По-моему, консервативная революция - это один из самых бессмысленных терминов, которые только можно себе вообразить. Мало того, что это оксюморон, так к тому же и историческая бессмыслица. Никогда восстановление "традиционных ценностей" не проходило под знаменем волевого усилия масс и их вождя. Традиционные ценности вообще сущий пустяк перед лицом товарного капитализма. Нас многие призывают уходить в леса, но это всегда делается из-за монитора и мыши.

А между тем многих "мыслящих юношей" моего поколения на излете лихих 90-х ослепила эта консервативная безделица. Люди высокого стиля ума до сих пор штудируют переводы Карла Шмитта и Эрнста Юнгера, традиционно пытаясь отыскать у германского гения пищу для полуголодного русского ума. Люди среднего достоинства поддерживают отечественного производителя - Дугина и отчасти Лимонова. Совсем низкий люд желает просто немедленно гореть в танке в степях - за Великую, разумеется, Евразию.

Конечно, это хорошо, что у нас еще есть романтики. Быть прагматиком в юности - настоящее проклятие. Недавно я видел в одном политическом журнале актуальный заголовок: "Поколение, которое слушает попсу, не может построить великое государство". Так вот, это неправильная постановка вопроса: проблема не в попсе, а в прагматиках. Это они не могут. Беда только в том, что пока романтика уходит в песок Великий Евразии.

Тема консервативной революции сегодня мелькает в самых непривычных и пафосных контекстах. При желании, например, ее можно найти в недавних программных идеологических текстах Владислава Суркова. По крайней мере, в них явно прослеживается линия волевого возвращения "к традиции". Вот только что именно понимается под традицией в этом случае?

Думаю, что апелляции к традиции вообще бывают двух видов. Один из них ярче всего прослеживается в фашистской риторике - это тысячелетний рейх Гитлера и новая Римская империя Муссолини с ее знаменитыми гвоздями в сапогах легионеров. По большому счету, именно фашисты стали изобретателями идеологии, построенной по модели бриколажа. Все великое, громкое, пышное и воинственное просто валилось ими в одну кучу, и эта куча объявлялась традиционной. Понятно, что так делать не надо. Во-первых, это плохо пахнет, во-вторых, недолговечно.

Второй вид апелляции к традиции, как ни странно, был

сформирован в антитрадиционалистских и буржуазных обществах модерна. Модерн не поклоняется традиции, но и не отрицает ее. Лучше всего это видно на примере Франции XIX века, которая довольно рано пришла к единственно правильному выводу - собственной истории нельзя стыдиться, ее - со всеми потрохами - нужно делать предметом национальной гордости. Тогда история национального государства, даже если она объективно является всего лишь набором легких для восприятия народа мифов, представляет собой мощный инструмент консолидации общества. Традиция чтится, общество развивается. Но Россия не Франция. У нас история пока источник раздора, традиции враждуют, а общество - стагнирует.

Не будем спрашивать, кто виноват. Ответ слишком очевиден: виноваты мы сами. Это ведь нам нужна "единая", "справедливая", "другая" и даже "третья" Россия. У нас всегда при себе запас палок для колес и ломких копий для пустячных вопросов. Приняв это, идем дальше.

Теперь - что делать? В идеологии для начала неплохо было бы похоронить консервативную революцию, мертворожденного ребенка предвоенных европейских мечтателей. Традиции не восстанавливаются в противовес убегающему вперед миру, они существуют в нем или умирают. Бывают только "обычные" революции, которые - если уж они случаются - поднимают историю на дыбы, но не прекращают традиций.

Спорить о том, что считать подлинной революцией, довольно бессмысленно: факт революционной ситуации, ее последствия обычно просто очевидны всем. Так было в 1789 году во Франции, так было и в России в 1917-м. 1917 год - гордиев узел наших противоречий, разрубить который можно, лишь признав простую истину: Октябрьская революция не просто полноценная, но и важнейшая часть нашей истории. Все остальные события новейшей отечественной хронологии узлом стягиваются к этой дате. И без революции, разумеется, нет никакой преемственности между "Россией, которую мы потеряли" и "Россией, которую мы еще не нашли".

И не только нашей, российской истории. Однажды мне уже приходилось писать о том, что русская революция 1917 года стала главным событием, предопределившим ход истории человечества в XX веке. Тогда по этому поводу горячо возмутились две категории граждан. Во-первых, это были оголтелые русские националисты, особенно из числа сильно религиозных. А во-вторых, их украинские коллеги.

Первые, соответственно, бросались из одной крайности в другую. У них есть две тактики: либо играть на понижение риторики, объявляя революцию "переворотом", либо, наоборот, вводить ее в контекст новохристианской эсхатологии, где-то между пришествием Антихриста и Страшным судом. Ни то ни другое, увы, не способствует пониманию отечественной истории. Их украинские друзья добавляли к этому довольно неожиданное предположение о том, что мне нужно подарить глобус России (видимо, по аналогии с глобусом Украины, который уже давно и широко распространен в домах потомков первоукров).

Украинским националистам я, конечно, готов простить все, что угодно. В терапевтических целях я даже немедленно признаю, что важнейшим событием XX века являлся Голодомор. После чего считаю украинскую тематику закрытой. А вот с российскими толкователями истории хотелось бы разобраться более подробно.

Пожалуй, есть определенный парадокс в том, что в России, где столь популярны разнообразные историософские штудии, так наплевательски относятся к реальному содержанию отечественной истории. Оригинальная русская философия началась с Чаадаева, и главным предметом философской рефлексии мгновенно стала сама Россия и ее история. Эта линия продолжилась и в полемике западников-славянофилов, и в последующие десятилетия. В конце концов, еще до Тойнби и Шпенглера у нас были Данилевский и Леонтьев.

Русская философия сделала ставку на истолкование истории. И тем самым, кажется, привила нам небрежение к ней. Ведь в России все философы и каждый философ имеет свое мнение. Битва философов за историю разворачивается после каждой очередной смены правительства. Безумной популярностью пользуются "историки" Владимир Резун и академик Фоменко.

И все-таки даже на этом неопрятном фоне Октябрьская революция выделяется в качестве уникального и подлинного события, которое мало кого оставляет равнодушным. Общим местом стали указания на мессианский и традиционалистский, по сути, характер этой революции, ее укорененности в истории России.

Впрочем, для того чтобы писать о значении русской революции, вовсе ведь не обязательно быть Николаем Бердяевым. Вместо ведения навязших в зубах бесконечных полудилетантских разговоров о "русском духе" и "своеобразии" можно прислушаться к мнению крупнейшего британского историка Эрика Хобсбаума, его французского коллеги Фернана Броделя или, скажем, итальянского экономиста Джованни Арриги. Они и многие другие ученые, которых трудно упрекнуть в пристрастии к "глобусу России", подтверждают всемирно-историческое - а по-другому тут и не скажешь - значение Октябрьской революции. Забывать об Октябре 1917 года могут только Иваны, не помнящие родства.

Предвыборная осень 2007 года в этом контексте ставит перед властью непростой идеологический вопрос. С одной стороны, девяносто лет Октябрьской революции можно просто замолчать. Ведь, в конце концов, 7 ноября теперь обычный рабочий день. Довольно фальшивое "Согласие и примирение" назначено на соседнюю дату и активно предлагается на откуп националистам разного толка. Вряд ли, оставив без внимания бывший красный день календаря, власть сильно потеряет в процентах на выборах. Даже самая ловкая тактика коммунистов в отношении юбилейной даты, вывод на московские улицы сотни тысяч человек, позволит им перехватить инициативу кампании на несколько дней, не более того. Так что в тактическом отношении "Единая Россия" может вполне спустить революцию на тормоза.

Совсем другое дело - стратегический план. Не столько в контексте конкретных выборов, сколько в перспективе выстраивания своей долгосрочной программы нынешняя власть должна определяться, что делать с историей собственной страны. Историю нельзя отменить волевым решением, с ней бессмысленно бороться. Держать ее под запретом - значит вести общество к расколу и плодить контрабандистов, торгующих истиной из-под полы. Поэтому лично для меня одним из самых серьезных маркеров, поясняющих стратегию власти после "проблемы-2008", будет то, как "Единая Россия" встретит в этом году 7 Ноября. Хватит ли мужества у партийных лидеров, чтобы отметить эту дату? Пока в это верится, увы, с трудом...

И все-таки отмечать 7 Ноября необходимо. Потому что тот, кто примет русскую историю во всей ее полноте и величии, тот и выиграет завтрашнюю Россию. Тот, кто проигнорирует ее, - обречен на поражение. Первая карта будет открыта уже совсем скоро. А в 2017 году кому-то, по-видимому, придется отчитаться перед народом о проделанной работе и представить ее реальные результаты. Во избежание.