От редакции. 2 декабря в Москве, в здании ЦДХ открывается 11 по счету ярмарка интеллектуальной литературы «Non/fiction». В ярмарке примут участие практически все ведущие издательства и интеллектуальные журналы страны. Однако, журнал «Октябрь» в этом году на «Non/fiction» представлен не будет. С чем это связано? Возможно ли существование толстых интеллектуальных журналов в России? Востребованы ли они? Об этом и не только с главным редактором журнала «Октябрь» Ириной Барметовой побеседовали журналисты «Русского журнала» Ольга Цыкарева и Кира Егорова.

***

РЖ: Журнала «Октябрь» не будет представлен на ярмарке «Non/fiction» в этом году. Отчего? Как давно вы принимаете участие в ярмарке?

Ирина Барметова: Мы принимали участие в «Non/fiction» с самого начала, уже 10 лет. И все эти годы толстые журналы имели свой единый стенд. По направленности, концепции ярмарки и по контенту журналов идет практическое совпадение, и, конечно, жаль, что пришли времена, когда наши финансовые трудности не позволяют нам такую скромную роскошь – выставочное место. Мы, конечно, будем участвовать во многих мероприятиях ярмарки; и на презентациях книг наших авторов, и на круглых столах, и на тематических встречах…

РЖ: Но недавно премьер-министр Владимир Путин обещал поддержку толстым журналам – она до вас дошла, или все это откладывается до 2010 года?

И.Б.: Премьер-министр своим решением ввел поддержку, то есть субсидию толстым журналам в госбюджет 2010 года. Пока помощь только декларирована: мы не знаем механизма получения этих денег. Дело заключается в том, что мы не просим прямых вложений в наши журналы. Мы предложили схему, по которой уже давно работали с фондом Сороса: деньги идут к нам не напрямую, а через библиотечную подписку. Библиотеки страны получают толстые журналы, обедневший читатель может познакомиться с лучшими образцами современной литературы. Журналы же, благодаря подписке, смогут поддерживать свой статус и продолжать работу по развитию актуальной литературы.

Министерство культуры, которому принадлежит большая часть библиотек, должно было бы выпустить список рекомендательной литературы. И в этом списке –12 толстых журналов. А уже библиотеки сами выбирали бы, на какой журнал подписываться. И вот здесь проявятся законы конкуренции: выберут они журнал «Октябрь», или журнал «Знамя», или они приверженцы «Нашего современника». То есть право выбора все равно остается за библиотеками. Это наше предложение, но до настоящего момента никто, ни одно министерство или другое госучреждение не поставило нас в известность о том, как будет осуществляться на деле помощь нашим изданиям. И у меня, да не только у меня одной, есть обоснованное подозрение, что эти деньги могут пойти, к примеру, в бюджет районов или областей и будут использованы не по прямому назначению – на подписку наших журналов, а иначе. Способов проверить это, просто нет.

Я не верю, что эта помощь реально осуществится: не потому что денег не будет, а потому что как всегда чиновники превратят это в какой-то фарс.

РЖ: Возможно, дело в том, что существование толстых журналов многим уже не кажется таким уж необходимым?

И.Б.: Разговоры о смерти толстых журналов – стар и до какой-то степени надуман. Для того, чтобы обоснованно ответить на вопрос – нужен или не нужен нашей стране толстый журнал – необходимо иметь четкую и правдивую картину состояния читательской аудитории и читательского спроса. В прошлом году я вместе с сорока писателями проехала в Литературном экспрессе от Москвы до Владивостока. Мы много встречались с читателями, студентами школьниками – и везде нас ждали, и везде писателям, как и прежде, задавали вопросы на самые различные, не только литературные, темы, вплоть до того, как пользоваться примусом. Поэтому утверждение, что наша страна перестала быть литературоцентричной – миф. Как и присказка, что толстые журналы отжили свое. Нет чистоты эксперимента. Система распространения – если то, что творится, можно назвать системой – чудовищна. Не буду касаться поступлений книг (и каких книг!) в регионы. Пример наших журналов также может служить иллюстрацией. Между журналом и читателем существует множество посредников, которые занимаются подпиской. Эти посредники в силу кризиса разорились, и деньги наших читателей исчезли. И теперь, с одной стороны, остались подписчики, которые заплатили деньги, но не получили журнал, с другой – журналы, которые честно издали очередной номер, но не получили за него деньги. А между этими берегами – река посредников и чиновников, которую перейти ни мы, ни читатель не можем. Когда вся цепочка: журнал-распространение-читатель будет существовать и четко работать, а на журнал не будут подписываться – вот тогда я поверю, что действительно журналы не интересны читателю.

Традиции русского толстого журнала уже более 200 лет, не мы это придумали и не нашим недальновидным чиновникам это отменять.

РЖ: Какая деятельность могла бы способствовать улучшению экономического положения журнала?

И.Б.: Покупка авторских прав у писателей, произведения которых публикует журнал и продвижение их на книжном рынке. То есть часть функций литагентства. Для этого надо иметь лишние финансовые ресурсы.

По традиции в журналах сохранилась высокая школа редактирования. По существу, если считать, что у нас всего 10-12 толстых журналов, а в каждом журнале работают до 7 редакторов, то в нашей стране около ста отменных профессиональных редакторов. И если роман вышел в том или ином журнале и стал интересен издательству, то издательство берет готовый «продукт», не заботясь о редактуре и корректуре. Журнальные редакторы от издательств не получают ничего.

Выкрики о том, что сейчас издательства занимаются современной литературой, при этом в услугах толстых журналов не нуждаются, – это все же неискренне и лукаво. Издательства сокращают свои позиции именно в современной интеллектуальной литературе – во время кризиса. Все эти годы – и перестроечные годы, когда издательства набирали дивиденды за счет детективной литературы или литературы второго сорта – современные писатели для издательств были неинтересны. И только за толстыми журналами оставалась и остается охранительная функция.

РЖ: Как по-вашему, за это время настроение ярмарки изменилось? Она стала более коммерческой, или сохранила идею знакомства читателей с «Non/fiction»?

И.Б.: В начале «Non/fiction» рассматривалась как альтернатива и некоторый вызов ММКЯ, которая носила более популярный характер. «Non/fiction» попыталась позиционировать себя как ярмарка литературы интеллектуалов и как ярмарка литературы для специальной публики. Но всякое четкое акцентирование и ограничение – это всегда интересный, интригующий PR-ход. Ведь само по себе ограничение провоцирует публику взглянуть на запретное, но то, что не для всех и происходит обратное: расширение читательской аудитории. Тот факт, что ярмарка с каждым годом все больше развивалась – только доказывает это.

Теперь рамки ярмарки чуть размыты. Появляются интонации той или иной коммерческой литературы, но все равно акцент делается на «Non/fiction». Посмотрите: на ярмарке всегда интересная мощная программа, много дискуссий, которые как раз носят характер познавательных интеллектуальных лекций, проектов. Это все, в какой-то степени, встречается на осенней и весенней Московских книжных ярмарках, но яркие свои очертания приобретает только на «Non/fiction».

РЖ: Какое отношение у толстых журналов с «Non/fiction» литературой?

И.Б.: Многие годы на страницах журнала «Октябрь» публиковались материалы «Путевого журнала» Андрея Балдина, Рустама Рахматуллина, Василия Голованова, где они рассказывали о своих метафизических литературных путешествиях. Два года назад Андрей Балдин поведал нашим читателям о необыкновенной акции под названием «Экспедиция 10». Экспедиция повторила уход Льва Николаевича Толстого из Ясной Поляны, теперь на основе этого материала Балдин уже заканчивает писать книгу.

В нашем журнале произведения вымысла и произведения документа могут соперничать и даже вытеснять друг друга, но при условии безусловно талантливого исполнения.

РЖ: Одинадцатый номер вашего журнала посвящен Аксенову…

И.Б.: У нас появилась традиция: ежегодно один из номеров журнала посвящать Аксенов-фесту, который проводится на родине писателя в Казани. Этой традиции, как и самому фестивалю, уже третий год. Фестиваль имеет подзаголовок: «Сочинитель и джаз». По нашему мнению, Аксенов соединил в себе текст и музыку. Поэтому когда мы придумали такой подзаголовок – все встало на свои места: первый фестиваль задуман был Михаилом Генделевым и Андреем Макаревичем. Поддержал и воплотил идею мэр Казани – Ильсур Метшин. И когда город пошел навстречу писателю, а писатель пошел навстречу своему родному городу – получилось прекрасно.

РЖ: Вот очередной пример развития культурной жизни вне Москвы. Регионы в последнее время очень активно продвигают себя. Если часть культурных мероприятий уедет из столицы и Санкт-Петербурга, как вы к этому отнесетесь?

И.Б.: С интересом и всячески буду в этом участвовать. Литературная жизнь в Москве скучна. Не литература, а именно литературная жизнь. Бесконечные вечера-чтения стихов, каких угодно и кем угодно. А главная особенность таких посиделок – аудитория сегодня он – поэт – читает тебе, а завтра ты – поэт – читаешь ему. И все. Публика и поэты в одном флаконе. И всяческие ухищрения с названиями подобных встреч (например, по именам: вечер поэтов-Мань, вечер поэтов - Ань, и так по всем именам, далее будут по отчествам, думаю, фамилии уже не нужны) не спасают положение. Они некреативны.

Садовое кольцо – слишком малое пространство для культуры такой страны, как наша. Децентрализация премий, ярмарок, фестивалей – то, что необходимо литературе. У нас разорванное культурное пространство, его надо сшивать. Так же как надо сшивать культурное пространство СНГ. В «Октябре» печатаются переводы авторов из бывших стран Союза, подчеркиваю – это переводы.

Проект «Шелковый путь поэзии» проходил на Украине и в Грузии; это было пять лет назад. Об этом много писали и в России, и в Грузии, и на Украине.

Сейчас мы устраиваем «Аксенов-фест» в Казани, здесь прошло первое вручение премии «Звездный билет» казанским авторам. В следующем году намереваемся провести конкурс на получение «Звездного билета» среди писателей Дальнего Востока. Мы даже решились на эксперимент: хотим, чтобы американские молодые писатели также участвовали в конкурсе «Звездный билет». Для этого уже сейчас ведется работа с Университетом Джорджа Мейсона (Вирджиния, США), где многие годы преподавал Василий Павлович Аксенов.

РЖ: Аксенов был своего рода объединителем культурного пространства: он «свой» и для Москвы, и для Магадана. Это произошло и в силу его биографии: во всех этих городах он успел пожить. Есть ли в современной литературе другие общепризнанные, общезначимые фигуры?

И.Б.: Не только частая смена места жительства и прописка определяют развитие таланта. Думаю, таланту надо еще много всякого вещества, чтобы реализоваться, а затем стать общепризнанной фигурой. Николай Гоголь считал, что для таланта есть потомство, этот неподкупный ювелир, который оправляет одни чистые бриллианты. Так что ждем-с.

Но в принципе у нас не происходит никаких соединений в культуре в целом: кинематографисты живут своей жизнью, писатели – своей. Нет поколенческого движения, когда ты – художник, я – писатель, но мы сближаемся, потому что мы одной крови. Это наше отличие от шестидесятников. Сегодня нет объединяющей идеи, хоть какой-нибудь.

РЖ: А что происходит со взаимодействием европейского и российского культурного пространства. В предыдущем номере вашего журнала значительное число страниц было посвящено московским поэтам на венецианском биеннале.

И.Б.: На биеннале современного искусства в Венеции была впервые представлена поэзия разных стран, да еще без перевода. В том числе и русская. Акция прошла под названием «Поэзия непереводима?» В организации этого эксперимента участвовал поэт Евгений Бунимович. Российские поэты разных направлений читали стихи по-русски и одновременно визуальными средствами пытались «рассказать» о своей поэзии. Это были определенные поэтические перфомансы. Такой превосходный эксперимент, на мой взгляд, будет иметь продолжение.

РЖ: А интерес к нашей литературе в целом в Европе есть?

И.Б.: Интерес возник во время перестройки, сейчас он ослаб. Во Франции, например, год от года все меньше переводят русских писателей. Круг авторов не расширяется, мало молодых. Поэтому современной русской литературе не потягаться с успехом, скажем, Чехова в Европе.

Нам нужно продвигать нашу литературу, для этого существуют различные фестивали, книжные салоны и ярмарки, но мы не можем ее навязать. Но вот, наконец, случилось! Молодой писатель замечен, переведен и издан в одной из европейских стран. И вот здесь его подстерегает ловушка для Золушки. После первой европейской публикации, естественно, хочется продолжения, молодой автор начинает подбирать тему с оглядкой, упрощается язык (для скорого перевода) и т.д. И я себя спрашиваю, лучший ли это способ покорять Европу?

РЖ: Но ведь и мы не слишком интересуемся современным европейским литературным процессом.

И.Б.: Да, не слишком. Чтобы иностранная литература по-настоящему пришла в Россию, нужно иметь сильную школу перевода и большие деньги. Найти хорошего художественного переводчика, знающего не только иностранный, но и владеющего литературным русским, сейчас проблема. Такие наперечет. Для того чтобы заинтересовать читателя, нужно сначала вложить деньги, зная, что назад их не всегда отыграешь. Школа перевода – одна из самых острых проблем в России.

Поэтому и европейский, и наш литературный процесс зависит от перевода. Мы живем в многонациональной стране, но мы практически не переводим с других языков Российской Федерации. Когда мы делали специальный казанский номер, выяснилось, что с татарского переводят мало, и мы даже не можем профессионально оценить, эта литература хороша или плоха. Школа перевода стоит очень больших денег. Но она должна быть, если мы хотим считаться культурной страной. Иначе мы вернемся к вопросу, переводима ли поэзия, и очень скоро не только поэтам придется использовать прикладные способы, чтобы объяснить свой замысел.

Беседовали Ольга Цыкарева и Кира Егорова