макро - космическое великолепие Северного сияния... Недаром андерсеновский Ледяной дворец, обиталище Снежной Королевы, даже в детстве не вызывал у нас негативных ассоциаций. Не правда ли, зримее всего он описывается чудным русским словом "чертоги"? Да и сама Королева, целующая Кая, для мальчиков, прежде всего, источник первых эротических переживаний. Так мы сызмальства посвящаемся в пажи Повелительницы Холода. Награждаясь льдинкой в сердце...

А вот относительно недавние отечественные духовные плоды на этом (бескрайнем, как в песне про Север) семантическом поле... "При слове "север" сердце воскресает"; "...и наконец - душа, и вот - лишь слово, / быть может, слово "север", ибо в нем / и "верую", и сева окоем" (Константин Кравцов, Салехард). Рецензию на сборник Кравцова Виталий Пуханов завершает любопытным пассажем: "Север крошит металл, но щадит стекло..." - говорил Иосиф Бродский... наделяя север способностью различать, миловать или казнить. Сам ли человек приходит отдать себя на суд северу, или жестокий мир обрекает его - север оставляет человеку единственную возможность остаться в живых - стать абсолютно прозрачным".

Так сакрализуется наша зависимость от климата и ландшафта. А Север становится синонимом всего самого хорошего - или просто непреложного... И даже страшная гулаговская история Соловков оказывается неспособной затмить светлые ассоциации, связанные с Соловецким монастырем.

Благосклонно взираем мы и на Север "соседский", ближнезападный, т.е. Скандинавию. Оттуда - самые любимые наши сказочники: Андерсен, Сельма Лагерлеф, Астрид Линдгрен, Туве Янссон... И при том, что своим политическим противником мы считали Запад, позднесоветская фантастика изобиловала позитивными героями с красивыми, явно скандинавскими фамилиями. Не последнюю роль здесь сыграло, видимо, наличие политэкономического феномена под гипнотизирующим названием "шведский социализм". Недаром одна из немногих западных групп, разрешенных для слушания в СССР, была шведская "АББА". С другой стороны, для нас, убежденных потомков варягов и еще немножко - гуннов, все шведско-норвежско-финское не было абсолютно чуждым. Так возникала фантастическая "скандинавская" софт-версия имиджа капитализма, чуть ли не "конвергенция миров", по Сахарову. Она имела аналог и в нашей внутренней советской жизни - в виде странной, "не до конца социалистической" реальности прибалтийских республик.

Красноречива подборка "скандинавских" персонажей из повестей и романов А. и Б. Стругацких, собранная русским фантастом с балтийским именем Антом Скаландисом.

Робот-смотритель пришельцев Олаф Андварофорс;

Майя Тойвовна Глумова;

Тойво Александрович Глумов;

исследователь Венеры Иргенсен;

исследователь Юпитера Кангрен;

Луарвик Л. Луарвик;

астроном Матти;

пропавший в Красном Здании рабочий бумажной фабрики Оле Свенссон;

еще одна пропавшая в Красном Здании - Эмма Стремберг;

художник и скульптор Иоганн Сурд;

помощник диспетчера Главной Диспетчерской Турнен;

гастроном; один из "Рип-Ван-Винклей" Альберт Оскарович Тууль;

учащийся биологического отделения Ташлинского лицея Рейнгарт Хансен;

генерал-полковник Туур, а также жительница Города Дураков Вайна Туур, ее дочь Вузи Туур и сын Лэн Туур.

Так север временно становится псевдонимом, эвфемизмом запада. "Тренд" этот сохраняет какую-то инерцию: в третьей части эпопеи "Мир смерти и твари из преисподней", опубликованной самим Скаландисом в соавторстве с Г.Гаррисоном, на далекой планете Моналои государственный язык - шведский, и персонажей со шведскими именами пруд пруди.

...Конечно, скандинавская тема имеет не только "нордический", но и "маринистический", мореходный аспект. Кажется, слова "Скандинавия" и "навигация" даже родственны, во всяком случае, для римского уха фраза scandi navia имеет внятную семантику: "я взошел на ладью" (за точность падежа не ручаюсь). С миром Большой воды нас прочно связывает и тысячелетняя культура поморов, и фанатические труды Петра, и великие открытия русских мореплавателей. Но вода эта была чаще всего весьма прохладной.

Ввиду всего вышесказанного, лучше даже не пробовать искать цитаты в нашей литературе обратные, про Юг. Задача выполнимая, но - малопродуктивная. Юг как таковой никогда не становился для нас мейнстримом.

Главный символ технической мощи страны - не столько первый космический спутник, сколько атомный ледокол "Ленин". А мысленная карта России предстает перед нами бесконечной "белой шкурою медвежьей". Или берестяной грамоты. Белая кора березы с черными пятнышками - заснеженная равнина с избами или проталинами... "Отмороженные стихи" - озаглавливает самый изысканный свой сборник петербургско-хельсинкский поэт Завьялов. Далеко ли до эстетизации слова "отморозок"?

Банальный тезис о том, что однолюбие к Северу однобоко и не есть совсем хорошо, думается, иллюстрировать не стоит. "Северный синдром" - это, собственно, синдром... Чем развивать аргументацию "вредности Севера для России", отсылаю читателя к эссе Лимонова "Русское психо" в одноименной книге.

Возможно, выход в простой (на словах) вещи: открыться Югу... Не в последнюю очередь и в политико-экономическом смысле; это-то как раз уже начинается. Связи с той же богатой ресурсами Африкой вырастают уже без "черного социализма".

Но еще важнее, чем экономический, для нас контакт идеальный. Психологическое восприятие и приятие тех черт Юга, которых в нас не хватает.

В то же время открыться - значит стать не только более восприимчивым, но и более уязвимым. До сих пор Россия могла представить себе опасность только в "широтном" направлении, типа "германцев с запада, монгол с востока". Даже войны с Турцией, лежащей явно на юге, и нынешняя проблема с Чечней - все как бы из области "Восток - дело тонкое". Но сегодня низовое ксенофобское сознание в стиле ДПНИ начинает различать и вербализовать "южную угрозу". Тема соблазнов и рисков со стороны Юга не менее достойна и внимания интеллектуалов.

В предложении ничего нового. Тяготение к югу у нас, по закону больших чисел, присутствовало всегда. Легендам о гипербореях, Индрике, Снегурочке, челюскинцах и восхитительному новоязовскому имени Оюшнальд ("Отто Юльевич Шмидт на льдине") успешно противостоят мифы о Миклухо-Маклае, о Николае Гумилеве с его "достичь Харэр", о негоцианте Афанасии Никитине... Нужно просто оживить эти воспоминания, актуализировать тенденцию.

Характерно, что при наличии ряда терминов, связанных с Севером (нордический, арктический, бореальный, гиперборейский...), у нас нет ни одного специального слова для "всего южного". В словаре Даля обнаруживается как бы заготовленное про запас прилагательное "австральный" (лат. южный, в южном полушарии находящийся; тропический, полуденный...). Можно воспользоваться несуществующим термином "австральность" для обозначения гипотетического интереса к Югу - буде он действительно возникает.