Саммит сбывшихся опасений

Главным итогом прошедшего в Лондоне саммита G20 стало решение дать мировой экономике больше денег. Сумма антикризисных мер превысила все ожидания. В ближайшие полтора года страны “двадцатки” направят в совокупности $5 триллионов на восстановление экономического роста в мире. Пятую часть этой суммы, то есть примерно $1 триллион, получит МВФ, который направит ее на поддержку наиболее пострадавших от кризиса стран. В первую очередь фонд поможет развивающимся экономикам, которые лишились возможностей для внешнего кредитования. Обеспечить стимулирование экономики посредством масштабных денежных вливаний было главным требованием США перед саммитом.

“Двадцатка” согласилась принять меры по борьбе с протекционизмом. Страны собираются выделить $250 миллиардов на поддержание стремительно сжимающейся мировой торговли в течение ближайших двух лет. При этом основную помощь вновь получать развивающиеся страны, которые больше всего страдают от сокращения своего экспорта.

Участники саммита согласились и на увеличение регулирования мировых финансов. Лидеры “двадцати” объявили всеобщее наступление на хедж-фонды и “налоговые оазисы”. Премьер-министр Великобритании гордо заявил, что эра банковской секретности закончилась. Достигли договоренности относительно регулирования выплат бонусов руководителям корпораций и банков и об ужесточении контроля за финансовыми рынками. Кроме того, на саммите приняли решение о создании новой международной организации - Фонд финансовой стабильности, в которую войдут все члены G20. Задачей фонда станет мониторинг мировой финансовой системы и выявление злостных нарушителей правил. Таким образом, участники лондонского саммита согласились с требованиями Германии и Франции о введении механизмов наднационального контроля над мировыми финансами.

Что касается инициатив России, то предложение Москвы и Пекина по созданию новой резервной валюты не обсуждалось в рамках саммита, однако упоминались в ходе двусторонних встреч. Президент России Дмитрий Медведев высказался также за скорейшее присоединение страны к ВТО.

На первый взгляд, участники саммита пришли к взаимному согласию. Предложения основных антагонистов - США, Великобритании и Германии и Франции, с другой стороны,- были удовлетворены. Вопрос теперь состоит в том, как оценить последствия (в том числе, непреднамеренные) предложенных мер по борьбе с экономическим кризисом, и правильно ли вообще мировые лидеры расставили приоритеты.

Решения, принятые по итогам саммита, зеркально отражают текущую экономическую политику государств, которые, исходя из благих пожеланий, способствуют подавлению экономической активности независимых от себя игроков, понижают условия конкуренции, проводят невоздержанную бюджетную политику и ухудшают инвестиционный климат в своих странах. За единством скрывается отсутствие желания рассчитывать долговременные последствия проводимой экономической политики. Все стремятся как можно быстрее вернуться в эру дешевых денег. Если же у мировой экономики не хватает накопленного капитала на возобновление бурного экономического роста, то правительства готовы сотворить этот капитал из воздуха. Презрение к экономической свободе, интервенционизм, вера в полное всесилие государственного вмешательства, правительства, которое, наконец, объяснит игрокам на рынке, как им нужно правильно создавать новое богатство, стали снова здравым смыслом мировых лидеров.

Современная экономическая философия по борьбе с кризисом, разделяемая правительствами, не отличается последовательностью и полна противоречий. С одной стороны, можно говорить о необходимости понижения налогов для среднего класса и превращать национальную налоговую систему в гигантский welfare, как это происходит в США, с другой – под лозунгами классовой войны с богатыми и с нечестными корпорациями можно рассуждать об одновременном повышении налогов на инвестиции, что понизит стимулы для создания новых компаний, а следовательно, и новых рабочих мест для того же среднего класса. Возможно, вопреки всем прогнозам, говорить о будущем сбалансированном бюджете и о консервативной фискальной дисциплине, но в тоже время ставить абсолютные рекорды по бюджетному дефициту, который взваливает непомерное долговое бремя на будущие поколения. Можно говорить о неприемлемости протекционизма и о рисках повторения ошибок предвоенного периода 30-х годов, но одновременно, как это происходит, в том числе, и в России, ограждать национальную экономику заградительными барьерами. Наконец, можно говорить об экономической свободе и глобализации (которая и есть, в конечном счете, результат экономической свободы) как основе восстановительного роста, но в то же время делать все, чтобы этой свободы стало меньше.

Государство сейчас всерьез готово отнять больше у одних граждан, чтобы поставить от себя в зависимость как можно больше других граждан, и у критиков таких действий возникают понятные подозрения, что это делается силами, опирающимся на социалистическую идеологию, для обеспечения своей долговременной политической поддержке в обществе. Политики работают здесь на свое политическое будущее. Противоположная, но не менее рациональная, точка зрения, состоит в том, что эти процессы есть следствие обычной инерции современного государственного управления.

Можно задать один просто вопрос. Откуда правительства “двадцатки” возьмут $5 триллионов на восстановление экономического роста? Они могут занять на рынке, то есть, в конечном счете, увеличить свое долговое бремя и изъять средства из экономики для последующего перераспределения чиновниками, могут взять посредством налогов, что также равноценно изъятию и явно не улучшит условия для ведения бизнеса, а могут даже обратиться к эмиссии. Обремененные долгами развитые страны начнут “портить” свои валюты, обложив тем самым все остальные государства, которые пользуются этими валютами, своего рода дополнительным "инфляционным налогом". Дешевые деньги будут означать рост инфляции в мире, то есть обесценивание сбережений граждан как следствие политики правительства. В результате, мировой экономике будут обеспечены дорогая нефть, дорогое продовольствие, дешевый доллар и новые кредитные пузыри на рынке, а экономический рост, особенно в развитых странах, скорее всего, окажется существенно ниже всех ожиданий, легко измеряемых в размерах затраченных средств.

Накануне саммита весь идеологический багаж лидеров “двадцатки”, который намеревались использовать для спасения мировой экономики и для неповторения предкризисных ошибок, сводился к противостоянию концепций регулирования и стимулирования экономики. США и Великобритания настаивали на том, чтобы остальные европейские страны последовали их антикризисной стратегии. Они должны принять свои собственные многомиллиардные планы по государственному стимулированию экономики, то есть увеличить бюджетный дефицит и государственный долг. Больше государственных расходов в мире – в этом состояла позиция англосаксонских стран. Причем все это происходит на фоне постепенной эрозии поддержки со стороны населения экономической политики администрации Обамы в США и правительства Брауна в Великобритании.

Дефицит бюджета США в текущем финансовом году может превысить 12% ВВП. Америка остро нуждается в огромных внешних заимствованиях для обслуживания текущей дыры в федеральном бюджете. Рост государственного долга в будущее сделает неизбежным повышение налогов, а значит, и понижение конкурентоспособности американской экономики и уменьшение возможностей для экономической политики государства, которому придется маневрировать между двух молотов - обслуживанием гигантского долга и растущих социальных обязательств.

Франция и Германия, демонстративно объединив усилия, в ответ заявили о необходимости введение более жесткого регулирования мировой финансовой системы. Европейцы стремятся удержаться в рамках фискальной дисциплины. Германия пытается сохранить дефицит бюджета в пределах 3% от ВВП. США, в свою очередь, подчеркнули, что не хотят подрывать свой финансовый суверенитет и терять механизмы воздействия на собственную финансовую систему.

Тем не менее, общего в этих подходах больше, чем различий. Обе концепции, в конечном счете, носят антирыночный характер. Они основаны на святой уверенности в провалах рынка, необходимости государственной экспансии и расширения бюрократии для борьбы с кризисом, увеличения роли государства, которое якобы лишили в предыдущие годы должного участия в экономике. Одни хотят больше государственных расходов, то есть большей зависимости от решений государства по перераспределению богатства в настоящем и больше налогового бремени в будущем, а другие – больше государственного регулирования и больше контроля за потоками капитала, а значит, меньше экономической свободы.

Перед саммитом доминировала риторика социальной инженерии и всеобщего переустройства для всеобщего блага. Премьер-министр Великобритании Гордон Браун выразил надежду, что усилия стран по борьбе с кризисом превратятся, в конечном счете, в новый Глобальный Новый Курс. Глава британского правительства также призывал к новому Бреттон Вуду, к переустройству мировой финансовой архитектуры. В одном из интервью Обама заявил о том, что финансовые вливания и регулирование нужны вместе. Европейцы и американцы соглашались, что необходимо переделать способы и механизмы, посредством которых до настоящего момента работал капитализм. Все говорили о необходимости новых структур и регуляторов, чтобы поправлять в нужном ключе глобальных финансовых игроков.

Однако очень трудно перестроить глобальную финансовую архитектуру, когда отдельные страны пытаются решать свои собственные растущие экономические беды. Одна из самых острых и опасных текущих глобальных проблем – растущий протекционизм. Протекционизм является неизбежным следствием государственного вмешательства в экономику. ВТО прогнозирует падение экспорта в 2009 году на 9% - самое большое сжатие объемов мировой торговли со времен Второй мировой войны. В 2008 году мировая торговля выросла на 2% и до настоящего времени стабильно росла на протяжении тридцати лет. Угроза отступления глобализации, сжатия торговли и наступления экономического национализма как никогда являются реальными. Если вспомнить, что в последний раз такие тенденции стали одной из причин Второй мировой войны, ситуация становится еще более настораживающей.

По сообщению Всемирного банка, в настоящий момент 17 из 20 стран, представленных на саммите, в том или ином виде приняли протекционистские меры. Индия установила запрет на китайские игрушки. Китай запретил импорт ирландской свинины. Все осложнилось еще больше, когда отдельные страны начали принимать стимулы для спасения экономики, в которых выделялись средства на поддержку отдельных производств и отраслей и оговаривались условия для участия иностранцев в перераспределении денег.

В докладе Всемирного банка в качестве примера государственной помощи акцентируется внимание на автомобильной промышленности. США, Франция, Китай, Россия, Бразилия, Аргентина и Италия установили прямые или косвенные субсидии для национальных автопроизводителей. Так, Соединенные Штаты выделили General Motors и Chrysler более чем $17 миллиардов в виде прямой помощи. Во всем мире уже около $48 миллиардов направлено на поддержку автомобильной промышленности.

Россия в начавшейся гонке по установлению торговых барьеров тоже старается не отставать от других стран. Помимо последней многомиллиардной помощи АвтоВАЗу, который доказал хроническую неспособность быть прибыльным без поддержки государства, можно вспомнить увеличение пошлин на ввоз продовольствия, введение ценовых преференций для поставщиков российских товаров при размещении госзаказа (что позволяет российским поставщикам повысить цены, не меняя качества продукции), повышение заградительных пошлин на импортные легковые машины, сокращение квоты на ввоз мяса птицы и повышение пошлин на ввоз сверх квот свинины и мяса птицы, повышение таможенных пошлин на молоко, сливки, молочные консервы и сливочное масло. Не обошли пошлинами и импортное детское питание. Комиссия по защитным мерам во внешней торговле недавно рекомендовала повысить нижний уровень пошлины на импорт сахара-сырца. Интересно, что в ходе проходящего обсуждения антикризисной программы правительства России так и не была поднята проблема антисоциального характера протекционистской политики и тех реальных угроз, которые она создает для выхода экономики из кризиса.

Всемирный банк предупредил, что протекционизм будет вести к тем же плачевным результатам, что и в 1930-е годы прошлого века. Посредством пошлин и заградительных барьеров население, фактически, принуждается к финансированию неэффективных кампаний и к более дорогой жизни. Протекционизм ведет к повышению внутренних цен, которые должны компенсировать высокие издержки неприбыльных производств. Как следствие, гражданам приходится больше опустошать свои карманы. Кроме того, протекционизм всегда вызывает ответные меры, а поэтому локально выигрывают лишь отдельные производители, но глобально проигрывают все участники международной торговли.

Протекционизм есть результат того, что правительства думают о выборах, а не об экономическом росте, о перераспределении, а не о создании богатства. Проблема протекционизма кроется также в самом допущении о том, что экономику нужно стимулировать посредством роста государственного финансирования. Когда правительство вливает сразу большие средства в экономику, то, если ограничения на иностранцев не вводятся, велик риск того, что деньги налогоплательщиков уйдут в карманы граждан других государств. Так, Америка будет стимулировать производителей товаров в Китае. Желаемый эффект на национальную экономику не будет достигнут, и популярности у правительства тоже не прибавится. В том числе отсюда и происходит желание бороться за отечественного производителя.

Таким образом, предложенные “двадцаткой” меры по борьбе с глобальным экономическим кризисом в краткосрочной перспективе не обогатят мировую экономику. В долгосрочной перспективе они лишь усугубляют или законсервируют текущие проблемы и диспропорции в глобальной экономике. И единственная причина происходящего, как кажется, лежит не столько в плоскости конкретной практики государственного управления, но сколько в той идеологии, которую готов сейчас некритически разделять международный истэблишмент. И Россия здесь - подтверждение правила, а не его исключение.

       
Print version Распечатать