Обыкновенная шизофрения

Марк Захаров как зеркало российской интеллигенции

Кинофильмы Марка Захарова занимают особое место в позднесоветской, да и современной культуре. Сложно найти продукт, который дал бы более цитат. Разве что бессмертные творения Ильфа и Петрова. Впрочем, Захаров снимал и «Двенадцать Стульев» тоже. Но по-настоящему культовыми стали более поздние фильмы, которые в полной мере отразили дух интеллигенции 1970-80-х годов.

Семидесятые

Недавно я наткнулся в сети на очень любопытный разбор кинофильма Марка Захарова «Обыкновенное Чудо» (1978). Новый взгляд на культовое кино интеллигенции семидесятых годов оказался радикально иным. Все перевернулось, уютная романтика кино-сказки развеялась как морок, а история «о любви» превратилась в кошмарную фантасмагорию.

Современный человек к сказкам относится чрезвычайно серьезно и весьма насторожено. Пропп и Толкиен лишили нас наивности восприятия. Сказка превратилась в фэнтези, стала «взрослым» жанром. Скажем, волшебники теперь не просто творят чудеса, а повелевают страшными стихиями, взаимодействуют с сущностями, не подвластными человеческому разуму, и порой платят страшную цену за обретенную силу.

Так и захаровский Волшебник, герой Янковского, уже не воспринимается как милый ксп-шник в образе старины Хэма. О нет, перед нами предстает чудовище, создавшее ужасающую замкнутую реальность, в которой оказались заперты несчастные люди. Они вынуждены корчиться и кривляться по воле злого демиурга, отыгрывая уготовленные им шаблонные роли. Воплощать бесконечный Спектакль, который проигрывается в маниакальном разуме Волшебника.

По злой своей воле Волшебник не до конца лишил разума своих марионеток. И они пытаются хоть как-то действовать. Одни приспосабливаются. Министр-администратор пытается приспособиться и выжать все, что можно из текущей ситуации. Трактирщик пытается уговорить всех смириться и сделать сносной жизнь для себя и всех окружающих.

Другие бунтуют как могут. Принцесса насильно гасит в себе жизнь, Король постмодернистски ерничает и всеми силами демонстрирует гротеск своего положения тирана, Медведь пытается сбежать. Но из этого морока не вырваться, не ускакать на «сумасшедшем коне», Спектакль как «дикая охота» догонит тебя, метель заметет двери придорожного трактира, и кошмар продолжится.

Но, быть может, Волшебник и сам мечтает прекратить свой чудовищный бесконечный спектакль? Быть может, он желает, чтобы Медведь поцеловал Принцессу и превратился в зверя, который будет неподвластен его воле? А когда это не выходит, даже дает Медведю возможность застрелить его и разом уничтожить, таким образом, всю реальность, созданную его больным разумом. Но Медведь убоялся уничтожать пусть и причиняющий ему страдания, но все же привычный мир и опустил пистолет. «Трус, – говорит Волшебник. – Ты мне не интересен». И Спектакль немедленно возобновляется.

Таков был личный внутренний выбор интеллигента семидесятых годов, когда главной доблестью считалось уйти от советской реальности, замкнуться в себе и иметь некое тайное знание.

Реальный мир для героя Абдулова еще страшнее, чем морок колдуна. Ведь там ему придется быть обычным медведем, а не романтическим героем в ковбойской шляпе из сказочной Инострании. И он остается в кривом убогом мирке, созданным шестидесятником в вытянутом свитере и с либеральной бороденкой.

И именно в этих своих мирках интеллигенты оказались навсегда заточены и пребывают по сей день. Конечно, кое-что к этому добавилось: они «много читали» в Перестройку. Но все это пошло лишь на укрепление стен своих добровольных тюрем. Посмотрите на этих несчастных, застрявших навеки в ужасном мире журнала "Огонек-91".

Восьмидесятые

Впрочем, семидесятые годы все-таки закончились, и подытожил их тот же Марк Захаров в своем фильме «Дом, который построил Свифт» (1982). Актеры в его фильмах играют, как правило, одну и ту же роль. И не удивительно, что Свифта сыграл все тот же Янковский, равно как и бунтаря-антагониста все тот же Абдулов. Шизофрения творца миров здесь показана уже куда более обстоятельно. Янковский почти все время молчит и пребывает в медитативной прострации, витает в своих литературных произведениях. Но теперь в фильме присутствует реальный мир, от которого отгораживается воспаленный мозг писателя. И мир это плох, Свифт, как известно, презирал и высмеивал современную ему реальность. Безусловно, к реальному Свифту Свифт Янковского имеет отношение не больше, чем Волшебник Янковского, к Волшебнику Шварца. Это все тот же наш родной хорошо знакомый интеллигент со всеми своими родовыми травмами.

Лилипутами ему кажутся все окружающее: «быдло», которого тем не менее так много, что они могут заставить даже гиганта подчиняться воле большинства. Впрочем, великанов он тоже не любит. Они ведь не желают замечать у него огромного и глубокого внутреннего мира, не готовы воспринимать как равного себе. Они заняты решением своих огромных государственных вопросов, а ему уготовлена всего лишь роль забавной маленькой игрушки. Его за это его кормят, но не более того, и сколько не восхищался бы он мудростью короля великанов, ему ничего не светит в мире гигантов.

И тогда наш герой находит иной источник вдохновения. Далеко-далеко, в гостях у разумных лошадей, гуигнгнмов, он непременно проникается величием их культуры и экономического уклада, а, вернувшись оттуда, принимает всех соотечественников за омерзительных уродливых еху.

«Дом который построил Свифт» – уже не сказка. Поэтому здесь рассказывается, откуда у героя Янковского появились марионетки в спектакле его разума. Свифт буквально отгородился от мира и проживает в своем особняке, не имея с миром никаких контактов. Помимо него там обитают домашние, две женщины из прислуги, в любовном треугольнике с которыми герой не может никак разобраться и десятилетиями мучает их обеих, не в силах выбрать и жениться на какой-нибудь одной. Также тут обитает нанятая труппа актеров, которые постоянно разыгрывают перед Свифтом постановки из его произведений. И в довершении ему требуется Герой, на роль которого он выбирает своего лечащего доктора (Абдулова). Доктор в конце концов сдается, попадает в зависимость от шизофренического разума и погружается в реальность Свифта. И тут же из доктора становится Гулливером. Свифт начинает с ним разговаривать, и вдруг происходят всякие «обыкновенные чудеса». Любой психиатр подтвердит, что именно так неустойчивые и слабые личности и попадают под влияние шизофреников.

В этом фильме важно, что теперь интеллигенция озаботилась тем как, она выглядит со стороны. Сопротивление «системе» стало носить нервный истеричный характер. Волшебнику и существам, населяющим его мирок, стало важно общественное признание. «Свифт гений!» – истерично кричит его экономка Стела, когда доктор пытается в нем усомниться. На дворе стоит 1982 год, интеллигенту становится явно недостаточно своего затворничества.

Волшебник желает получить новую кровь для поддержания силы своего заклятия. Он жаждет, чтобы герой Абдулова, будь то Медведь или Гулливер, включился в его игру. Сам он действовать не может, но хочет, чтобы его марионетки начали большую деятельность. И они включатся, когда начнется Перестройка.

Девяностые

В 1988 году Марк Захаров снимает завершающую часть трилогии про Волшебника – кинофильм «Убить Дракона». Политический подтекст этого фильма, безусловно, имеет место быть, совсем убрать его из этой сказки Шварца не удалось. Однако, абстрагировавшись от всех крылатых «антитоталитарных» цитат, которыми пестрит картина, мы можем взглянуть на кинофильм гораздо глубже.

Как всегда в фильме присутствует пара – злой демиург Янковский и бунтующий герой Абдулов. Волшебник уже перестал соблюдать всякие приличия и стал называть себя Драконом. Ему надоели тонкие манипуляции и он принялся терроризировать своих марионеток напрямую, управляя ими с помощью страха. При этом у него случилось раздвоение, даже «расщепление» личности.

Спектакль теперь – это отыгрыш классического «тоталитарного ада». Марионетки привычно разобрали роли и разбежались выполнять требования Волшебника-Свифта-Дракона. Они окончательно смирились со своими ролями, и уже никто не бунтует. Реальность выдуманная стала обыденной, сказка ушла полностью. Дракон множит от скуки свои сущности, пытается подвигнуть марионеток хоть на какой-нибудь бунт, на какое-нибудь «обыкновенное чудо», но у него ничего не выходит. Вот тогда на помощь и приходит герой Абдулова. Герой Янковского демонстрирует, до чего дошла деградация его кукол, протыкает герою Збруева (лилипуту из «Свифта») промежность вилкой. Жалуется, что все его марионетки стали совсем бездушными и вялыми и всячески провоцирует на действие.

Увидев деспотизм, бунтующий Медведь в лице Ланселота, наконец, вырывается из-под контроля Волшебника и решает-таки разрушить его шизофренический мир. Он подозрительно легко убивает Дракона, но ничего не случается. Марионетки с высосанными Волшебником душами прекрасно обходятся и без своего тирана, продолжая играть в ту же самую игру. А что им еще делать, другого-то они не умеют. Ланселот быстро с ними расплевывается, находит освобожденного им Волшебника, который опять обрел бородку и свитер шестидесятника, и они уходят в окружении чистых детских душ куда-то вдаль. Очевидно, творить новую реальность с новыми актерами. Круг замкнулся.

Не случайно жалкий мирок Волшебника и «Обыкновенного Чуда» разросся в «Убить Дракона» до масштабов целой страны. Все общество охвачено маниакально-депрессивным психозом. Фильм очень хорошо показывает будущее интеллигентов-шестидесятников, которые распространили свою параноидальную психологию на всю страну. И вся страна стала участвовать в спектакле под названием «Убить Дракона». Тот факт, что никакого дракона не было, а если и был, то лишь как плод больного воображения интеллигенции, значения не имел. Миллионы оболваненных дурачков, считающих себя ланселотами, вышли на улицы и не найдя там дракона, просто уничтожили государство. А трое ланселотов даже бросилось под танк, когда разумные люди попытались все же страну сохранить.

Потом наступило прозрение, отрезвление, и люди стали возвращаться к реальности. А интеллигенты попробовав кое-как социализироваться и, не найдя себя в этом мире, с радостью бросились воссоздавать свои старые шизофренические, но уютные мирки. И гадить уже в души совсем юных людей, врать им про то, как хорошо было в Перестройку, когда они распахнули двери своих добровольных тюрем, и их затхлый запах заполнил все пространство.

В 1990-х годах интеллигенции вновь суждено было уйти в свои мирки и копить шизофрению, которая вырвалась на свет в нулевых. И вновь в общество вернулась, например, дискуссия про прекрасных гуингмов, на которых следует равняться и омерзительных еху, среди которых приходится жить.

И новые взращенные ланселоты, нацепив синие ведерки, рванули бороться, с тем чего совершенно не понимают, во имя идей, которых не существует. И опять оплеванные отрезвевшим народом интеллигенты уйдут копить в себе гниль и отравлять души до следующей возможности вернуться во властители умов. А людям опять придется все это расхлебывать.

Марк Захаров – режиссер гениальный. Он снял удивительную трилогию, а потом бросил снимать фильмы. При всем своем таланте он плоть от плоти среды, которую описал, и он не знает, как выйти из этого замкнутого круга, как уничтожить заклинание Волшебника. Очевидно, что точку в этом произведении предстоит ставить совсем другим людям.

Заключение

Совсем недавно все же прекратился один отдельно взятый морок, бесконечный спектакль одного Волшебника. Юрий Любимов, покинул театр на Таганке, одно из главных мест сосредоточения шестидесятнического кошмара. Бабло, как известно, побеждает зло, и Мэтр подобно захаровскому Дракону покинул созданный им мирок. Но сколько их ещё таких осталось.

       
Print version Распечатать