От редакции. Начало путинского десятилетия было ознаменовано верой в немыслимые, почти что демиургические возможности российского «креативного класса», за несколько месяцев сделавшего никакому неизвестного чиновника «национальным героем». Казалось, «креативный класс» вскоре изменит не только российскую власть, но и саму Россию. О начальных иллюзиях и конечных итогах «путинского десятилетия» мы поговорили с одним из ярких представителей коропорации «гуманитарных технологов» — Ефимом Островским.

* * *

Русский журнал: Уважаемый Ефим Викторович, не могли бы ответить "Русскому журналу" на серию вопросов о десятилетии Путина?

Ефим Островский: «Десятилетие Путина» - хорошая шутка. Шкловская: остраняет (sic! – так у Шкловского), подсказывает, что говорим не о физическом лице – а о явлении; это немного освобождает: вместо «говорю» подразумеваем «так говорят»… искусство как приём – поэтому можно отвечать.

РЖ:Как вы считаете: прошедшие 10 лет свидетельствуют о том, что у Путина имелось видение своей будущей деятельности, или его действия как руководителя государства носили характер реакции на множество вызовов? Если такое представление было, то в чем оно заключалось? Если нет то, какие вызовы определили его политику?

Е.О.: Путин расширял состав реальной политики в России, включал в этот состав силы, до того выключенные из него. Если верно, что идея становится силой, когда овладевает массами, добавим – «массами капитала» (в отличие от intengible assets, которые включают массы, но не обладают массой) и получим намёк на ключ к пониманию проактивности стратегии последнего десятилетия; это время капитализации разного русского. Как известно, масса – не вес; поэтому напрашивающийся мизер (прибеднение) оппонента про «найден лёгким» – ловленый.

Теперь состав политики полон или почти полон; это и есть – стратегический приоритет, то есть то, без чего всё остальное нельзя сделать, а поэтому – не надо делать, пока приоритет не исполнен.

Всё остальное – действительно можно понимать, как реактивность.

РЖ:Насколько Путин являлся самостоятельной фигурой? Если нет, какие круги оказывали на него наибольшее влияние? Если – да, то, какими идеями, на Ваш взгляд, он руководствовался?

Е.О.: Путин возник, как в разошедшейся в апокрифах истории Верочки Полозковой о стихотворении: пишешь стих о Васе, и на поэтические вечера приходят толпы Вась – «Спасибо Вам, я – Вася!»; пишешь тогда стихотворение «Бернар пишет Эстер», и казалось бы… но и тут найдётся человек: приходит – «здравствуйте, я Бернар». Так и Путин – он пришёл из стихийной («музыку пишет народ – мы лишь аранжируем её») поэзии очень редкого в России имени (правда, зато – широко известного: Штирлиц – «…на, вот, возьми её скорей!»); общественное сознание, на тот момент уже практически совсем стихийное (говорим и об элитах, и о массах) и дезорганизованное, разобранное, готово было найти точку сборки только в очень редком явлении – пришёл человек, выглядящий как «настоящий полковник» и при этом содержательно умеющий «держать слово». «Настоящий полковник» - это, конечно, человек абсолютно самостоятельный-независимый, никаких идей тут вроде и нет; но «держать слово» - это идея и концепция, «держать слово» - это заряженность (заражённость? – для кого-то ведь так, «Ваал, ты никогда не поймаешь меня в одной из этих бесполезных тварей!») идеальным, пусть грубым, но ведь знак имеет двойную природу; и само наличие такой валентности к идеальному парадоксальным образом было востребовано деидеализированной элитой не столько сознательно, сколько инстинктивно-самосохранительски.

Как для сложной молекулы – был затребован атом со многими валентностями к знакоткани, к разным её конструктам… Именно поэтому Путин смог стать государственным деятелем, а не остаться в этой истории трагическим мифическим героем (только они бывают независимы от идеального – иногда, и недолго, пока контекст не оплетёт и не поймает).

Хотя, если посмотреть чуть глубже, самостоятельность (а не независимость – подмену признаю) всегда требует идеи прямохождения; нет идеи – наблюдай Маугли, ползающего на четвереньках, на локтях и коленях. Поэтому говорить, что «массы» были неправы, желая «настоящего полковника» - неточно; но чтобы стоять самому, мало увидеть стоящего, нужно ещё и постичь идею – то есть встать, и стоять, потом покачнуться, потом пойти…

Субъект – или сумма влияний? Спрашивают про Путина – отвечаем: а ты? Но одно очевидно: если человек самостоятелен в стратегии, то любые несамостоятельности – это кажимости, приёмы; опора на партнёра. Так в любом боевом искусстве, от карате и дзюдо – до го и стратегии.

РЖ:На ваш взгляд, ответ на вопрос Who is Mr Putin? - сегодня тот же, что и 10 лет назад? Если да, то как можно ответить на этот вопрос? Если нет, то что кардинально изменилось за это время?

Е.О.: «Мистер Путин, Владимир Владимирович – это Владеющий Миром Дао, рождённый Владеющим Миром…» Шутка? Можно ко всему этому добавить «Русский». «Дао» - это не «судьба»; но вспоминается американский фильм про «мистера Судьбу» и коктейль «Разлитое молоко»: часто мы не можем овладеть исправленным («хотя бы с нашей точки зрения», Лиддел-Гарт) миром и хотим вернуться в прежний, уже, сами того не зная, исправленные своим переживанием исправления неправильного – но нашего… Мы же шутим? – ну, чуть-чуть, хотя бы…

Возвращаясь к самым первым, предваряющим строкам интервью: теперь никто не задаёт вопроса «Who is Mr Putin?» - имидж построен! В мире возникла какая-то подспудная, партизанская мода на russian как путинское… Мы делаем спортивный автомобиль: абсолютно частное дело, частный капитал... Много об этом приходится говорить в мире с разными людьми (с партнёрами, с другими участниками рынка, со владельцами других автомобильных марок и brands), и ведь все говорят (если не в газетах, а на вилле где-нибудь у Lac Leman) – «мы всё ждём, когда же вы, russians, сделаете что-нибудь, какой-нибудь sputnik – а, кстати, это не тот же корень, что в фамилии вашего Putin?», то есть удалось всё-таки запустить этот НЛО в сознание мира…

Я здесь о том, что теперь надо бы подхватить это узнавание смысло-проводящими товаро-потоками, которые и есть главные и базовые media в сегодняшнем мире, работать с пониманием – то есть с использованием. Но это, скорее, как-то ближе к пятому вопросу…

РЖ:Путина часто противопоставляют стилю 1990-х годов, однако реальной альтернативой Путина были проекты Лужкова и Примакова? Каким мог бы быть альтернативный пересмотр 1990-х?

Е.О.: Думаю, было бы пожёстче. Надо спросить кого-нибудь, кто у нас по альтернативным тоннелям реальности… Лазарчука? Если бы Андрей Лазарчук написал что-то вроде «Все, способные держать оружие» на эту тему – было бы занятно…

Я считаю эту тему исчерпанной после большой публикации одного из мастеров боевых искусств холодной войны, теперь нашего уважаемого Издателя – публиковалась 10 лет назад, и долго, несколько месяцев. Публикация была в жанре «избирательная кампания». Может быть, жестковато – но, как говаривала одна политическая женщина, «жизнь – твёрже»; зато в этом была жанровая точность – сегодня читаешь некоторые публикации иных коллег, тоже длинные, с продолжениями, и тоже вроде бы про будущее, про альтернативы, но: жанр не тот.

РЖ:Можно ли говорить о том, что эти две войны – дагестанская и южно-осетинская - каждая по своему – определили повестку дня двух президентств: Путина и Медведева? Если это так, то в чем может состоять отличие политической стилистки двух российских президентов?

Е.О.: Закончить гражданскую холодную войну! – это был императив путинского правления. Она была заменена горячим – в Маклюэновском смысле этого слова, и каким-то боком в Бодрийяровском – миром в стране. Горячий мир в стране построен: мир тотальной включённости, соблазна, и – минимальной рефлексивности; это может показаться противоречащим вышесказанному об идеях и идеальном, но в этом противоречии – основной драматизм путинских каденций.

Теперь – стоит вопрос о том, чем можно заменить состояние холодной войны с державами внешнего мира, чтобы перестать балансировать на грани горячей (Южная Осетия здесь – способ обозначить уместность и практичность этого вопроса)… Нужно, наверное, вернуться к теме intangible assets: с точки зрения задачи включения мира в себя и себя в мир – но cool: будя творческое воображение и даже творческое мышление, а не «креативность».

Так можно откликнуться на структуру этого вопроса.

РЖ:Как в целом Вы можете оценить десятилетие Путина с экономической, политической и культурной точки зрения? Было ли это десятилетие временем духовного пробуждения России или же ее упадка?

Е.О.: Я не верю в то, что духовное возрождение – это вопрос десяти лет; уж скорее тогда – вопрос поколений; и это – частное дело, а не президентское. Дэн Сяо Пин на похожий вопрос ответил, что прошло слишком мало времени – в шутку? Всерьёз? Один из старших моих друзей, которого отнесём к учителям (живущий в Лондоне, но совсем не финансовый олигарх; там живут не только финансовые олигархи – хотя случаются и среди них учителя, но не в Лондоне), дважды указывал мне на то, что большего времени, скорее, нет… если так – о чём вопрос?

Я, скорее, думаю, что решение проблемы «духовного пробуждения России» лежит в зоне русского частного элитного образования, со школы, а то и раньше (то есть не про Сколково речь), для детей правящего класса, прецизионного (потому что ведь не едим в масс-маркетовых ресторанах – а почему детей образовываем на масс-маркетовом, индустриальном конвейере?), и поэтому очень дорогого. На мой взгляд, настоящий новый «атомный проект», или «космический проект», в том смысле, что такой же важный, как тогда - в этой области. Человек ведь – инженерное сооружение, он не оттуда берётся, откуда все думают.

Но это же – частное дело… Не царское ведь, и не министерское дело – ковыряться в том, откуда дети берутся…

Беседовали Борис Межуев и Александр Павлов