Новая волна колонизации

Военная операция стран Запада в Ливии отличается от предшествующих операций западных стран против "нарушителей прав человека": это не силовое воздействие на страну, существующая система которой была признана опасной для соседей, а наказание страны за неожиданные преступные действия её лидера. При этом наказание осуществляется на первый взгляд противоречиво: оно включает в себя и шантаж, и поддержку племенных вождений, и усмирение, и унижение. При всём внешнем сходстве с предшествующими бомбардировками "стран-изгоев", новую операцию отличает отсутствие внятного "дискурса", её обосновывающего.

Нельзя не отметить, что в чисто военном плане западные противники Каддафи приняли предложенные самим полковником правила игры: нанесение ударов по военным объектам с целью свержения режима Каддафи соответствует той логике, в которой интерпретирует события сам полковник, а вовсе не свойственным Западу политическим представлениям. Только сам Каддафи может считать, что армия там, где выполняются его приказы, а где его приказы не выполняются, там армии нет, и что только он своим присутствием и своим духом создаёт все структуры управления и армейского командования. Западный мир всегда настаивал на том, что институты управления и армейские институты различны не только по функциям, но и по природе, и целью любой демократии, даже слабой, является разведение этих институтов.

Получается, что бомбардировки Ливии совсем не разрушают тот образ реальности, который внушает Каддафи своим сторонникам, не заменяют его хотя бы на робкое представление о значении демократических институтов для страны, а напротив, консервируют его, заставляя ливийцев смириться со своей судьбой. Можно сказать, что те ливийцы, которые поддерживают Каддафи, уже не рассматриваются как субъект политического действия, а только окраинные повстанцы и племенные вожди видятся игроками на политической арене. Но такое исключение ядра политической жизни из официально рекомендуемых мировому сообществу представлений о политическом процессе в стране, ставшей предметом дисциплинарного воздействия извне, означает только одно – полный отказ от неоколониализма, призраком которого мир пугали в свое время и в связи с Афганистаном, и в связи с Ираком. Принцип неоколониализма состоял в том, что экономическое ядро какой-то из стран третьего мира объявляется ядром политическим для того, чтобы сделать его из чистой функции влияния, из чистого узла распределения капитала и "подкупа" окружающих предметом манипуляции. "Западу" казалось, что достаточно подменить экономическое могущество политическим, скажем, дать местному руководителю, сосредоточившему в своих руках все ресурсы, оружие вовремя, как он сразу превратится в фигуру на шахматной доске, поддающуюся любым манипуляциям.

Тогда как в случае Ливии мы видим, напротив, не отождествление демократии с политической гибкостью, ограничивающей диктаторский произвол, а растождествление: политические позиции внутри страны могут стать только фактором гражданской войны в Ливии, но не реальной международной политики. Та часть международного сообщества, которая решила воздействовать на Ливию огневыми ударами, стала действовать по принципу "пусть они сами разбираются со своими проблемами". В результате происходит очень важное смещение и в сознании тех, кто наводит порядок. Колониальное отношение к подчинённым народам впоследствии оборачивалось чувством вины перед теми, кого долго угнетали: в их отношении применялось насилие, но это насилие не породило того развития, которое европейцы задумывали для подчиненных им народов, вспоминая свой собственный прогресс в стеснённых условиях. Колониальный гнёт – это не столько результат мобилизации всех ресурсов и выкачивания ресурсов из колоний, сколько попытка применить к завоеванным те модели развития, которые оправдывают европейцев как субъект международной политики: как тех, кто в стеснённых условиях может принимать любые решения. И вина перед жителями колоний – это вина тех, кто не смог воспитать колонии как субъект политики, способный самостоятельно сделать более прозрачными и более разумными отношения между бывшим центром и бывшими колониями. Отсюда и стремление принести в бывшие колонии институты демократии через установление максимально прозрачных капиталистических отношений между «аппаратом управления» и «населением».

В новой же модели освобождение бывшей колонии осуществляется не через капитализацию местного политического аппарата и не через превращение его в субъект экономической деятельности, делающийся новым полюсом притяжения политических инициатив, а через повстанцев, которые имеют минимальные экономические рычаги, но при этом – огромные политические амбиции. Повернув дела именно так, постиндустриальные страны Запада могут уже не чувствовать вины перед колониями, так как об их политическом развитии речь уже можно не заводить. Вместо этого западный мир будет чувствовать вину перед выходцами из колоний, которым предоставляются частичные экономические возможности, но не даётся никаких реальных политических возможностей: сколько бы они ни пытались влиять на политику даже экстремистскими методами, они от этого не становятся влиятельной политической группой. Поэтому им даётся возможность совершить политический переворот, и тем самым сделать свою политическую позицию достаточной легитимацией своих экономических притязаний на местах. Тогда можно сказать выходцам, что теперь и их политические возможности реально сильны, что отныне они определяют и международную политику, тем самым внушив им и то, что за своё экономическое положение несут ответственность только они сами, то есть самым мягким и незаметным образом их колониально поработить.

Подвергшееся бомбардировке и сменившее власть государство становится независимым и относительно демократичным, даже если при этом происходит отток капитала. Радикальный исламизм признаётся чисто политическим явлением, радикальной политической позицией, которую можно ограничить, скажем, поддержкой антиисламистских сил, изменением направлений экспорта и импорта, международной банковской политикой и другими средствами. Но во что превращается Запад, если он, будучи заинтересован в том, чтобы радикальные исламисты действовали только в рамках демократических процедур и не использовали экстремистских террористических политических практик, не просто вооружает их противников, создав ситуацию дуэли, а хочет ввести более надёжные рычаги демократических отношений? Демократическое поведение возникнет тогда, когда все признают, что экономические ресурсы становятся предметом более эффективного распределения, более прозрачного контроля и более тщательной экспертизы - тогда внутренняя незаконная политика (политика террора и насилия) становится просто бессмысленна.

Постиндустриальный Запад становится неким подобием Советского Союза, покровительствовавшего всем "братьям". Такой "старший брат" наводит порядок среди непослушных братьев не политическими и военными средствами, а прежде всего экономическими, введением прежде неизвестных моделей распределения ресурсов. Конечно, воздействие старшего брата на младших состоит не только в обещаниях и не только в экономических мерах, прельщающих местную номенклатуру и манящих население, но и в отдельных военных операциях. Но нет ничего более чуждого этой системе, чем "точечные" удары, поражающие инфраструктуру, и тем самым заставляющие политическую систему изобретать какие-то субституты ресурсов влияния, заменяющие утраченные экономические приоритеты. Цель точечных ударов - превратить власти "страны-изгоя" в обманщиков и бесконечных должников, которые могут существовать, только постоянно беря кредит доверия у своего народа, кредит, который рано или поздно заканчивается.

В сегодняшней операции в Ливии, напротив, чем грубее удар, тем лучше. Именно так действовал Советский Союз, когда переселял народы. Только грубый удар вынуждает сразу признавать свои экономические потери одновременно потерями политическими, не позволяя изобрести тактики противодействия, а разрешая только подключение к существующему миру на правах почти полной зависимости. Поэтому, если в Югославии, Ираке и Афганистане американское командование подчёркивало, как точно компьютер просчитывает точечный удар, то теперь речи о том, чтобы проверить точность удара, не заходит - важно, что война идёт, неважно как, важен факт всем понятных отношений. На смену ястребам и военно-промышленной коррупции пришла финансовая прозрачность и инициатива нобелевского лауреата премии мира.

Можно говорить о новой конфигурации, которая лет через пять станет господствующей, возникшей в результате расщепления колониального дискурса на колониальное отношение к приезжим во внутренней политике и покровительственное (и даже как будто эгалитаристское, вроде советской «дружбы народов») - в международной политике. Именно так и будет происходить новая волна колонизации, время от времени оборачивающаяся очередным массированным авианалётом и ракетным обстрелом.

       
Print version Распечатать