Если что и достойно в России «интеллектуального расследования», то это в первую очередь духовная история новых российских либералов и их более чем странных взаимоотношений с властью, вначале коммунистической, зачем горбачевской, ельцинской, путинской, ну и, наконец, медведевской.

В своей новой книге, представляющей своего рода образец «интеллектуального расследования», Кирилл Бенедиктов пишет о гипотетической возможности «либерального реванша», возвращения либералов во власть, исполнительную и законодательную. Проблема, между тем, в значительной степени состоит в том, что либералы – в специфически российском смысле этого слова — из власти никогда не уходили. Они присутствовали здесь всегда, может быть, еще со времен снятия Хрущева в 1964 году. Во власти всегда присутствовал кто-то, кто призывал эту власть «экономить на населении», не повышать государственные расходы, не раздувать бюджет и т.п. С некоторых пор именно эти лозунги стали для российского общества символом веры либерализма, и в этом странном метонимическом соединении либерализма и простого бюджетного консерватизма имеется определенный смысл.

Либерал в России – это отнюдь не тот человек, который верит в рынок. Русский либерал вообще особенно ни во что не верит, может быть, в последнюю очередь, в рынок. Либералом считает себя тот, кто не верит в российское государство, скажу точнее, в российский государственный аппарат, кто не считает, что что-то хорошее вообще может прийти из Назарета, то бишь из Кремля, из Белого дома, со Старой площади, из многочисленных министерств и ведомств.

Либерал – тот, кто полагает, что любая активность российского государства на любом направлении внутренней и внешней политики – это всегда коррупция, откаты, насилие, репрессии.

Либералы поэтому хотят хорошего, они хотят освободить народ от ненавистной бюрократии. Но, к сожалению, бюрократы и население так повязаны между собой, что разрыв этой «цепи великой» неизбежно ударит и по барину, и по мужику – и по бюрократу, и по опекаемому им бюджетнику. Основной вопрос русского либерализма – как жить обществу при омерзительном (по определению) государстве. Тут не исключены разные ответы – кто-то скажет, нужно бы уничтожить такое государство, тогда и общество станет лучше, а приличным людям будет жить проще. Это как бы «либералы буйные». Другие могут не согласиться, уничтожь это государство, на его место придет другое, еще худшее, для приличных людей еще менее сносное. Так считают «либералы осторожные». Различие между ними великолепно описано Кириллом в последней главе, где речь идет о фактическом расколе СПС на «Солидарность» и «Правое дело», то бишь на объединения, соответственно, «буйных» либералов и либералов «осторожных».

Интересно другое. Недавно мне довелось лично побеседовать с одним из самых высокопоставленных «осторожных либералов». Он, как и полагает русскому либералу, выступает за кудринскую финансовую политику, то есть за сокращение госинвестиций в экономику и одновременно за жесткую налоговую политику. Спрашиваю, как в таких случаях развиваться экономике, ее несырьевому сектору. Ответ фактически таков: для того чтобы развиваться, нужно иметь другое государство. Иными словами, нужны свободные суды, свободная пресса и т.д. Я, разумеется, не против ни свободной прессы, ни свободных судов, но я не очень понимаю одного факта, каким образом нынешний режим мог пойти на сотрудничество с теми идеологами и теми политиками, которые условием развития страны ставят ее освобождение от этого режима. И как сами экономические либералы пошли на сотрудничество с таким режимом, само существование которого, по их же мнению, — непреодолимая помеха экономическому же развитию? Что может так притягивать друг к другу не любящее либерализм государство и не верящих в государство либералов?

* * *

Именно эта загадочная связка «либералы» — «путинский режим» и стала предметом расследования Кирилла Бенедиктова. Достоинство его небольшой монографии в том, что он взял предметом анализа сравнительно узкую и сравнительно легкую для разбора тему, обстоятельно ее разобрав, именно отношение власти с политическим органом русских либералов — партией СПС, во многом властью и созданной в 1999 году для оттеснения союза лужковцев и явлинцев. И автор спокойно и бесстрастно рассматривает все аспекты сотрудничества СПС с властью, а затем конфликта этой партии с ней. Разумеется, он понимает, что самое интересное в этой теме вообще мало относится к СПС – либералы присутствуют во власти помимо этой партии и совершенно независимо от нее — через десятки экспертных институтов, напрямую выходящих на правительство и Центробанк. И, тем не менее, наличие СПС в партийном спектре имело довольно важное значение для притяжения к власти так наз. либеральной среды, огромного количества журналистов, ученых, деятелей искусства, в 1999-2000 кредитовавших Путина в первую очередь за его краткий роман с СПС.

Я, честно говоря, до сих пор не могу проникнуть в сознание стандартного избирателя Союза правых сил, того кто, голосуя в 2000 «за Путина», надеялся уже в 2004 увидеть триумфальное вхождение в кремлевские палаты Чубайса или же Кириенко. Почему они в 1999 году предпочли Путина Примакову? Ведь если бы «либеральная среда» осталась в 1999 верна союзу с Примаковым, совсем не врагом «либералов» и СПС, Путин не стал бы единодушным любимцем всех россиян. Какие такие качества имелись у Путина, каких не было у Примакова? Это отнюдь не риторические вопросы – я уверен, что, ответив на них, мы многое поймем в современном положении вещей в России.

Я сейчас отнюдь не хочу сказать, что Путин был лучше Примакова или же Примаков лучше Путина. Важно разобраться в нюансах. Примаков был не восторге от Запада, но то же самое и Путин. Примаков пообещал разобраться с олигархами, то же самое сделал и Путин. Примаков хотел отменить выборы губернаторов, Путин сделал это спустя четыре года после своей инаугурации. И, тем не менее, почти каждому внимательному наблюдателю конца 1999 года была заметна та перемена, которая произошла в российском обществе после победы «Единства» на выборах в Государственную Думу и чудесного прорыва в нее СПС. Вроде бы не случилось ничего сверхзначимого: «молодые бюрократы» одержали верх над «старыми». И, тем не менее, именно это событие коренным образом изменило ценностные приоритеты общества, и его ценностные ожидания от власти: «либеральной средой» был востребован президент-менеджер, президент-управленец, президент-друг Буша и «правых республиканцев». От такого президента ждали не поиска консенсуса, а серии пускай и непопулярных, но радикальных решений…

Парадокс союза Путина и «либералов» состоит именно в том, что в какой-то момент убежденные «антигосударственники» сделали вполне осознанную ставку на человека, который стал относительно жесткими методами укреплять государство. Как они считали, именно в целях его реформирования — то есть в конечном счете последовательного снижения его функций. В отличие от Кирилла Бенедиктова, мне представляется, что либералы были вполне готовы сыграть роль «младших партнеров» власти. Либералам была нужна не власть сама по себе, а свидетельство того, что власть отдает символическую дань уважения своим «идейным наставникам». И власть была готова эта делать до тех пор, пока часть лидеров СПС не оказалась вовлечена в политические проекты Ходорковского.

Но даже и ссора с СПС, как мы уже говорили, не прерывала роман «режима 1999 года» с «либералами», которые в отличие от положения своих единомышленников в США и Европе скорее усилили, чем ослабили позиции в период кризиса. Интеллигентское недоверие государству слилось здесь с глубинным недоверием к бюрократии со стороны представителей известных силовых ведомств. И это, может быть, — основной вывод, который следует сделать из «интеллектуального расследования» Кирилла Бенедиктова… только для того, чтобы попытаться в будущем тестировать этот вывод новым расследованием. Постоянное присутствие экономических либералов в российской власти — наилучшее свидетельство глубочайшего недоверия этой власти к самой себе. Наверное, даже больше — признак сохраняющегося неверия России в свои собственные силы и возможности. Другое дело, что вера в эти силы и возможности, разумеется, приобретается не в один час и требует значительных – не только теоретических, но и практических – усилий.