Теории модернизации регулярно возвращаются в научную и политическую моду. В социологии и политологии они считаются основной формулой для описания общественного развития и одновременно универсальным ключом для преодоления социальных, экономических и экологических кризисов, а также вызываемых ими структурных проблем. Как говорил в свое время известный социальный аналитик Рейнхард Бендикс: «Модернизация стала после Второй мировой войны одним из модных понятий; однако несмотря на всю расплывчатость оно является вполне употребительным, т.к. пробуждает у современников примерно одинаковые представления. При слове «модерн» думают прежде всего о современной технике, реактивных самолетах, исследовании космоса и атомной энергии».

Печальная судьба модернизации

Сегодня дискурс модернизации – явно с подачи президента Дмитрия Медведева – стал узнаваем и в наших широтах. Это в принципе неудивительно, ведь историю России последних 300 лет можно представить в виде прерывистой последовательности попыток модернизации, т.е. усилий привести страну и людей к Современности. Одним словом, наше прошлое сплошь состоит из какой-то странной череды огромных человеческих усилий (как лидеров, так и самого народа), предпринятых, как водится, с самыми благородными намерениями, но осуществляемых не всегда достойными средствами. Тем не менее, эти попытки модернизировать страну всегда заканчивались одним неизменным результатом: полным провалом или профанацией всего начинания. Кто-то из историков даже цинично заметил, что из всех реформаторских начинаний того же Петра Великого единственное нововведение, нашедшее отклик в душах русских людей и по сей день выполняемое не только в соответствии с буквой, но и с духом царского указа – это празднование Нового года!

В этом смысле при объявлении очередной программы модернизации, затеваемой реформаторами, – говоря словами Ивана Грозного, «по многомятежному человеческому хотению, но отнюдь не по Божьему изволению», – русский исторический опыт словно заранее готовит нас к проблеме непреднамеренных эффектов, неизбежно возникающих в ходе ее реализации. Печальная судьба всех попыток реформировать Россию по «злобесному хотению разуму», цитируя того же Грозного, вызывает странное ощущение происходящего в нашей стране на протяжении многих веков – то, что известно под красивым французским названием dejà-vu. И действительно где-то мы уже видели такие «результаты» реформ, как провал замысла, извращение идеи, крах проекта. Осталось установить или просто вспомнить – где именно.

И вот теперь президент Дмитрий Медведев решил поставить себя в ряд модернизаторов России, что само по себе конечно просто здорово, но довольно рискованно. Ведь, строго говоря, такие дискредитированные в недавнем прошлом слова как «ускорение» и «перестройка» Горбачева или «рыночные реформы» Ельцина суть также названия-программы неудавшихся модернизационных проектов. Однако, модернизационная рефлексия как потребность в регулярно обновляемом самоописании общества давно уже стала в более продвинутых политических сообществах не только «непосредственной производительной силой» (например, через постоянную оптимизацию производства и организации), но и условием возможности установления общественных отношений в менее антагонистических формах, более свободных от людоедских отношений господства человека над человеком. В этом смысле дискурс модернизации как очередной попытки перевести непрекращающуюся латентную гражданскую борьбу за признание, власть и собственность в более мирные формы сам по себе приобретает для нас социальную значимость в качестве шанса окончательно не утонуть в модернизированном варварстве. По словам социолога Энтони Гидденса, рефлексивность жизни в обществе модерна как раз и заключается в том, что социальные практики постоянно корректируются и совершенствуются благодаря постоянно поступающей информации об этих же практиках. А это принципиально меняет их характер. С этим изменением у нашего общества явные проблемы.

Кто модернизирует

Если вспомнить топологию модернизационного послания президента, то зачитывая urbi et orbi свою благую весть о начале нового этапа в жизни страны, он постоянно натыкался глазами на тот самый политический класс, который во многом и ответственен за нынешнее состояние страны. Эти люди как раз не заинтересованы в установлении четких и общих для всех правил игры, ибо это грозит им необходимостью доказывать свою эффективность и профессионализм в конкурентной борьбе под пристальным присмотром общества. Очевидно, что им нельзя поручать возглавить борьбу за модернизацию. Если это произойдет, то можно заранее предсказать, чем все закончится: косметическими мерами, пропагандисткой дискредитацией самого слова.

Еще одну пикантность модернизационному курсу Дмитрия Медведева придает недавнее идеологическое переформатирования главной партии власти, решившей стать партией «российского консерватизма». Однако в этой ситуации трудно не заметить очевидного парадокса – консерватор, пусть даже по указке сверху, per definitionem не может быть проводником модернизационной политики, поскольку его кредо – консервировать то ценное, что уже есть. Правда, в условиях катастрофического, по признанию самого президента, состояния основных государственных институтов, неизбежно ставит вопрос об аксиологии новоявленных консерваторов. Конечно, Грызлов и компания могут сослаться на пример консервативной «железной леди» Тэтчер, которая – на пару со своим старшим американским товарищем Рейганом, «модернизировала» общественный сектор Великобритании в неолиберальном духе. Причем настолько, что англичане до сих пор вынуждены записываться в очередь на операции в Германии. Однако наши консерваторы точно не неолибералы.

Итак, серьезным антропологическим ограничителем заявленных президентом реформ является отсутствие, говоря языком Макса Вебера, «управленческого штаба», относительно вменяемого и более или менее способного адекватно реализовывать планы национального лидера. Здесь можно использовать объясняющую метафору: если мы представим модерн или модернизацию в качестве рамки, как в аэропорту, то очень многие персонажи, даже антропологически, не прошли бы через эту рамку, они бы, что называется «звенели». Как «звенят» многие решения, принимаемые политическим классом, состоящим из этих персонажей, поскольку часто их решения имеют явную антимодернизационную направленность. Так что значительную часть нашего класса политических модернизаторов следует описывать в категориях до-модерна. Конечно, на подобную злопыхательскую инвективу всегда можно честно ответить в духе товарища Сталина – мол, других модернизаторов у меня для вас нет, что, кстати, однажды и сделал Владимир Путин во время прямого эфира, отвечая на вопрос о полном разложении правоохранительных органов. Однако не думаю, что этот ответ войдет в анналы его самых блестящих импровизаций.

Личная ответственность

Но здесь речь идет о фигуре, функциях и этосе политического лидера, ответственного перед своим народом, выражающим ему свою аккламацию в виде высочайшего рейтинга доверия. Так что еще одной серьезной проблемой для президента – инициатора разговора с обществом по гамбургскому счету – может стать вопрос о его личной ответственности за нынешнее состояние важнейших сфер жизни. Впрочем, это касается не только представителей действующей власти, но и многих открытых критиков режима, некоторые из которых – явно не осознавая всю комичность ситуации – до сих представляются «бывший министр того-то», «бывший глава такого-то департамента правительства», «бывший заместитель председателя Центробанка», не говоря уже об одном «бывшем вице-премьере» и даже «бывшем премьер-министре»!

Но опаснее всего для дискредитации модернизационного порыва молодого, динамичного – и по признанию многих западных лидеров – позитивного президента России именно предчувствие того, речь здесь априори идет о симуляции деятельности по модернизации страны – когда нужно что-то немного изменить, чтобы все осталось как есть. Понятно, что итоги развернувшейся модернизационной кампании покажет будущее. Но не будущее разглагольствование, а будущее политическое действие главы государства. И очень желательно, чтобы на сей раз оно – вопреки старой русской традиции – было относительно успешным. Но это уже, как все мы знаем, зависит не только от президента.