Почему демократия не получается

Русский журнал затеял очередную дискуссию о российской демократии. В первой статье цикла Сергей Митрофанов поставил два замечательных вопроса: «Первый: почему в российской демократической революции не удалось заставить демократические институты работать, даже тогда, когда они были созданы по образцу и подобию? И второй: при каких обстоятельствах они все-таки могут стать работоспособны?».

При недолгом размышлении первый из мешающих развитию отечественной демократии "камней" может быть обнаружен немедленно – это отсутствие общего социально-политического понятийного языка в стране, и, соответственно, общего коммуникационного пространства для нашего политического класса. Например, давайте задумаемся, что, собственно, мы имеем в виду под термином «демократия»? И даже из текущей дискуссии видно, что понятие «демократия» в нашем обществе является словом-пустышкой, которое не имеет четко связанного с ним общего вербализованного содержания, или словом-«кляксой», в котором каждый видит что-то свое. При этом интуитивно понятно, что демократия – это когда люди императивно договариваются вместо того, чтобы драться. И о чем содержательном могут договориться индивиды и группы, какие тонкости взаимных компромиссов они могут обсуждать, если у них нет общего понятийного языка?

Кстати, совсем недавно случился разговор околовластных «демократов» меж собою, блистательно подтверждающий этот заявленный мной тезис. По той же ссылке, в разделе «Очерк теории», можно найти краткое представление того понятийного аппарата, на который я буду опираться в своем дальнейшем изложении[1].

Продолжим просмотр предъявленных выше интуитивных представлений о демократии. А что способствует императивности переговоров «центров силы» общества, вместо того чтобы им устроить меж собою «знатное мочилово»? Почему, вместо того чтобы «удавить клиента» пока можно, элитарий вдруг решает конкурента «отпустить»? Не потому ли, что, несмотря на конкуренцию между собой, для элитария любой другой подобный – «свой»? Не следствие ли это существования некого элитного консенсуса определенного качества, интегрирующего в себя «табу волка» – не грызть своего конкурента до смерти, не «опускать» его ниже какой-то договоренной планки?

Так мы получаем для демократического общества необходимость наличия в нем элитной идентичности с соответствующими «богами» и другими «прибамбасами», которая и обеспечивает требуемое качество внутри элитного институционального поля. И общность «богов» немедленно выводит нас на понятие «общее благо», которое, почему-то, абсолютно исключено из дискурса «демократов» отечественного разлива. Кто и когда видел последний раз в «демократических» медиа обсуждение конкретных (или, пусть даже самых общих) характеристик общего блага для российского общества? Я что-то такого не припомню, хоть, возможно, и что-то упустил.

Еще одна характеристика элитного консенсуса, которая особенно важна при становлении демократии из авторитаризма, видна в ситуации обеспечения социального контроля над Самым Главным. Пусть Самый Главный по каким-то своим причинам решил нарушить установленные внутри элиты правила. Как элитарии смогут пресечь подобный демарш? Ведь для этого им надо будет «встать», и, при этом, «встать согласованно».

То, во имя чего каждый отдельный из неглавных вдруг может решиться выступить против Самого Главного, было разобрано ранее. Это «боги» элитной корпорации, корпоративное общее благо, групповая справедливость. Это то, что обеспечивает каждому из неглавных ощущение собственного достоинства («с нами так поступать нельзя!»), а также невозможность совместить свою жизнь с подобным покушением на свои права и свободы («лучше умереть, чем так»). Во всем этом, замечу, нет никакой рациональности; это именно та ситуация, когда рациональность способствует лишь рабству.

Но вот что обусловит согласованность выступления неглавных против Главного, их внутреннюю солидарность в данной «игре со смертью»? И тут немедленно возникает понимание необходимости «сильного Мы», т.е. элитной коллективной идентичности определенного уровня качества, обеспечивающей консолидацию сил для отпора. И опять же видим, что «сильное Мы» общества – это то самое, с чем особенно яростно воюют наши «демократы», один из главных их врагов в общественном символьном пространстве страны.

А видал ли кто-нибудь сейчас развитую демократию вне национального государства? Увы, таковых не бывает. И кто в России настойчивее всех дискредитирует идею «нации»? Наши «демократы». При том заметим, что нация – это единственное, что совершенно игнорируется ими в западном социально-политическом опыте. По-видимому, сказывается подсознательное большевистское преклонение перед идеями Ленина-Сталина. Со всеми прочими получающимися из этого глубинного факта следствиями.

И я не буду тут особо поминать героев 1996-го года – единственный момент после краха коммунизма, когда в России можно было вполне легитимно заменить Самого Главного без его на то особого желания, создав подлинно демократический прецедент. И в этом месте подсуетились наши «демократы», изнасиловав общество.

Так что на пути к либеральной демократии современного западного толка нам еще предстоит много работы. «Нам» здесь следует понимать именно как «нам всем», а не как «нам, лишь избранным», если, конечно, не останавливаться на столь «модной» сейчас в определенных кругах концепции «элитарной демократии». Во-первых, нам следовало бы начать устаканивать общестрановое представление об общем благе, вызывая в социуме к «жизни» общих «богов», и создавая общий понятийный язык, достаточно богатый для обеспечения возможностей согласования взаимных интересов в столь «тонких» сферах, как политика.

Во-вторых, вырабатывать и укреплять механизмы и практики социального контроля, учиться работать с разными видами социальной аномии, не выдавая их за норму, но и не ударяясь в противоположные крайности. В плане элиты тут особенно важно научиться исключать чрезмерных эгоистов, тех, кто готов нарушать сложившиеся понятия, а также склонен как к игнорированию чужих интересов, так и к силовым методам воздействия на ситуацию при наличии пространства для переговоров.

В-третьих, нам обязательно надо овладевать искусством ведения конфликта (вот уж где славянское ядро страны проигрывает всем, кому не попадя), учиться отстаивать и продвигать свои интересы, не круша при этом сложившейся социальности.

Примечание:

[1] Более подробно данная категориальная сетка представлена в монографии: Крупкин П.Л. Россия и Современность: Проблемы совмещения. Опыт рационального осмысления. М.: Флинта, 2010.

       
Print version Распечатать