Медиа-чернуха

Челябинское высшее танковое командное училище, основанное в 1966 году в легендарном Челябинске, носившем в годы Великой Отечественной имя Танкограда, по всей видимости, будет расформировано. Об этом сообщил заместитель главнокомандующего Сухопутными войсками России Владимир Молтенский. Поводом для этого стали события, развернувшиеся в училище в новогоднюю ночь, получившие в последние дни широкое освещение в прессе.

Избиение старослужащими рядового Андрея Сычева, за которым последовало развитие гангренозного воспаления, а затем и ампутация обеих ног и половых органов пострадавшего, стало мотивом массированной информационной атаки на Российскую армию. Расформирование челябинского училища, которое, по словам командования Сухопутных сил, все равно шло под сокращение, теперь будет ускорено.

Разумеется, не имеет смысла рассуждать здесь об этической стороне вопроса - преступление, совершенное с подобной жестокостью, должно быть расследовано, а все виновные, включая офицеров части, по халатности которых Сычеву не была оказана своевременная медицинская помощь, должны быть наказаны. Это представляется очевидным и в комментариях не нуждается. Уже заведены четыре уголовных дела и задержаны семь подозреваемых, в том числе три офицера. Вопрос заключается в том, насколько связано преступление в Челябинске, его агрессивное освещение в СМИ и, собственно, общее положение дел в Российской армии.

Любое описание отечественной армии уже много лет замкнуто в рамках следующего тривиального жеста: сначала берется некоторое событие, по возможности достаточно броское и значительное, затем это событие делается знаковым при помощи апелляции к предполагаемому набору аналогичных событий в прошлом и будущем, а затем делается вывод о том, что подобные события являются сущностью обсуждаемого объекта, то есть армии. Армия, таким образом, рассматривается как серия преступных деяний военнослужащих друг против друга (а иногда и против гражданских лиц). Этот эффект возникает на поверхности информационного пространства и является главным источником представлений о положении вещей в армии для большей части общества. Армия в коллективном воображении становится местом, исключенным из нормальных общественных отношений, подобно тюрьме или криминальным контркультурам.

Ясно, что этот жест направлен не только против абстрактной "власти", своеобразного суверена, который выступает единственной инстанцией, способной влиять и контролировать собственные вооруженные силы, но и непосредственно против вооруженных сил. Российская армия, которая уже более десятка лет противостоит на Северном Кавказе сепаратистам, описывается как фактически небоеспособная и бесполезная. Радикальные политические программы предполагают немедленный переход вооруженных сил на профессиональную основу. Все это представляется достаточно тревожным симптомом. Причем создается впечатление, что и сами военные, захваченные всеобщим пафосом разоблачения, не прочь сыграть в эту игру.

Например, не вполне ясны мотивы представителей командования Сухопутных сил относительно скорейшего расформирования училища, фигурирующего в скандале. В России сегодня существует три военных вуза, готовящих командиров-танкистов: в Челябинске, Казани и Благовещенске. Вопрос о ликвидации одного из них стоял и раньше. Первоначально под сокращение шла Казань, но около полугода назад было принято решение о том, что "под нож" должен отправиться Челябинск. И вот теперь, когда под нож хирурга попал рядовой Сычев, было сделано заявление об ускорении процесса ликвидации училища. Будто бы командование Российской армии искало лишь удобный повод для того, чтобы скорее избавиться от обузы лишнего вуза. И вот подвернулся этот подходящий скандал.

Ясно, что России больше не нужно столько командиров-танкистов, как в былые годы: поход краснознаменных танковых армий на Париж откладывается на неопределенное время. Но если относиться к челябинскому преступлению серьезно, не забывая о репутации вооруженных сил в целом, то действия армейского начальства должны быть прямо противоположными. Сначала максимально жесткое расследование и суд, который поставил бы точку в этом трагическом сюжете, и только потом - расформирование училища. Эти события не только не следует связывать, но, напротив, противопоставлять в качестве автономных. Иначе будто бы сбываются мечты радикальных пацифистов: так недолго и до ускорения расформирования вооруженных сил в целом дойти.

Разумеется, не следует делать вывод о том, что в нынешней нашей армии все обстоит превосходно. Существует целый ряд самых серьезных трудностей - от радикальной нехватки квалифицированных кадров до постоянных системных сбоев в призывной системе. Но, фиксируя все наши беды, не следует забывать, что проблемы Российской армии в общем-то не являются специфическими. Так называемая дедовщина, как показывают социологические исследования, существуют во многих армиях мира. А то, что кризис армии принял в России столь глубокий и системный характер, - это неизбежное следствие крушения Советской сверхдержавы. Ведь, по сути, Российская армия все еще существует в качестве осколка советской, но ресурсы, и моральные, и материальные, здесь не бесконечны.

Какие выводы можно сделать из всего этого? Во-первых, вновь возникает соблазн обратиться к старой теории о том, что в современном обществе, пронизанном насквозь силовыми линиями медиа, существует лишь то, что показано в них. Косвенно это подтвердил и министр обороны Сергей Иванов, заявив по поводу инцидента (дословно): "О том, что произошло в Челябинске, не слышал. Думаю, что ничего очень серьезного там нет. Иначе я бы об этом обязательно знал". Определение "серьезного дела" здесь дается в рамках классической бюрократической модели, согласно которой существует лишь то, о чем известно начальству. Разрыв между известным бюрократической машине и показанным в средствах массовой информации не только фиксирует властную функцию последних, но и указывает на фундаментальную инверсию отношений между властью и информацией: сегодня скорее не власть формирует информацию, но информация является инстанцией власти.

Во-вторых, следует наконец избавиться от литаний 90-х годов, когда потоки "чернухи", выливаемые на армию, превышали всякие разумные пределы. Сегодня настало время признать ту тривиальную мысль, которая повторялась уже не единожды: армия ничем не лучше и не хуже того общества, в рамках которого она функционирует. То, что это общество постоянно демонизирует свою армию, свидетельствует лишь о наличии глубоких внутренних противоречий в нем. Функция скандалов, подобных нынешнему, в основном заключается в закреплении этих противоречий и удержании в общественном сознании образа армии как элемента социального низа (армия, как уже было сказано выше, в таком случае представлена как место, где совершаются преступления).

Если бы, скажем, челябинская история произошла не в военном училище, а среди обычных рядовых граждан, то максимум, что журналисты смогли бы извлечь из нее, - это небольшая заметка для желтой многотиражки. Бытовые преступления подобного рода, увы, давно уже никого слишком не удивляют, так что сенсация нужна здесь лишь тем, кто помнит славные ельцинские годы, громкие телевизионные сюжеты об "изнанке" Российской армии и умеет рефлекторно впадать в бесконечную сладострастную истерику по этому поводу.

Соответственно, в-третьих, речь должна идти о максимально спокойном разговоре о проблемах армии и перспективах избранного сегодня курса ее реформирования. Этот вопрос должен стать предметом широкой публичной дискуссии, которая велась бы регулярно, а не только тогда, когда военнослужащим ампутируют ноги.

       
Print version Распечатать