От редакции. Поль Рикёр (1913—2005), философ, теоретик литературы, социальный мыслитель принадлежит сразу двум векам не только в хронологическом смысле: подвергнув внимательному рассмотрению важнейшие философские проблемы ХХ века, он заложил многие основы для здания мысли XXI века. В сентябре прошлого года в Москве прошла конференция Фонда Рикёра и Общества исследователей трудов Поля Рикёра: предыдущая конференция была в Лиссабоне – и московская конференция отличалась не меньшей географической широтой участия, чем предшествующие. Москва серьезно заявила о себе как об одной из интеллектуальных столиц, как о месте, в котором могут обсуждаться самые насущные вопросы политической теории, как о городе, открытом политическому решению. Мы беседуем с одним из организаторов сентябрьской конференции, научным сотрудником Центра фундаментальной социологии НИУ ВШЭ Анной Борисенковой.

* * *

Русский журнал: Поль Рикёр, бесспорно, один из самых влиятельных мыслителей в Европе. Вы организовывали большую конференцию по наследию Рикёра в Москве, подобные конференции под эгидой Рикёровского общества проводятся в разных странах. Сразу же хочется задать вопрос: а есть ли такое явление, как Рикёровская школа, есть ли поколения учеников и учеников этих учеников? Или же те, кто учились у Рикёра, пошли каждый своей дорогой, сообщество существует на уровне разделяемых предпосылок исследования, как учеников, так и просто рикёроведов? Можно ли найти какие-то формальные правила, которым бы подчинялись последователи герменевтики Рикёра, есть ли особенности социального позиционирования и норм коммуникативного взаимодействия в этой среде?

Анна Борисенкова: Поль Рикёр читал лекции и преподавал во многих известных университетах мира. В послевоенные годы – в Университете Страсбурга, затем в Сорбонне (где его ассистентом, кстати, был Жак Деррида), позже он стал деканом в новом университете в Нантере. Из-за беспорядков1968–1969 годов Рикёр уехал в Университет Чикаго, являясь также приглашенным профессором в Принстонском и Гарвардском университетах, Йеле и Беркли. Впоследствии он вернулся во Францию, часто выступал с докладами в университетах Италии. Так или иначе, везде, где бы Рикёр ни появлялся, формировался определенный круг его учеников, коллег и единомышленников. В современных западных философских кругах хорошо известны имена его учеников – американского философа Ричарда Кёни и французского философа Оливье Абеля, которые, с одной стороны, являются знатоками и интерпретаторами творчества Рикёра, с другой – ведут самостоятельные философские исследования.

Тем не менее, о существовании Рикёровской школы мы начали говорить сравнительно недавно. В первую очередь, это связано с открытием Фонда (архивов) Рикёра в Париже. Его основой стала личная библиотека философа, подаренная им Институту протестантской теологии. Сегодня Фонд представляет собой не только архивы и библиотеку, но и коммуникативное пространство для исследователей творчества Рикёра. В нем на регулярной основе проходят учебные семинары для докторантов, а также публичные лекции и международные конференции, на которых как раз и становится очевидным, что существует академическое сообщество, решающее общие философские проблемы. Вторым фактором, определяющим существование школы, является создание Общества англо-американских исследователей трудов Поля Рикёра (The Society for Ricoeur Studies). Вот уже два года члены Общества активно организуют международные симпозиумы в разных странах мира. Московская конференция в Высшей школе экономики в 2011 году стала третьей по счету подобной инициативой.

На мой взгляд, сегодня наиболее актуально не столько наследие самого Рикёра, сколько широкое поле исследований, на которые вдохновила его философия. Можно сказать, что постепенно формируется целое направление – «рикёровские исследования», в фокусе которых находятся проблемы основ человеческого существования, социального признания, идеологии, идеи справедливости, понятия социального действия и многие другие. Второй год в Университете Питтсбурга выходит журнал «Рикёровские исследования» (Etudes Ricoeuriennes/Ricoeur Studies), в котором публикуются работы на английском и французском, а однажды и на португальском и испанском языках. Порой среди рикёроведов оказываются неожиданные фигуры. Например, на пленарном заседании московской конференции выступил известный французский социолог, яркий представитель прагматистской социологии Лоран Тевено, активно использующий философию Рикёра для развития своего исследовательского направления – социологии вовлеченности.

О каких-то единых формальных правилах и нормах коммуникативного взаимодействия рассуждать сложно, достаточно сказать то, что сообщество исследователей разделяет общий теоретический язык, здесь работают с одними и теми же понятиями.

РЖ: Рикёр – очень привлекательный мыслитель для представителей самых разных гуманитарных наук от социологов до искусствоведов. Почему же тогда с Рикёром не произошло того же, что с Лаканом или Деррида, мыслителями, от которых остаются особый гуманитарный жаргон, опознаваемые ключевые слова, "парадигмы" исследовательской работы? Связано ли это с тем, что Рикёра больше интересовало состояние гуманитарного знания, трансформация гуманитарного знания в ходе исследования, а не смена парадигм и не обособленные гуманитарные проблемы, требующие безотлагательного решения? Или же Рикёр оказался не чистым теоретиком, а исследователем конкретного социально-культурного материала?

А.Б.: Позвольте с Вами не согласиться в том, что от Рикёра нам не осталось ключевых слов и «парадигм» исследовательской работы. Рикёр по сути являлся очень добросовестным и честным автором. Отличительная особенность его письма заключается в том, что выдвижению его собственных тезисов предшествует и сопутствует тщательная переработка подходов и ключевых понятий других авторов. Именно поэтому в первом приближении может сложиться впечатление, что Рикёр, отличаясь чрезвычайной эрудицией, не предлагает своего философского языка. Но это не так. С именем Рикёра связана «феноменологическая герменевтика», ему было важно разработать подход, который сочетал бы в себе принципы и герменевтики, и феноменологии. Кроме того, исследователи, работающие с понятием «нарратив», не могут пройти мимо фундаментальной нарратологии Рикёра, хотя, конечно, само понятие лично ему не принадлежит. Однако он вводит понятие «нарративная (повествовательная) идентичность», которое активно используется в социологических исследованиях.

Пожалуй, мы не можем утверждать, что Рикёр был исследователем какого-то конкретного социально-культурного материала, его волновали скорее фундаментальные проблемы современной философии, по отношению к которым он пытался применить свой феноменолого-герменевтический подход.

РЖ: Можно ли считать Рикёра чистым теоретиком, который глядит на события мысли и события текста с некоей отрешенной точки? Или он, напротив, критикует теорию, показывает ее ограниченность, неприменимость ко всем текстам культуры, каждый из которых производит свои семантические эффекты?

А.Б.: На мой взгляд, философия Рикёра вовсе не отличается отрешенной позицией. Напротив, она непосредственно ориентирована на социальный мир и на осмысление его проблем. Как справедливо заметила на московской конференции ведущий российский исследователь и переводчик трудов Рикёра Ирена Сергеевна Вдовина, его философия обладает практической мудростью. Практическая мудрость для французского философа состоит в принятии новых позиций или переформулировании уже существующих перед лицом возникающих социальных, культурных и политических проблем. Неслучайно подходы и концепты, разработанные Рикёром, активно используются в прикладных исследованиях социальных наук. Предлагаемая им герменевтическая методология оказывает заметное влияние на развивающиеся на Западе социологические исследования, исследования здоровья и социальной работы. Концепция нарратива Рикёра находит применение в исследованиях СМИ, Интернета и образования.

РЖ: Какая из герменевтических идей Рикёра более всего "звучит" в наши дни? Что именно обсуждается на рикёровских конференциях, какой момент в рассуждениях ученого оказывается наиболее провокативным и почему?

А.Б.: Я думаю, что современная тенденция в рикёровских исследованиях связана как раз с использованием его концептов для постановки и решения социальных проблем, а также для обогащения подходов других дисциплин. Эта тенденция отчетливо проявляется в названиях и содержании международных конференций. Первая конференция, организованная Обществом исследователей трудов Поля Рикёра в Университете Кента в Великобритании, называлась «от Рикёра к действию». Среди докладов, представленных на ней были, например, доклад о применении рикёровского понятия действия к изучению хореографии, и доклад, посвященный разработке нарративной «Я-концепции» в психиатрии и нейро-исследованиях. Конференция в Москве называлась «Новые перспективы герменевтики в социальной науке и практической философии». На одном из пленарных заседаний доклад профессора Высшей школы экономики Александра Филиппова о социальный событиях, прозвучал в паре с докладом профессора Университета Кента Йена Маккензи о событиях и идеологии, что, на мой взгляд как раз и демонстрирует продуктивность философии Рикёра для современной социальной теории. Следующий международный конгресс рикёроведов состоится в Италии в сентябре 2012 года, он будет посвящен актуальным для европейских стран темам кризиса и конфликта. Пожалуй, провокативность теоретических положений Рикёра заключается в том, что они позволяют пересмотреть под другим углом такие, казалось бы, совсем далекие от герменевтики понятия как «кризис» и «конфликт».

РЖ: Сформировались ли "национальные" или "культурные" особенности восприятия Рикёра? Как воспринимают Рикёра в разных странах: как представителя французской и европейской мысли? как мыслителя всемирного значения? как центральную фигуру для гуманитарных наук или как мыслителя, важного только для отдельных областей гуманитарного знания? Например, предшествующая конференция была в Португалии - есть ли какой-то консенсус португальских гуманитарных профессоров вокруг Рикёра?

А.Б.: Я бы не сказала, что существуют «национальные» или «культурные» особенности восприятия Рикёра, а также четкие грани восприятия Рикёра как «представителя французской и европейской мысли», как «мыслителя всемирного значения» или как мыслителя, «важного для отдельных областей гуманитарного знания». Все эти представления сосуществуют и не противоречат друг другу. Есть негласное различение между специалистами в отдельных областях творчества французского философа. Например, в Португалии есть небольшой круг социальных философов, работающих с концепцией социального признания у Рикёра и у представителя последнего поколения Франкфуртской школы Акселя Хоннета. Но они не «закрыты» в Португалии, а активно сотрудничают с коллегами из Германии, США, Бразилии и Мексики. Вокруг Лувенского университета в Бельгии сложился круг рикёроведов, которым ближе феноменологические рассуждения ученого. В США сформировалась группа, исследующая проблемы социальной утопии на базе философии Рикёра. В Институте протестантской теологии во Франции работает исследовательская группа, состоящая из известных профессоров и их докторантов, занимающихся философией религии и герменевтикой религиозных текстов. Есть и «рикёроведы-одиночки», работающие над узкой проблематикой и встречающие единомышленников только на крупных международных мероприятиях.

РЖ: Наконец последнее: в России Рикёр известен в основном работами о памяти и истории. Насколько "неполон" российский Рикёр, какие важные работы не переведены, что бы Вы перевели в первую очередь для того, чтобы Рикёр жил ещё полнее в нашей интеллектуальной культуре?

А.Б.: Надо отдать должное, на русский язык переведены основные труды французского философа. Особую благодарность я хотела бы выразить сотрудникам сектора современной западной философии Института философии РАН за то, что на протяжении многих лет они делают все возможное, чтобы идеи выдающегося мыслителя были доступны российскому читателю. Среди непереведенных значимых работ стоит отметить третий том книги «Время и рассказ». Первые два тома были изданы на русском языке еще в 1998 и 2000 годах. Возможно, переведена, но еще не опубликована интереснейшая книга «Живая метафора». До сих пор не переведены не менее значимые работы «Об интерпретации. Очерки о Фрейде», «От текста к действию», «Идеология и утопия». Ознакомившись с содержанием архивов Фонда Рикёра в Париже, я пришла к выводу, что существуют много неожиданных статей и выступлений на конференциях, которые могут быть интересны самому широкому кругу читателей. Таковы, например, работы, посвященные проблемам культурного наследия и роли нарративности в западной архитектуре. В целом, я хотела бы отметить, что проект по переводу работ Рикёра на русский язык еще долго можно будет считать незавершенным.

Беседовал Александр Марков