Кто такие геи

У моей подруги было какое-то дело к геям и лесбиянкам, и она потащила меня в гей-клуб, где как раз открывалась «Неделя против гомофобии». По дороге мы встретили Сашу и Андрея, двух одиночных пикетчиков в поддержку голодающего Олега Шеина, уже свернувших свои пикеты, а также фотографа Женю, которая, как и мы, на пикет опоздала. Посидели в блинной, попили чаю, поговорили про школьное образование (Андрей — учитель).

Потом вышли на Никольскую, распрощались и двинулись в сторону бывшего ресторана «Славянский базар», бывшей «Аптеки номер 1» и подземного перехода, который венчает улицу. В подземном переходе (Москва — город маленький, когда надо) повстречались с подругами, Олей и Асей, поговорили с ними про анархиста и программиста Антти и его высылку в Финляндию, они посоветовали нам хорошую адвокатессу по миграционным делам (через пару дней адвокатесса, украшавшая недавно обложку «Большого города», вести дело отказалась).

Девчонки торопились на день рождения к другу, а Вика, тоже случайно наткнувшаяся на нас, просто торопилась. Я выдал всем на прощание по номеру «Воли» с прекрасными рисунками Виктории Ломаско, и мы таки отправились наконец к геям, до которых оставалось не больше полукилометра.

Пока в подслеповатом дворе мы выбирали, какую из подвальных дверей нам толкнуть, официальное открытие «Недели против гомофобии» как раз завершилось, и люди начали просто тусоваться. Подруга моя сразу нашла кого ей было нужно, мы заняли диванчик рядом с пультом звукача, и я пошёл в бар за напитками.

Кругом было полно народу, в основном помладше меня, лет 25-30, все они оживлённо беседовали, а в бар не стоял почти никто. Цены потрясли меня своей умеренностью, и потому к запланированному чайнику зелёного чая я взял себе бонус — кружку нефильтрованного. Вечер обещал быть скучным. Оно и понятно — у подруги разговоры, общение, у меня — только кружка пива. Что я вообще тут делаю, в гей-клубе?

Поставив на стол напитки, я обнаружил в центре зала столик с литературой. Из литературы оставались программка «Недели против гомофобии» (бесплатно) и феминистический журнал «Нет значит нет» номер 4 (50 рублей). Из любви к самиздату я немедленно достал полтос и, протянув его продавцу, взял журнал. Тут как раз подошёл знакомый троцкист Игорь, о сексуальной ориентации которого я никогда специально не задумывался, и, приобняв продавца, поздоровался со мной. Продавец отчитался Игорю о продаже журнала (мне), и я понял, что журнал не совсем феминистический, наверняка почти все авторы и авторессы — адепты IV Интернационала (так оно и оказалось, я убедился в этом чуть позже, углубившись в чтение на диванчике, ну разве что переводчица Вера Акулова и теоретик Эммануил Гольдштейн несколько других направлений коммунизма придерживаются).

С троцкистом Игорем мы, конечно, перетёрли про какую-то политику, кажется, за перспективы «марша почти миллиона», намеченного Удальцовым на 6 мая. Игорь был утомлён, глаза красные — много работает — он быстро свернул свою троцкистско-феминистическую торговлю-пропаганду и попрощался.

По стенам висели фото людей, не побоявшихся заявить о своей нетрадиционной сексуальной ориентации открыто — бизнесмен, библиотекарша, переводчица и другие какие-то профессии. Одно лицо показалось мне знакомым — а, это та красивая женщина, которую я случайно толкнул плечом 20 минут назад, когда протискивался с пивом, а она в ответ улыбнулась. Неудобно как-то: она, оказывается, героиня, а я её — плечом...

Собеседники у моей подруги менялись. Сначала был Андрей, какой-то, насколько я смог понять, марксист-ленинец — в безукоризненном чёрном костюме и белоснежной рубашке с галстуком. Он даже знал меня в лицо, знал, что я активист анархистского движения. Разговор с подругой они вели тихо, да я и не прислушивался. Не думаю, что про марксизм-ленинизм, мою подругу, антиавторитарную левую, он совершенно не заводит. Потом место аккуратного партийца не знаю какой именно партии занял юноша с роскошной кудрявой шевелюрой, поэт и активист гейской организации Павел, он подарил моей подруге сборник стихов и что-то они там тоже обсуждали, я понял только, что парень, наоборот, — либерал.

Я снова пошёл в бар, за добавкой. Там сидела поэтесса Алина Витухновская со спутником, её в чём-то убеждал давешний марксист-ленинец. Возможно даже, в правоте марксизма-ленинизма. Витухновская вяло отбивалась. Очередь дошла до меня, я заказал свою добавку. «Тут, есть одна проблема, он — либерал», — донеслись до меня слова Андрея — «Ну, что ж, — меланхолично и несколько невпопад провоцировала в ответ Витухновская — все мы в каком-то смысле либералы. Если мы не можем делать что-то как фашисты, можем делать это как либералы». Ответа марксиста-ленинца я уже не слышал, завернул за угол.

Тут как раз пришёл Александр, наш иногородний знакомец, в Москве по делам, вечер свободен, и его мы тоже загнали в гей-подвал в центре столицы. Александру я первым делом подсунул всё ту же «Волю» с обложкой от Вики Ломаско, ему понравилось. Потом мы обсуждали какой-то левый радикализм, как водится, даже подруга моя увлеклась, чуть отсела от своих визави-геев.

Мы рассказывали Александру, как дела в Москве и в Питере, где мы часто бываем, он говорил нам про Ростов и Поволжье.

Потом я пошёл в бар по третьему разу. Удивительно, но Андрей, марксист-ленинец всё ещё окучивал Витухновскую, а она по-прежнему вяло отбивалась, иногда переходя в вялые наступления: «Но вы сможете обеспечить прессу? Если будет телевидение, я приду и даже снизойду до того, чтобы почитать стихи». Андрей зачем-то представил меня Витухновской как чуть ли не основателя русского анархизма. Я отрицательно замахал руками: всё-таки основателями русского анархизма были даже не Бакунин и Кропоткин, а неизвестные мне крестьяне, а я — всего лишь один из миллионов продолжателей их великого дела. Но всё равно нам, поэтессе и публицисту, пришлось холодно раскланяться.

В клубе, меж тем, стало малолюдно, стрелка часов приближалась к двенадцати. Я поймал себя на том, что рассматриваю компанию молодых девчонок (ну, конечно! ещё бы!) и не очень отображаю при этом, что все они, наверное же, лесбиянки. Или нет? Или да, но не все. Но я всё равно их рассматривал — девчонки хихикали, вели себя естественно и, конечно, привлекали мой ищущий, на чём остановиться, взгляд.

Александру было пора, нам тоже. Пока мы наматывали шарфы в баре, Витухновская приоделась в шубейку и поднялась вместе со своим спутником, предварительно попросив у меня сигаретку. «Голуаз» не очень крепкие?» — спросил я. — «Нормальные», — ответила поэтесса. В наследство от неё мне осталась зажигалка, забытая на столе. Я поискал на ней свастику и не нашёл, ну, обычная синяя зажигалка, из тех, что продаются в табачных киосках. «Ну и слава богу», — подумал я, а то пришлось бы то и дело объясняться, откуда у меня фашистская зажигалка, давая прикуривать знакомым участникам и участницам мелко-политического процесса.

Утро началось не без похмелья, но, вспоминая кабак, где напивался накануне, я подумал, что в череде бурных дискуссий и застолий последних месяцев это был чуть ли не самый спокойный и психологически комфортный вечер, хоть и проведённый нами, вроде бы, в совершенно чуждой нам культурной среде однополой сексуальности.

«Может быть просто не надо напрягаться», — подумал я, вышел на балкон и прикурил от той самой зажигалки с предполагаемой свастикой. И немного напрягся, ну да.

       
Print version Распечатать