Он хочет реформировать мировую экономическую систему. Он знает ответы на проклятые вопросы - "что делать?" и "кто виноват?". Он полон сил, и готов провести корабль Евросоюза через рифы мирового кризиса в тихую гавань нового капитализма.

"Мы должны реформировать капитализм с тем, чтобы наиболее эффективная из когда-либо существовавших систем не разрушила собственные основы", – заявил президент Франции Николя Саркози на встрече с Джорджем Бушем в Кэмп-Дэвиде.

Это была странная встреча. Странная потому, что Саркози вынудил к ней хозяина Белого дома всеми своими предшествующими заявлениями. "Сарко сам себя пригласил в Кэмп-Дэвид", - пошутил по этому поводу кто-то из западных журналистов. Диалог Буша и Саркози в Кэмп-Дэвиде звучал порой как полемика двух непримиримых противников в политическом ток-шоу. В то время как Буш настаивал на том, что при изменениях в регулировании "важно сохранить основы демократического капитализма - приверженность свободному рынку, свободному предпринимательству и свободной торговле", призывал к "продолжению политики открытых рынков", и предостерегал от "опасного соблазна экономического изоляционизма", Саркози говорил о переходе к новой форме "регулируемого капитализма", поскольку "не существует свободы без регулирования и стабильности". Регулированию, по Саркози, должны подвергнуться хеджевые фонды, кредитные рейтинговые агентства, оффшоры, а также отношения между мировыми валютами. Единственное, в чем он согласился с Бушем, так это с утверждением, что было бы "неверно оспаривать основы рыночной экономики". Однако добавил - "мы не можем и дальше двигаться тем же курсом, так как те же самые проблемы спровоцируют те же самые катастрофы".

За этим диалогом скрываются не только расхождения между США и ЕС в области поиска путей преодоления финансового кризиса, но и контуры глобального идеологического разлома между старым и новым мирами, между XX и XXI веком.

Конец рыночной саморегуляции?

В течение последних недель лидеры Европы говорили о том, что мировая финансовая система нуждается в реформировании. Английский премьер Гордон Браун ввел в оборот термин "новый Бреттон-Вудс". Но Бреттон-Вудс был моделью, в которой западный мир признавал доминирование США, а Великобритания играла роль младшего партнера. За год до конца Второй мировой войны эта модель казалась вполне уместной. Сейчас - вряд ли.

Современная Европа достаточно сильна, чтобы бросить вызов вчерашнему мировому гегемону. Урегулирование кавказского кризиса значительно повысило ее авторитет как игрока с консолидированной политической позицией. На фоне агрессивной политики, которую США проводят в Ираке и Афганистане, европейская миротворческая дипломатия производит очень выгодное впечатление. Уже некоторое время европейцы могут позволить себе разговаривать с Вашингтоном с позиции если не силы, то спокойной уверенности в том, что эта сила у них есть. Проблема была в том, что до недавних пор у Европы не было лидера, который мог бы взять на себя такие переговоры. Теперь такой лидер появился. Это президент Франции Николя Саркози.

Месяц назад выступление Саркози на сессии Генеральной ассамблеи ООН произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Тогда президент Франции потребовал наказать тех, кто виноват в кризисе на мировом финансовом рынке и "подвергает опасному риску деньги вкладчиков". Хотя Саркози не назвал виновников поименно, никто ни на секунду не усомнился, какую именно страну и каких именно финансистов он имел в виду. Фактически это был вызов США - тем более поразительный, что прозвучал он не из уст Уго Чавеса или Махмуда Ахмадинежада, а был брошен человеком, которого долгое время принимали за самого проамериканского из европейских лидеров.

Впрочем, Саркози вряд ли притворялся, изображая из себя американофила. Укоряя нынешние США за эпидемию финансовых обвалов по всему миру, он не забывает сослаться на "Новый курс" Рузвельта - или, точнее, на себя самого, предлагавшего вернуться к экономическому курсу в духе Рузвельта еще год назад. "Сегодняшний кризис - это следствие нарушений правил рыночной экономики, поворота от производства в сторону спекуляции", - заявляет он. Рузвельт подписался бы под каждым его словом.

Однако Саркози позволил себе гораздо больше. Он заявил, что "идея всемогущего рынка без каких-либо правил и возможности политического вмешательства безумна". Саморегуляции конец. Эпоха "Laissez faire" окончена.

Эксперт Института Хадсона неокон Ирвин Стельцер немедленно обвинил французского президента в том, что он выдает желаемое за действительное. "Не имеет значения, что ни один американский политик не предлагал, чтобы финансовая система действовала "без всяких правил"... Не имеет значения, что те же люди... критиковали Акт Сарбейнса-Оксли как пример американской зарегулированности. Имеет значение только одно – то, что американская модель мертва. По крайней мере, они так думают - или, точнее, надеются".

Проблема для Америки заключается в том, что Саркози выражает точку зрения большинства европейских лидеров. "Источник и центр проблем, несомненно, находится в США", - считает министр финансов Германии Пеер Штайнбрюк. С тем, что финансовый кризис, поразивший Великобританию, пришел из США, не спорит даже верный союзник Америки Гордон Браун.

Экстренный саммит

8 октября в Эвиане Саркози предложил созвать расширенный саммит G8 "до конца года". Этому предшествовал звонок в Вашингтон - Саркози убеждал Буша в том, что такая встреча необходима. Буш идею саммита вроде бы одобрил, однако спешить с его организацией явно не собирался.

Одновременно Саркози заручился поддержкой не только коллег по ЕС, но и российского президента. Дмитрий Медведев на конференции в Эвиане назвал идею Саркози о проведении многосторонней встречи для рассмотрения накопившихся проблем в мировой финансовой системе "своевременной". У российского лидера также нашло понимание намерение Саркози позвать на саммит не только членов G8, но и лидеров ряда развивающихся стран. Помимо глав Китая и Индии, российский лидер предложил пригласить на саммит президентов Бразилии, Мексики и ЮАР.

Деятельность Саркози принесла скорые плоды. Пока администрация Буша отделывалась сентенциями об "открытости" для любых переговоров, с инициативой экстренного саммита выступили лидеры обеих палат Конгресса США Гарри Рид и Нэнси Пелози. А председатель "G8" - Япония - предложила провести саммит у себя, если Штаты все-таки откажутся. В конце концов, о необходимости встречи заявили оба кандидата в президенты США - Обама и Маккейн. После этого у вашингтонской администрации уже не оставалось места для маневра. Все, что удалось сделать Белому дому - это договориться о проведении саммита после президентских выборов, 15 ноября.

Победа здравого смысла? Триумф мирового сообщества? Да, безусловно. Но в первую очередь, победа Саркози. Похоже, что окончательное решение было буквально выбито у Буша президентом Франции во время встречи 18 октября в Кэмп-Дэвиде.

"У нас появилась великая возможность положить конец ненавистной практике прошлого, практике, приведшей к нынешнему кризису. Мы не можем продолжать идти по прежнему пути. В противном случае возникнут те же проблемы, которые спровоцируют ту же катастрофу", - предупреждает Сарко. Выступая в Страсбурге, он заявил, что мир должен прекратить финансировать дефицит США "на прежних условиях". А после встречи с Бушем уточнил: "на прежних условиях" означает "не имея голоса в их политике". Это уже напоминает ультиматум. Причем ультиматум, который с радостью подхватят все, кому не по сердцу концепция однополярного мира. Можно предположить, что если саммит соберется в расширенном формате, то таких "несогласных" там будет большинство.

Крепость Европа?

У Сарко, похоже, больше идей, чем мир в состоянии переварить. Его концепция реформирования мировой финансовой системы, может быть, не до конца продумана, но чрезвычайно эффектна. Отменить налоговый рай для банков, работающих с государственными финансами, ввести жесткую систему регулирования для всех финансовых институтов, повысить уровень ответственности трейдеров, пересмотреть международные финансовые правила так, чтобы они позволяли банкам пережить мировой кризис, переосмыслить международную денежно-кредитную систему с тем, чтобы найти "золотую середину" между фиксированными и свободными курсами обмена основных валют и т.д.

Помимо этого - коренная реформа европейской экономической политики. Саркози выступает за создание "экономического правительства" в зоне евро, которое будет нести ответственность перед лидерами стран ЕС. Плюс - создание суверенных фондов, которые во время кризиса должны скупать подешевевшие акции национальных компаний, чтобы не допустить их скупку иностранцами. Европа, таким образом, превращается в настоящую финансовую крепость, и это, в совокупности с явным желанием ведущих экономик мира пересмотреть роль доллара как мировой валюты, становится настоящим концом "Американского века".

На стороне Саркози - поддержка МВФ и ряда европейских лидеров (прежде всего, Медведева и Берлускони). С оговорками поддерживает Саркози Германия – ей совсем не по нраву англосаксонские увещевания "мы все в одной лодке". Немецкий финансовый рынок перед кризисом был одним из самых устойчивых в мире. Там не было ипотечного "пузыря". Тем не менее, по Германии кризис тоже ударил, и очень болезненно - будучи одним из трех крупнейших мировых кредиторов, Германия охотно кредитовала США. Поддерживая инициативу по созыву саммита, ФРГ одновременно настаивает на реорганизации МВФ и отвергает предложение о частичной временной национализации для защиты ключевых отраслей европейской экономики от захвата внешними инвесторами.

Особую позицию занимает глава Еврокомиссии Мануэль Баррозу, который в принципе одобряет идею суверенных фондов, но чурается "протекционизма". Кроме того, Баррозу по чисто аппаратным соображениям не может согласиться с введением "экономического правительства", дублирующего функции Еврокомиссии.

Оппозицию Саркози составляют, главным образом, англосаксы. Однако французский президент сделал сильный ход, подхватив термин Гордона Брауна "новый Бреттон-Вудс". Формально оба лидера говорят об одном и том же - но Браун выступает за модернизацию существующей системы, с безусловным доминированием англосаксонского союза, а Саркози с его предложениями выглядит едва ли не провозвестником новой эры.

Новая генерация лидеров

"Нет ничего плохого в усилении межгосударственной координации экономической политики, - восклицает цитировавшийся выше Ирвин Стельцер в статье с красноречивым названием "Не навязывайте Америке новый мировой порядок а-ля ЕС". - Но неформальное сотрудничество и созидание нового мирового порядка - это не одно и то же!".

Стельцер беспокоится не зря. Первый большой кризис XXI века ломает обветшавшие конструкции старого мирового порядка. Время привычных геополитических конфигураций уходит в прошлое. Новой эпохе требуются новые лидеры. И они уже приходят, появляются, словно бы ниоткуда. Кто мог предположить еще четыре года назад, что следующим президентом США станет молодой чернокожий юрист Обама? Кто обращал внимание на Саркози до того, как министр внутренних дел Франции железной рукой принялся наводить порядок в охваченных беспорядками пригородах Парижа? Кто, в конце концов, ждал от Дмитрия Медведева столь быстрых и решительных действий в ходе югоосетинского конфликта?

Эта новая генерация лидеров действительно может преобразить лицо мира. Однако надо иметь в виду, что мир будет сопротивляться изо всех сил. Сумеют ли лидеры нового поколения справиться с вызовами, которые бросает им старый мировой порядок? Не в последнюю очередь это будет зависеть от того, станут ли они сражаться с ним в одиночку, или же сумеют наладить эффективную систему кооперации, что-то вроде неформального клуба единомышленников. Не случайно Саркози постоянно говорит о необходимости преодоления прошлого и создания "настоящей системы XXI века", которую можно создать только вместе с лидерами интенсивно развивающихся стран, о союзе, выходящем за рамки G5, G7 и G8. G20 - на меньшее Саркози уже не согласен.

Сейчас он действительно лидер "Новой волны". Но волну мало оседлать, на ней еще нужно удержаться.