S/Z: К критике европолиткорректности

Варварство - это полная идентификация со своей культурой..
Славой Жижек

"Простите, это очередь за Жижеком?" - в лучших социалистических традициях спрашивали друг у друга люди, толпящиеся перед входом в "Президент-отель" вечером понедельника. Послушать словенского философа и правда собралось достаточно много народу, конференц-зал отеля в итоге забит был почти под завязку. И очередь сразу создавала определенный антураж, отразившийся и на самом герое вечера, который в ожидании начала лекции респектабельно позировал фотографу в холле. "Я почувствовал дух здания, построенного для советской номенклатуры, когда мы сюда пришли", - с этого начал свою речь Жижек.

Подобные публичные мероприятия демонстрируют, прежде всего, насколько узок круг московской интеллектуальной публики. Из несомненно публичных людей мной были замечены поэт Дмитрий Пригов, бард Псой Короленко и идеолог Дмитрий Быков. В "президиуме" рядом с Жижеком расположился, собственно, тот, кто и обеспечил почтенной публике зрелище философа, издали смахивающего на московского бомжика, - Глеб Павловский, а также член Общественной палаты Алексей Чадаев. Наверняка были и остальные - все, кому вообще положено "ходить на Жижека". Хотя в основном аудитория состояла из молодежи. Некоторые имели весьма ученый вид, другие полностью копировали облик кубинских барбудос и лично товарища Че. Для последних, очевидно, поход "на Жижека" в "буржуйский" "Президент-отель" были одним из этапов революционной борьбы. Впрочем, нужно признать, что и академики, и революционеры слушали философа весьма прилежно.

Что совсем неудивительно, ведь выступление Жижека в Москве - это, безусловно, знаковое событие. В мировом масштабе Россия все еще остается глубокой интеллектуальной и культурной провинцией, поэтому посмотреть, "как это делают" (думают) на Западе, захотели многие. К сожалению, оказалось, что говорит Жижек достаточно сумбурно, мысль его скачет с темы на тему, а лирические отступления оказываются слишком длинными.

Так что выступление Жижека, безусловно, должно было разочаровать большинство вменяемой, но не слишком подготовленной публики. Типичная реакция на подобное зрелище: "на западных интеллектуалов я больше не ходок", "какая-то попса" - сразу после завершения вечера была озвучена многими слушателями. Несистематический и "постмодернистский характер" мышления Жижека вообще способствует его имиджу неоригинального мыслителя или популяризатора. В то же время это не так или, по крайней мере, не совсем так.

Российскому читателю Жижек, безусловно, знаком прежде всего по переводу книги "13 опытов о Ленине", которая выполнена по всем канонам жанра академической провокации. "Ленин? Может быть, вы хотели сказать - Маркс?" - с этого риторического хода Жижек начинает свое повествование. Действительно, Маркс сегодня - это респектабельный ученый, книги которого изучают в ведущих университетах в качестве классики социологии и экономического анализа. Имя Ленина практически забыто на Западе и вызывает саркастическую усмешку у выходцев из стран социалистического лагеря. Значение жеста Жижека в этом смысле состоит, прежде всего, в демонстрации того, что о Ленине вообще можно говорить. Базовая мысль Жижека здесь достаточно проста - Ленин является подлинным марксистом в том отношении, что для него практика всегда являлась источником для теории, а порядок философии становился тождественным порядку политики.

В книге есть два ключевых момента. Во-первых, это радикально новая интерпретация советской истории, которую отстаивает Жижек. С его точки зрения, приход к власти Сталина и последующие события не были предательством идеалов революции и термидором, наступившим вслед за победой якобинцев. Скорее, напротив - экономическая политика Сталина, начавшаяся в конце 20-х годов, и свертывание НЭПа были завершением Октябрьской революции 1917 года. Речь шла не о доведении социалистических идей до логического завершения. Похожей интерпретации, кстати, придерживается и Борис Гройс, рассуждающий о сталинском искусстве как логическом завершении русского авангарда.

Во-вторых, в книге Жижека о Ленине содержится нетривиальное определение политической борьбы. Согласно Жижеку, политическая борьба есть не борьба между политическими партиями, но борьба за определение границ политического и вытеснение врагов за пределы этого поля. Таким образом, деятельность Ленина, направленную на уничтожение политики как таковой (парламента, "общественного мнения", "демократического диалога"), можно описывать как "сверхполитику", направленную на вытеснение из сферы политического всех агентов и уничтожение самого политического пространства.

"Опыты о Ленине" ставят очень серьезный вопрос, который особенно важен для понимания истории России XX века и ее настоящего. Это вопрос о том, является ли советский проект, созданный Лениным и Сталиным, частью более общего, всемирного (но прежде всего - западного) левого или социалистического проекта. От ответа на этот вопрос зависит как наша интерпретация нашего недавнего прошлого, так и оценка перспектив антикапиталистического движения. Так, если СССР был частью общего левого проекта, в котором сегодня участвуют и Тони Блэр, и Антонио Негри, то история этого государства есть лишь частный пример неудачно выбранной тактики. Советское общество не обладало и не могло обладать никакими особыми родовыми чертами, оно было лишь видом социализма - и не более того. С другой стороны, здесь вполне может иметь место обратное соотношение: большевизм может быть представлен как единственная последовательная разновидность левого, которая уже доказала свое право на существование в некоторой точке истории.

Еще один вопрос, который вытекает отсюда, заключается в том, что значит быть левым сегодня (еще лучше спрашивать - что нужно делать, чтобы быть левым сегодня). Если понятие "левого" предельно размыто, то не означает ли это, что политическая борьба XX века в действительности привела к уничтожению левых, к вытеснению их за пределы политического? Сам Жижек в недавнем интервью РЖ заявил, что считает: у леваков сегодня есть адекватная общественная теория, что, конечно, представляется крайне сомнительным.

В своей московской лекции, тема которой была обозначена как "Критика толерантности", Жижек сравнил современную западную систему политической корректности с кодексом законов Ветхого Завета. Их объединяет общая цель: не допустить к себе ближнего, не увидеть в нем подлинного другого, удержать незнакомое на расстоянии. Толерантность - это способ не любить ближнего, не чувствовать к нему эмпатии, в конечном счете - защититься от него. Машина капитализма работает универсально и не зависит от культурных различий. То, в чем по-настоящему фиксируются культурные отличия, не схватывается в политкорректном европейском дискурсе - речь идет о привычках или габитусах.

Надо отметить, что подобная речь, конечно же, найдет немало поклонников среди российских слушателей, озабоченных защитой национальных ценностей и интересов перед лицом европолиткорректности. Другое дело, что анализ толерантности, предложенный Жижеком, не кажется полным. Толерантность является не только инструментом отчуждения другого, но и политическим фетишем, способным отвлекать людей от реальных проблем, накопившихся в обществе. Агрессивное противодействие "европейским ценностям" часто просто уводит общественную дискуссию в сторону.

По-английски Жижек говорит довольно скверно, как будто закончил ускоренные курсы Илоны Давыдовой, и слушать его речь, одновременно сверяясь со словами переводчика, было достаточно тяжело. Но тяжелее всего стало уже после окончания лекции, когда публика начала задавать вопросы. Цель публики, как водится, состояла не в том, чтобы уточнить содержание лекции философа, а в том, чтобы высказаться, "отжечь" на фоне "отжигавшего" (чего стоит хотя бы пассаж о зависимости устройства системы слива в европейских унитазах от этнокультурной идентичности) словенского самородка. Поэтому первый вопрос, заданный Жижеку Дмитрием Быковым и, похоже, так для лектора и оставшийся непонятным, касался "марша несогласных" в Петербурге, а второй формулировался буквально так: "Не повлияли ли работы Фрейда и Маркузе на демографический кризис и распространение СПИДа?" Ответ на этот, да, в общем-то, и на другие вопросы также остался непонятным.

Как и на вопросы "Кто виноват?" и "Что делать?", которые, впрочем, никто так и не задал.

       
Print version Распечатать