О формах политического режима

Моя предыдущая статья была посвящена государственному правлению, т.е. формальной организации государственной власти. Теперь же я считаю нужным высказаться по поводу политического режима (строя). Эвристический потенциал этого понятия заключается в раскрытии и описании фактической организации власти, упрощенно говоря, в ответах на вопросы, кто и как реально правит государством, кто и как реально властвует.

Классификаций политических режимов предложено довольно много. Но вполне допустимо выделить определенный мейнстрим, который базируется на разделении политических режимов на демократические (греч. demokratia - "народовластие") и недемократические - авторитарные, тоталитарные. Демократия, согласно хрестоматийному определению Авраама Линкольна, есть властвование народа, волей народа и для народа. Следовательно, при демократическом режиме правит нация или же нация и "ограниченный" ею монарх. Обычно констатируется, что нация властвует через своих представителей, избранных на выборах или непосредственно. По аналогии сущность недемократических режимов можно определить как властвование над нацией отдельных личностей и/или групп и их представителей. Вероятно, их также можно назвать гегемоническими (греч. hegemonia - "предводительство", "господство").

Подчас просто утверждают, что если у нации есть возможность сменить власть (правителя, правящую партию) посредством легальной процедуры, то режим демократический. Если нет, то недемократический. Но считать ли возможностью смены власти возможность выбора между несколькими партиями, конкурирующими между собой, но одновременно сообща монополизирующими политическое пространство? Оправданно ли отказывать в демократичности режимам, ограничивающим политическую конкуренцию, но опирающимся на широкую национальную поддержку, регулярно подтверждаемую? Ответы на эти и подобные вопросы, как правило, сильно различаются в зависимости от политических убеждений отвечающих?

Считается также, что республиканское правление по определению востребует демократический политический режим, а режим недемократический может превратить республику в "квазимонархию" (придумано множество политологических ярлыков вроде "цезаризма", "бонапартизма" и пр.). Хотя монархия совместима с демократией, опыт конституционных монархий тому свидетельство. И "квазимонархия" тоже совместима.

Тематика политических режимов, как бы то ни было, теснейшим образом переплетена с тематикой демократии.

Абсолютное большинство современных государств официально объявляют себя демократическими или идущими по пути демократизации. Характеристики политических режимов нередко приводятся в конституциях или заменяющих их актах. Так, в нашей Конституции Россия прямо названа демократическим государством (ч. 1 ст. 1).

Исключение составляют несколько абсолютных монархий, или, если пользоваться предложенной в моей прошлой статье терминологией, деспотических государств (Бруней, Катар, Оман, Свазиленд и др.). Однако среди политологов и правоведов либерального толка также принято отрицать или, по крайней мере, ставить под сомнение демократичность любых режимов, хоть чем-то отличающихся от западных либеральных режимов. (А те либералы, которые более либеральны, для отдельных случаев используют понятия "либеральная автократия", "нелиберальная демократия", "делегативная демократия", "управляемая демократия".) Содержательная дискуссия здесь затруднена, учитывая глубину идеологизированности и политизированности вопроса. Впрочем, нельзя не согласиться с тем, что отнюдь не любой режим, заявляемый как демократический, действительно является таковым, независимо от того, как понимать демократию.

Я считаю необходимым четко отделять современную демократию от исторической, т.е. античной демократии. Античная демократия - это политический режим, функционировавший в ряде древнегреческих городских республик, описанный, причем без особых симпатий, несколькими великими философами и историками. Чаще всего в пример приводят афинскую демократию, практика которой была подробно обобщена Аристотелем. Античные демократии предполагали максимальную "симфонию" народа и власти, т.е. управление государством напрямую народным собранием и через максимально широкое народное представительство. Опыт тех же Афин показывает, что подобное возможно лишь при совпадении целого ряда условий: 1) ограниченной территории; 2) ограниченной численности населения; 3) относительно незначительного социального неравенства; 4) относительного минимальных цензовых ограничений пассивного и активного избирательного права (в Афинах политическими правами обладали только примерно 50 тысяч местных мужчин); 5) наличия у граждан достаточно времени для участия в политической деятельности и государственном управлении (это обеспечивалось рабовладением). Следует также помнить, что античная демократия часто оборачивалась господством толпы (охлократией), которая, по словам Плутарха, "того, кто ей потакает, влечет к гибели вместе с собой, а того, кто не хочет ей угождать, обрекает на гибель еще раньше". В истории демократических Афин не найти ни одного сколь-либо выдающегося политика или полководца, которого бы в конце концов не осудили или не убили (1).

При увеличении территории государства, численности его населения, дифференциации социальной структуры, усложнении экономики и пр. прямое народное правление и широкое народное представительство становятся невозможными. Это не говоря о том, что в Афинах демократия была отнюдь не всегда.

Современной демократией можно называть комплекс правовых и политических институтов и практик, обеспечивающих гражданам определенный набор личных, политических и пр. прав и свобод, право на участие всех желающих граждан в управлении государством, учет их интересов и мнений при принятии и реализации государственных решений. Совершенно очевидно, что форматы демократических институтов, в частности пределы и объемы соответствующих прав и свобод, непосредственно зависят от национальной политической культуры, а та производна от исторической, религиозной, этнической и пр. специфики. Любые "демократические стандарты" условны (тем более что зачастую их используют в пропаганде и PR для дискредитации отдельных государств, режимов и правителей).

Представляется, что демократичность политического режима определяется в первую очередь институционализированной зависимостью власти, властвующих, от воли нации. Это предполагает: 1) организацию власти на выборных началах целиком или частично (здесь имеются в виду наследственные монархии); 2) всеобщее избирательное право или, по крайней мере, отказ от сословного и высокого имущественного ценза; 3) регулярное проведение выборов и возможность проведения референдумов; 4) транспарентность выборов и референдумов, репрезентативность и достоверность их результатов; 5) заведомое объявление невыборной власти незаконной и нелегитимной (разумеется, это не распространяется на наследственных монархов, впрочем, их легитимность может фиксироваться референдумами); а кроме того, 6) национальную солидарность и национальный консенсус о ценностях и целях, обеспечиваемых распространением патриотизма и национализма (2). Когда власть принципиально независима от наций либо не соблюдаются приведенные выше условия, политический режим нужно характеризовать как недемократический. Все остальное вторично или относится к сугубо "декоративным" элементам институционального дизайна.

Современные демократии начали складываться в европейских странах в XVIII-XIX вв. (где-то, например, в Швейцарии даже раньше), когда просвещенчество и промышленная революция разрушали традиционные социальные иерархии, когда утверждалась идея всеобщего равенства, когда неуклонно расширялся доступ к образованию и культуре и сокращалась культурная дистанция между элитами и "простыми людьми", когда формировались нации - как основанные на культурной и исторической самоидентификации сообщества равноправных граждан. "Нацбилдинг" сопровождался широким распространением доктрин, устанавливающих политическую субъектность наций или вообще объявлявших их единственным источником государственной власти ("нациоцентризм"). Запустился процесс революционной и/или реформаторской модернизации, на выходе стали получаться государства-нации. Впоследствии державы и всевозможные "борцы за свободу" стали стимулировать формирование государств-наций, появились "искусственные" нации и "искусственные" государства (в Восточной Европе, Азии, Африке). В XX в. "ненациональное" государство стало восприниматься как архаика и экзотика (3).

Поскольку нация заявляется субъектом и даже источником власти, то и составляющие ее граждане тоже должны считаться и субъектами и даже в некотором смысле источниками. Следование этой логике приводит к необходимости строительства демократических институтов и внедрения демократических практик. Конечно, то же всеобщее избирательное право утвердилось не сразу, долгое время его понимали в лучшем случае как всеобщее избирательное право мужчин. Но, как говорится, прогресс не остановишь, надо только начать...

Свою роль сыграл и неуклонный рост численности населения, и потребность максимально использовать его потенциал при ужесточении глобальной конкуренции в индустриальную эпоху, обеспечивать мобилизации во время кризисов и войн и т.д. Без современной демократии в той или иной ее форме властвовать над нациями (массами), организовывать их было бы затруднительно. Это актуально и для нашей постиндустриальной эпохи.

Несомненно, в действительности провозглашение нации

источником и носителем власти не делает ее ни носителем, ни тем более источником. Нация не правит, она не способна править хотя бы потому, что ее "много". Правят нацией. Либо правят демократически, т.е. с согласия самой нации, выражаемого в установленном порядке на выборах и референдумах, с учетом ее мнения. Либо недемократически. Современная демократия призвана делать процесс властвования более-менее согласованным и комфортным. Нация может утверждать предложенные ей решения, может выбирать из нескольких вариантов решения, может выбирать тех, кто будет предлагать ей решения и/или принимать их от ее имени. Но при этом позиция нации формируется под влияниями разной степени конструктивности. И, главное, не нация определяет, из кого и из чего ей придется выбирать и когда и как выбирать. Формулировки вроде "власть принадлежит народу", "народ взял власть", "народ лишили власти", если только они осознанно не используются в пропагандистских и иных подобных целях, бессмысленны. Однако сама зависимость власти от нации для практики, да и для теории, тоже значит больше, чем какой-нибудь фантом "народного суверенитета".

Таким образом, современная демократия есть только составной элемент политического режима. Пусть довольно важный, но не единственный и не обязательный. Его наличие или отсутствие позволяет дать режиму соответствующую характеристику.

Разговор о демократии автоматически выводит к ее якобы полной противоположности - автократии

(греч. autokratia - "самовластие"), неограниченного или малоограниченного единоличного властвования правителя (соправителей (4)). Считается, что самовластие непременно устанавливается при абсолютной монархии, но может быть установлено и при других формах правления. На деле даже при поверхностном изучении опыта древних и средневековых восточных деспотий, европейских королевств XVI-XVIII вв. или современных азиатских монархий бросается в глаза вопиющее противоречие между декларациями о концентрации всей полноты власти, порой даже духовной, в руках монархов и практикой распределения властных полномочий и ресурсов внутри политической элиты (аристократии, высшей бюрократии, высшего духовенства и т.д.) Правитель мог быть господином жизни и смерти всех своих подданных, мог иметь самые широкие права для того, чтобы "ротировать" элиту. Но ни один правитель никогда не мог править единолично. Разве только в древности в компактных городах-государствах. Править всем и всеми одному не под силу. Властвование имеет естественные пределы. Правитель всего лишь человек, ограниченный в своих физических и интеллектуальных возможностях и нуждающийся как минимум в помощниках. Поэтому помимо правителя (соправителей) всегда есть другие правящие. И власть этих правящих зачастую превосходит власть правителя. Можно заявлять (и нередко заявляется) о производности их власти от власти правителя, но что от этого изменится практически?

Разумеется, в более значительной мере сказанное распространяется на республиканские автократии.

Мне представляется, что автократию нужно рассматривать по аналогии с демократией, во-первых, как набор политических и правовых институтов и практик, обеспечивающих видимое доминирование и реальное первенство фактического правителя (формальный правитель не обязательно фактический (5) ) во властной системе, его определенную автономию от прочих правящих. И, следовательно, во-вторых, как составной элемент политического режима, также важный, но не единственный и не обязательный. Автократия, во всяком случае в мягких формах, легко совместима с демократией. Более того, широкая поддержка правителя нацией может как раз выступать основой его автономии, задавать его первенство и доминирование. Демократическо-автократическими были, например, режимы во Франции при Шарле де Голле (1958-1969) или в Аргентине при Хуане Доминго Пероне (1946-1955, 1973-1974) (6).

Теперь наконец мы подошли к главному.

В любом государстве правит политически активное меньшинство, часто называемое политической элитой, политическим классом и т.д. А точнее, властвует верхушка этого самого меньшинства, формируемая, воспроизводимая в порядке, нередко непонятном и даже невидимом наблюдателям. Эта верхушка - олигархат, ее властвование - олигархия, буквально властвование немногих (греч. oligarhia- "власть немногих").

Из известных нам авторов первыми об олигархии писали Платон и Аристотель (не различавшие формы правления и формы политического режима), они же постарались негативировать это понятие. Особенно Аристотель, у него олигархия - обезьяна аристократии

(греч. aristokratia - "власть благородных", "власть знатных"), в отличие от последней отстаивающая интересы лишь олигархата и не заботящаяся об общем благе, в качестве примера он приводил плутократическую олигархию Карфагена ("Вполне естественно, что покупающие власть за деньги привыкают извлекать из нее прибыль, раз, получая должность, они поиздержатся; невероятно, чтобы человек бедный и порядочный пожелал извлекать выгоду, а человек похуже, поиздержавшись, не пожелал бы этого") (7).

Меня могут упрекнуть в использовании негодного слова: мол, оно же едва ли не ругательное. Но традиция требует обращаться к грекоязычной терминологии. Слово "аристократия"

за века крепко вошло в "феодальный" и "дворянский" лексикон. С другой стороны, "властвующие немногие" отнюдь не всегда имели и имеют знатное или вообще сколь-либо благородное происхождение. Так что слово "олигархия" при всех минусах в сравнении с "аристократией" оказывается более нейтральным (8).

Роберт Михельс в начале XX в. сформулировал "железный закон олигархии", согласно которому в любой сколь-либо значительной социальной организации вне зависимости от ее первоначальной демократичности либо автократичности неизбежно формируется олигархия. Тезис практически бесспорный, античные демократии в его контексте выглядят в лучшем случае "исключениями".

Для государств, правда, формулировку следует уточнить. Вне зависимости от формы правления политический режим всегда олигархический, вне зависимости от того, кто заявляется носителем государственной власти, реальным ее носителем выступает олигархат. Олигархи, как занимающие государственные должности, так и не занимающие.

По своему генезису и составу олигархат может быть аристократическим, плутократическим, бюрократическим, клерикальным, военным, политическим (партийным). Исторически чаще всего встречались различные гибридные варианты. "Костяк" нынешнего российского олигархата составляют политические руководители государства, верхушка бюрократии, в том числе "силовой", лидеры ведущих партий и общественных объединений, крупнейшие собственники и предприниматели, топ-менеджеры ведущих бизнес-структур, "медиакраты", религиозные лидеры.

Никакие революции, перевороты или победы на выборах оппозиционных несистемных политиков ничего сущностно в политическом режиме не меняют и не могут изменить. Можно "оседлать историю", т.е. уловить и грамотно использовать народные настроения или просто воспользоваться случаем, для того чтобы войти в олигархат, реорганизовать его, "ротировать". Смена политических, религиозных, идеологических, социально-экономических, культурных парадигм зачастую сопровождается частичной или полной заменой олигархата. Но заменой олигархата, а не отказом от олигархии. Это действительно "железный закон".

Олигархия бывает демократической (9), если властвование олигархов ограничено демократическими институтами и практиками. Олигархия бывает автократической, если правитель (соправители) относительно автономен от остальных олигархов. Олигархия бывает одновременно демократической и автократической, если соответствующие элементы сочетаются. Если этих элементов нет, то налицо идеальная ("чистая") олигархия.

Но нужно четко отдавать себе отчет в том, что олигархические институты и практики - основа любого политического режима. Может не быть ни демократии, ни автократии. Олигархия есть всегда. Олигархия есть обязательный элемент любого более-менее современного политического режима, его основа.

Демократические и автократические институты и практики дополняют олигархию, задают рамку "правил игры", "прикрывают" ее, придают легитимность олигархам, занимающим официальные посты.

Тезис о демократическом "прикрытии" олигархии, думается, нуждается в определенном пояснении. Выше уже говорилось, что нация не может править, потому что ее "много". Олигархат же не может править открыто потому, что его "мало" (10). Исключения сейчас возможны лишь там, где сохраняются, консервируются традиционные политические культуры (11). Там же, где они разрушены либо основательно разложены, т.е. практически повсеместно, олигархаты правят от имени наций (либо наций и монархов). Признавать подвластность наций не просто нежелательно, а невозможно. Представления о всеобщем равноправии, о принадлежности власти нациям, о демократии как о лучшей форме властвования стали в последние века общим местом и светским "символом веры". Они зафиксированы во множестве правовых актов, включая конституционные и международные. Ученые, публицисты и политические маргиналы могут оспаривать и даже отрицать "нациоцентризм", критиковать демократию (12), но ни один мало-мальски серьезный политик не может себе этого позволить. Нельзя игнорировать и тот факт, что сами олигархи зачастую не считают себя таковыми, вполне искренне исповедуют "демократические ценности" и даже убеждены в демократичности своего властвования.

На Западе олигархии с XX в. "прикрываются" почти целиком. Сформулированы концепции "либеральной демократии", "элитной демократии", "полиархии" (13) и т.п., позволяющие сглаживать противоречия между изначальной сущностью народовластия и реальной практикой демократических олигархий. Народовластие имитируется всеми доступными способами, и довольно успешно. Хотя даже участие в управлении государством все более заменяется иллюзией этого участия. В последние десятилетия, благодаря значительному прогрессу в сфере политических технологий, PR и медиа, политический процесс часто сводится к красочным и динамичным интерактивным постановкам ("шоу"), в которые вовлекаются значительные массы людей.

Многие незападные государства копируют западные модели с той или иной степенью успешности. Но хорошо известны примеры частичного "опубличивания" и легализации олигархий через, в частности, закрепление особой роли правящей партии и ее руководства - СССР, Китай (партократия, на определенном этапе неизбежно трансформирующаяся в бюрократию) (14), религиозно-политических лидеров - Иран (теократия), вооруженных сил и генералитета - Турция с основания республики Мустафой Кемалем в 1923 г., Аргентина, Чили и ряд других латиноамериканских государств в разные периоды своей истории в XIX-XX вв. (милитократия). Чаще всего демократический элемент в незападных странах "уравновешивается" автократическим, т.е. олигархии скрываются посредством демократии и автократии. Либо демократический элемент присутствует в минимальном объеме или вовсе номинально, т.е. внешне олигархия предстает личной диктатурой и т.п. Хотя и сам Запад в XX в. знал олигархии и демократическо-автократические (упоминавший деголлевский режим) и автократические (режим Бенито Муссолини в Италии в 1922-1943 гг., режим Франсиско Франко Баамонде в Испании в 1936-1975 гг., режим Антониу ди Оливейро Салазара в Португалии в 1932-1968 гг.)

Кстати, возвращаясь к исторической демократии, нужно отметить, что в тех же Афинах демократия дополнялась олигархией (олигархат включал политических лидеров как знатного, так и незнатного происхождения, разбогатевших торговцев и ремесленников и пр.). Так что можно говорить и об олигархической демократии.

Олигархии (и политические режимы) можно и нужно делить также на соревновательные и консенсусные. Соревновательная олигархия организована на конкурентных началах, олигархи и олигархические группы, претенденты на олигархический статус публично соперничают напрямую или опосредованно через партийные и т.п. институты. При консенсусной олигархии конкуренция ограничена вплоть до ее полной непубличности. (Соревновательная олигархия, конечно, не только не исключает, но, напротив, востребует консенсус. Как минимум консенсус о "правилах игры". Другое дело, что они не всегда оказываются адекватными и не всегда соблюдаются.) Ограничение конкуренции при консенсусной олигархии поддерживается правителем-автократом (соправителями), выступающим верховным источником политической воли, устанавливающим "правила игры" и обеспечивающим их соблюдение. Возможен и вариант, при котором олигархат не позволяет появиться сильному правителю и при этом самостоятельно ограничивает себя, ограничивает возможности претендовать на олигархический статус, стремясь консервировать статус-кво.

Когда правитель-автократ навязывает себя и устанавливает свой консенсус принуждением (15) и тем более поддерживает его систематическими репрессиями, следует говорить о тирании и диктатуре. Такие случаи, однако, сейчас редки. Режим Сапармурата "Туркменбаши Великого" Ниязова (1991-2006) - прецедент по-своему уникальный.

Конкуренция, тем более публичная, вовсе не главная универсальная ценность. Для многих политических культур, причем не только восточных, единство и целостность власти, гармония, лояльность значительно важнее. Искусственное внедрение западных конкурентных институтов и практик может пройти более-менее успешно, т.е. закончиться изменением политической культуры (как в Турции или Индии). А может вызвать сильное отторжение. Российский опыт это исчерпывающе подтвердил.

Соревновательной может быть олигархия демократическая или демократическо-автократическая. Но не только. В Великобритании в XVII-XIX вв. была идеальная олигархия - совершенно недемократическая, но соревновательная (аристократическая, затем аристократическо-плутократическая). Консенсусной же бывает олигархия и идеальная, и автократическая, и демократическая, и демократическо-автократическая. Пример первого - режим "черных полковников" в Греции в 1967-1974 гг. (16) Пример второго - режим Франко. Пример третьего - нынешний иранский режим (там автократический элемент практически вывелся после смерти в 1989 г. лидера исламской революции и первого рахбара Рухоллы Мусавы Хомейни). Пример четвертого - режим Нурсултана Назарбаева.

Советская консенсусная олигархия изначально была идеальной. После возвышения Иосифа Сталина она стала автократической. При его преемниках полного возвращения к идеальной олигархии не произошло, хотя автократический элемент явно сократился и смягчился. В 1990-е гг. на руинах советского строя было сложилась идеальная соревновательная олигархия (демократический элемент реально отсутствовал), но в итоге она не прижилась. С именем Владимира Путина непосредственно связана ее трансформация в демократическо-автократическую и консенсусную.

Примечания:

1. Единственное исключение, пожалуй, Перикл, с 444 г. до н. э. занимавший должность стратега. Но в 430 г. его не выбрали на новый срок, обвинили в злоупотреблениях и оштрафовали. В 429 г. он был избран стратегом вновь, но через несколько месяцев умер. Похоже, что "вовремя".

2. Здесь имеются в виду главным образом государственный патриотизм и государственный национализм.

3. СССР, разумеется, тоже был государством-нацией - государством "советского народа" "советских людей", строящих коммунизм. Разумеется, национализм нельзя понимать исключительно "этнически". Советскую идеологию можно назвать "интернациональным национализмом".

4. Прецедентов соправления - официального, полуофициального и неофициального распределения функций правителя между двумя (и даже тремя и более) персоналиями - в мировой истории довольно много. Это было распространено в Римской и Византийской империях, в европейских королевствах. Из отечественной истории следует привести примеры соправления Ивана III Великого и его сына и наследника Ивана Молодого в 1470-1490 гг., Михаила Федоровича и его отца патриарха Филарета в 1619-1633 гг., Екатерины II Великой и светлейшего князя Григория Потемкина (по некоторым сведениям, ее морганатического супруга) в 1775-1791 гг., а также "триумвират" Леонида Брежнева, Алексея Косыгина и Николая Подгорного (на расширение которого до "тетрархии" претендовал Александр Шелепин) в 1964-1967 гг. Соправлением будет и совместная работа национального лидера и премьера Владимира Путина и президента Дмитрия Медведева.

5. Иосиф Сталин никогда не был формальным главой СССР (он возглавлял правящую партию и правительство). Мао Дзедун официально правил Китаем в 1954-1959 гг., а фактически с 1949 по 1976 гг. Дэн Сяопин тоже не был формальным главой Китайского государства и т.д.

6. Автократия не всегда сопровождает деспотическое правление. В Саудовской Аравии, в частности, полноценным автократом был разве только король-основатель Абдель Азиз бин Абдул Рахман Аль Сауд. Власть последующих королей, выбиравшихся из его сыновей, явно ограничивалась группой влиятельных принцев (эмиров).

7. Иногда утверждают, что Аристотель проводил знак равенства между олигархией и плутократией. Это не так. Он допускал и политическую олигархию, при которой государственные должности переходят по наследству и пр.

8. С легкой руки Бориса Немцова словами "олигархия" и "олигархи" в современной России стали маркироваться политическая активность крупного бизнеса и, соответственно, политически активные бизнесмены. В последние годы олигархами называют любых крупных предпринимателей, даже если они демонстративно дистанцируются от политики и занимаются ею минимально.

9. Понятие "демократической олигархии" первым вывел Михаил Юрьев в своей книге "Третья Империя. Россия, которая должна быть" (М., 2006. С. 273). Его подход существенно отличается от моего.

10. В доиндустриальную эпоху, когда нации еще не сложились, были прецеденты открытого олигархического властвования. Я имею в виду олигархические республики, например Республику Святого Марка (Венецию). С 1297 г. в ее Большой совет (высший орган власти) могли входить только представители знатных фамилий, занесенных в "Золотую книгу". Здесь же следует упомянуть Новгород и Псков (боярские республики), все высшие должности в которых занимали представители боярства.

11. В Саудовской Аравии вся высшая власть официально принадлежит сыновьям короля-основателя и их сыновьям, саудовские принцы (эмиры), каковых сейчас уже несколько тысяч, занимают большинство высших должностей в государстве. Но им приходится учитывать интересы других знатных родов и исламского духовенства.

12. Не "западную демократию" (ее критикуют очень многие даже на Западе), а "демократию вообще", демократию как идею.

13. Понятие "полиархии" ввел Роберт Даль. Так считал он сам, и так принято считать. Даль описывал полиархию в первую очередь как реальную демократию, предполагающую распределение власти между множеством центров, легально, свободно и публично конкурирующих друг с другом.

Между тем в действительности политическое определение полиархии можно найти и у другого Даля - Владимира. Да, он не был политологом и о политике не писал. Но в его Словаре живого великорусского языка значение слова "полигархия" (лишняя буква, естественно, ничего не меняет) раскрывается через синонимы "многоначалие" и "семибоярщина". Не нужно, думается, напоминать, что "семибоярщина" суть "эталон" публичной олигархии в русской истории.

14. В Сирии конституционно закреплена ведущая роль Партии арабского социалистического возрождения (ПАСБ), более известной как "Баас". Партократии, однако, там никогда не было.

15. Принудительный консенсус - тоже консенсус. Как говорили еще глоссаторы: "Et sic nota quod coacta voluntas voluntas est" ("Вынужденная воля все же есть воля").

16. "Черными полковниками" в советской печати именовали греческую военную хунту. Ее лидерами были Георгиос Пападопулос (глава правительства, одновременно руководил министерствами национальной обороны и иностранных дел, затем стал президентом), а после его отстранения от власти Димитриос Иоаннидис (руководитель военной полиции). Режим "черных полковников" рухнул из-за кипрской авантюры - организованное Иоаннидисом свержение президента Кипра архиепископа Макариоса III спровоцировало турецкое вторжение на остров, что в свою очередь вызвало политический кризис в самой Греции.

       
Print version Распечатать