От редакции. Ровно двадцать лет назад в марте 1991 года в государстве, ныне именуемом Россия, состоялся референдум по вопросу о «сохранении СССР как обновлённой федерации равноправных суверенных республик». "За" в тот момент проголосовали более 76% от числа принявших участие в референдуме (в том числе более 70% в РСФСР и в Украинской ССР). Тем не менее волеизъявление народа, которому предстояло жить в том государстве, так и не смогло остановить процессы, уже совсем скоро приведшие к развалу Советского Союза. В год двадцатилетия с момента развала СССР «Русский журнал» начинает дискуссию о "советском". Предлагаем вниманию читателей третью часть статьи Сергея Роганова.

* * *

К обычному трупу слетаются мириады насекомых, и каждый вид и подвид этой фауны специализируется на определенных тканях, кожных покровах или просто откладывает личинки в гниющую плоть. Зародыши насекомых расправляются с мертвым телом поразительно быстро: за месяц, на открытом воздухе при нормальной температуре от трупа, например, 12-летнего ребенка может остаться только прах.

К современному «живому» трупу приступают со всей осмотрительностью, с коммерческим и любым другим расчетом: органное донорство и одна из ведущих отраслей современной медицины, и неплохой рынок для желающих заработать незаконным способом на торговле украденными сердцами или почками. Собственно, криминальный рынок донорства возник одновременно с развитием трансплантологии, и развивался, по мнению ведущих экспертов Международного Красного Креста от черного населения к белому, с Юга на Север. К слову сказать, в знаменитом отчете Bellagio Task Force Россия осталась белым пятном – добыть информацию о криминальном рынке органов на постсоветском пространстве оказалось не так просто.

Мертвую Тришу Маршалл перевели в Highland General Hospital и начались… споры. Главный врач Джеймс Джексон уже и сам был не рад: письма протеста лились рекой. Для чего нужно поддерживать социально опасный, криминальный элемент, затрачивая 200 тысяч бюджетных долларов плюс столько же на выхаживание младенца, которому, безусловно, потребуется интенсивные медицинские помощь и уход? Не занялся ли госпиталь новым видом бизнеса: содержанием трупов-инкубаторов для вызревания эмбрионов? К тому же явился какой-то молодой человек, который утверждал, что он – биологический отец будущего ребенка и заявлял на него «законные права».

Кстати, торговля младенцами для нужд той же трансплантологии – неплохой бизнес.

Единственной эффективной системой управления и влияния в СССР были не маргинальные круги диссидентов, книгочеев-романтиков и дворников – поклонников рока и фарцы, а партийно-государственный аппарат. Только в рамках тотальной, всепроникающей бюрократии и было возможно говорить всерьез об «оппозиции», о «противостоянии», о смене элит, стратегии и тактике развития целой страны. Именно элементы и персоны этого аппарата стали основой для создания и развития систем аппаратов «искусственного кровообращения и дыхания» постсоветского пространства – нефтегазового комплекса и финансово-промышленных групп по добыче, переработке и транспортировке природного сырья. Ни о каком развитии общества как полноценного организма речи быть не могло: поддерживать на плаву искусственную деятельность органов мертвого тела Триши Маршалл совсем не значило заниматься ее психотерапией или развитием абсолютно утраченных вместе с нею возможностей.

Иностранные фонды, невиданные для советского сознания инвестиционные компании и банки заполонили пространство мертвой системы, руководствуясь, разумеется, отнюдь не принципами Международной хартии прав человека. В целом, консервация мертвого социального организма, искусственное поддержание мертвого тела завершились довольно успешно, и не только потому, что «дыра» в пространстве просто так зиять не может. На самом деле мы говорим о «жизненной» необходимости поддерживать «постсоветское тело», то есть о постоянной добыче и потоке сырьевого потенциала за рубеж, и встречном движении, дабы не нарушать баланса обмена веществ, - гигантских потоках финансов на счета тысяч банков и корпораций. А, кроме того: «утечка мозгов»: абитуриентов, студентов, ученых и специалистов. «Утечка» памятников культурного наследия. Массовая «эмиграция» покойного населения.

Освоение Западом новых территорий и рынков сбыта было стремительным: мертвая система не знала, и знать не могла никаких механизмов саморегуляции, кроме полупьяных заседаний в Кремле или Государственной Думе. К слову сказать, знаменитое здание Российского Парламента на Охотном ряду начала 1990-х напоминало товарно-сырьевую биржу, где на всех без исключения этажах, в табачном дыму торговали всем, что попадало под руку: и зенитными комплексами, и хлопчатобумажными носками, невзирая на любую партийную принадлежность и программы.

Гниение и разложение трупа – процесс интенсивного обмена энергией с окружающей средой. Без доступа кислорода, например в торфяных болотах, труп живого существа может сохраняться неопределенно долгое время. Но в таком случае он ни для кого, кроме археологов и биологов, не представляет никакого интереса.

Любой современный «мертвый организм» нуждается в притоке особой энергии извне. Триша Маршал «питалась» особыми составами через специальные трубки, проведенные через носовую полость в желудок. Бессменно сочили в вены физиологические растворы капельницы. Так же искусственно поддерживались ее естественные отправления. Но не она сама выбирала продукты на рынке или супермаркете, интересовалась рецептами блюд и новыми веяниями кулинарии в стиле фьюжн. Не она голодала, чтобы сбросить вес, или, наоборот, усиленно питалась, чтобы поправить пошатнувшееся здоровье, - даже плод в утробе Триши Маршалл обладал большей свободой выбора питательных веществ, чем мертвая мать, - его мозг развивался по обычным законам биологии живого организма. Он даже слышал и реагировал соответствующим образом на все, что происходило вокруг. Ее мертвый «организм» был способен пассивно потреблять, и только внешние наблюдатели, - врачи госпиталя могли контролировать поступление нужных веществ и уровень обмена веществ с окружающей средой.

Постсоветское пространство не питалось, а так же как Триша, пропитывалось «импортом», точнее, широким потоком любых продуктов материального и культурного производства Запада. Начиная от «bubble-gum» или кроссовок «Adidas», переводов Жака Лакана и заканчивая технологическими линиями по производству товаров массового спроса и тысяч тонн переводов книг, которых так долго не доставало «интеллектуальному» сообществу Советского Союза. Безудержное потребление постсоветского пространства регулировалось не врачами, не властью и даже не платежеспособностью населения или законами несуществующего рынка, а, было социальной моделью нервного заболевания - «булимии»[i], то есть, патологического аппетита, - конгломерат людей «новой» России был готов жадно потреблять, в любое время суток, по поводу и без повода.

Действия врачей Highland Hospital были направлены на реализацию одной единственной цели: обеспечить «нормальное» развитие будущего ребенка, насколько это было возможно в трупе мертвой матери.

О качестве питания «плода» в утробе мертвого постсоветского пространства заботиться было некому, - «высокие цели» борьбы с красным прошлым не позволяли смотреть под ноги. В погоне за ликами долгожданной демократии, которую «выстрадал» авторитарный Союз за время коммунистического лихолетья в своих недрах, новое поколение выплеснули вместе с околоплодными водами.

Кладбище – не лучшее место для воспитания молодежи, а покойники совсем не те воспитатели, благодаря которым детство получается счастливым. Перепуганные суетой и смертной тоской взрослых, рожденные в стремительных родах под залпы 1993-го года, переставшие понимать не только историю «страны», биографию родителей, но и собственные автобиографии, созревшие поколения постсоветских детей ответили тем, чем обычно отвечают подростки, воспитанные в суете разложения и распада: молчанием, презрением и абсолютным неприятием всего того, чем занимались их родители на всем протяжении 1980-х и 1990-х.

Ни «успехи» приватизации как причина нищеты семьи, ни соседи «нувориши», ни ностальгия по утраченным званиям и наградам отцов и матерей, ни «продажные друзья» родителей, ни демократические свободы вымирающих родственников, ни даже Виктор Ампилов – пламенный коммунист, которого вездесущие СМИ углядели-таки в гей-клубе Петербурга, не оказали, и оказать не могли никакого влияния на созревание российского «плода». Разумеется, вины взрослых в этом не может быть никакой, так же как не виновата была мертвая Триша Маршал в том, что… медсестры отчаянно ругались, и ребенок в утробе нервничал и активно шевелился. Ее вина осталась на окровавленном полу в Калифорнии.

Плод созревал день за днем, благодаря усилиям совершенно посторонних людей от медицины. Образованием будущего ребенка Триши еще предстояло заняться ее родителям.

Само по себе образование имеет смысл только в жесткой системе взаимных обязательств и гарантий, в том числе и интеллектуальных. Именно поэтому молодые умы предпочли и до сих пор предпочитают империю по ту сторону Атлантического океана, совсем не загораясь от перспектив созревать в утробе мертвой матери – России постсоветского пространства, где из всех жестких систем, хотя и без жестких гарантий, существуют только нефте- и газопроводы, стальная паутина РЖД и бюрократический аппарат, вдвое превышающий всю партийно-государственную машину СССР.

К тому же не только Советский Союз, но и сам мир за последнее десятилетие изменился настолько, что и без «крахов» и «коллапсов» не может сообразить, что все-таки лучше: бумажные страницы книг или экраны мониторов; театры и музеи или блокбастеры о подвигах мифических героев.

Если друиды становятся официальной религией в Великобритании, почему бы не подвести итог не только коммунистической системе СССР, но и всей тысячелетней истории мира развитых стран?

* * *

Когда родители Триши увидели свою непутевую дочь в палате интенсивной терапии, разумеется, их настойчивость и требование – получить внука, диктовались совсем не познаниями в области критериев смерти и радикально новой «смерти мозга»: они просто-напросто не понимали, так же как и сотни тысяч обычных граждан в мире не могут понять до сих пор: дышащее, теплое, с розовой кожей, бьющимся сердцем тело – обычный труп, пригодный только для нужд трансплантологии?

Сотни миллионов советских граждан, разумеется, так же не могли ни принять на веру, ни понять, что произошло тогда, в 1991 году и осознать до сих пор – абсолютную и необратимую социальная и историческая смерть огромной страны и народа. Поверить в такое собственное «перевоплощение», переход в небытие на своем земном веку в трезвом уме и твердой памяти было невозможно. Но, увы, – трезвость совсем не была и никоим образом не стала нормой жизни, не говоря уже о том, что твердую память умеют сохранять только вековые могильные плиты, камни и скалы, а совсем не орды граждан в дурмане «побед», «поражений» и очищающих «разоблачений».

Смерть мозга/сознания как критерий смерти человека до сих пор доставляет немало хлопот работникам медицинских центров: кто сумеет убедить, например, родителей в том, что их ребенок, на самом деле мертв, и уговорить отца и мать не приносить в палату его любимые игрушки, книжки и «святую воду» из-под крана, в надежде, что «придя в сознание» их сын или дочь обрадуются, увидев привычные вещи? Как убедить их в том, что они не искупят свою вину перед ребенком и самими собой, подражая семейным ритуалам, которые остались в прошлом, вместе с мертвым сыном или дочерью?!

Та же, как тысячи тысяч родственников больных в коме, которые ведут «овощное» существование в палатах госпиталей, никак не отказываются «верить в чудо» до последнего мгновения. Любое, даже спонтанное шевеление «мертвого тела», воспринимается как знак свыше, к тому же, доблестные религии пытаются убеждать граждан во всем мире, что, даже находясь в глубокой коме не один год, человек («живой» труп, с точки зрения современной медицины) остается человеком, и там, в бездне психики и возможных остатков сознания таится тот, кто внимает отцу небесному, кого стоит ждать и надеяться.

Не так давно, западные исследователи запустили очередную «утку», поставив на голову все экспертное сообщество Америки и Европы: 46-летний бельгиец Ром Убен, который 23 года находился в коме после автомобильной аварии в годы студенчества, на самом деле, был в сознании, слышал все, что происходило вокруг, и даже с помощью специально разработанной «клавиатуры», готов теперь подарить миру книгу, в которой он собирался открыть миру бездну тайн о своем вынужденном трагическом заточении… по вине врачей, в камере собственного тела без права переписки с окружающим миром. «Беспомощность. Абсолютная беспомощность, - приводит слова чудом спасенного пациента бельгийская медиа-сеть RTBF. - Поначалу я был зол, потом научился жить с этим»[ii].

Но, не прошло и двух дней после публикации сенсационного открытия, как доктора Стивена Лорейса из бельгийской Coma Science Group буквально разорвало на части медицинское сообщество, и опровергло и открытие, и информацию о том, что 40% больных в коме находятся именно в таком ужасном положении. Разумеется, и сообщение о книге, которую собрался писать бельгиец, осталось на совести «открывателей»….

«Никто и никогда не скомпрометирует коммунистов, если они сами себя не скомпрометируют» - говаривал когда-то вождь мирового пролетариата. Разумеется, постсоветское пространство: Россия, не только не позволяет кому-то компрометировать собственные чудесные возможности, вопреки мертвому облику и состоянию, но и сама свято верит в живительную силу немеркнущего «русского духа».

А потому символические «игрушки», подарки «к воскрешению» и ритуалы самооправдания, самобичевания буквально провисли сетями псевдо-«коммуникаций»: и новые памятники архитектуры, и старые названия улиц, площадей, городов. И воспоминания, причитания, скорбь и слезы, ВЛКСМ рука об руку с православием без самодержавия, но с народностью и наоборот. И переиздания желтых и пыльных страниц книг и журналов, и «возрождение» традиций уже даже и непонятно, какой именно России – советской или царской, и золотые купола храмов и церквей, и старые песни о главном, и ремейки всех советских шедевров, и звания и регалии канувших в Лету эпох, и марши казачьих войск в порах сексуальных меньшинств и даже Карл Маркс, Владимир Ленин, Иосиф Сталин в обнимку на Красной площади, живые и невредимые перед камерами фотоаппаратов.

Пошлые ритуалы, и официальные, и общественные, и маргинальные, лишь по рисунку отдаленно напоминающие прошлое, прошлые попытки и сознание неудач. «Догоним и перегоним Америку!» времен Оттепели, курс на социально-экономическое ускорение апрельского Пленума ЦК КПСС и жалобное «Россия, вперед!» настоящего дня сплетаются в один немыслимый ритуал отпевания руками давно отпетых, но отрицающих свое покойное состояние «граждан».

И все только для того, чтобы утолить неуемную тоску безысходности, узнать любимые и знакомые «тогда» знаки, вещи, слова, в тот самый момент, когда чудесным образом воскреснет из небытия «Отечество», и воссияет смысл, и даже электрический свет в самых заброшенных деревушках Сибири и Дальнего Востока, да еще и с интернетом в придачу.

* * *

Конечно же, случай Триши Маршалл – плод, созревающий почти четыре месяца в утробе мертвой матери – был еще один прекрасный повод обратиться к церкви, точнее, повод для церкви лишний раз напомнить о своем существовании и нуждах. И постсоветская Россия, давно потерявшая счет всем срокам и зачатия, и беременности, и родов, просто рухнула в объятия неизвестно каким чудом появившейся, точнее, - «воскресшей из пепла» Русской Православной церкви, а заодно и любым другим религиям, чтобы наверняка не обидеть никаких богов постсекулярного мира.

За время, пока медицина боролась за жизнь будущего младенца в трупе матери, приходские священники и медицинские капелланы Калифорнии запаслись припасами и деньгами из рук родителей и сочувствующих не на один год вперед. За двадцать лет небытия постсоветской России РПЦ вернула-таки себе право широко и открыто пропагандировать свои догматы, а вместе с правом вернула себе и земли, вкупе с памятниками архитектуры и искусства.

Часть трупа, будучи изъята от целого, продолжает разлагаться, независимо от того, связана ли она с мертвым телом или нет. То же и в случае «смерти мозга»: нельзя сказать, что часть человека погибла, а другая часть бытийствует и процветает: такое разделение на черное и белое было возможно только в партийно-комсомольской действительности почившего СССР или в христианской теологии. Смерть и жизнь человека/общества сродни беременности, хоть Триши Маршалл, хоть любой другой женщины, беременности/демократии, которая, как известно, или есть, или ее нет.

Храм Христа Спасителя не вернет утраченную фундаментальную возможность человеческой коммуникации. Тысячи тысяч «верующих» в дни календарных церковных праздников не могут преобразить брошенное тело СССР, - жизнь в бывшей сверхдержаве теплится в пятнах мегаполиса и областных центров. А борьба конфессий за право первой брачной ночи с душами мертвых «неофитов» ничем не лучше борьбы криминальных и финансовых группировок за сферы влияния в 90-х.

Если следовать христианским максимам о смерти, как избавлении от тягот земной жизни, то священнослужители вправе воспевать отпеваниями брошенное тело государства и мертвые поколения. «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов. (Лк. 9:60)» – эти расхожие слова зазвучали совсем по-иному после коллапса СССР, особенно в устах духовенства.

Ликующая «духовная» элита современной «России», включая, разумеется, представителей РПЦ и православной теологии, представляет собой тот же мертвый конгломерат покойников, каким является целое общество.

Возможно, это зачтется особым образом во время Страшного Суда?

* * *

История не знает эмоций так же, как не знает сослагательного наклонения. Она оперирует фактами и конкретными поступками миллионов. «Если бы Михаила Горбачева сослали в Сибирь за провал посевной кампании в Ставрополье, то каким бы образом повернулась наша жизнь?» – ответ на этот вопрос хотели и все еще хотят получить очень многие. Если бы Владимира Ленина убили на Финляндском вокзале в 1917, то, что стало бы с миром? – таким вопросом Славой Жижек отвечает на попытку 12 ведущих историков под редакцией Андрю Робертса поиграть на бумаге с историей и сослагательным наклонением[iii].

И так же, как миллионы соотечественников, представитель бывшей социалистической Югославии, а ныне разбитых до основания нескольких «государств», верный Владимиру Ленину и Жаку Лакану, проваливается в неистовое желание не пропустить, схватить по-ленински тот самый момент в настоящем, который может вывернуть наизнанку наши будни. Так, будто бы прошедшие 20 лет - всего лишь упущенная фантастическая возможность, которую не стоит упускать в настоящем и самом ближайшем будущем. Остается только гениально выследить то эпохальное мгновение, и…

«Я не знаю, насколько далеко мы можем зайти, но должны быть какие-то пределы – так растерянно комментировал журналистам главврач госпиталя ситуацию с мертвой женщиной и созревающим плодом. Так, будто бы и не Джеймс Джексон, а Жак Деррида, размышляя о философии как «концеведении», спрашивал, глядя на мертвую женщину в паутине медицинских катетеров, капельниц, мониторов: «Кто тот Другой, кто умер?». И, обращаясь к ожидающим без предвкушения (awaiting without expectation) не нового Интернационала, а завершения немыслимого медицинского эксперимента, растерянно замечал: «Конец, безусловно, еще не есть погребение. Конечно, стоит неистово уважать «инаковость» Другого, то есть мертвого тела, созидающего новую жизнь».

Призраки не всегда скрываются в текстах, театрах и храмах. Призраки Карда Маркса, и призрак Триши Маршал, а теперь уже и призрак Жака Дерриды и… сами бывшие советскими гражданами, на постсоветском пространстве как призраки, тени самих себя, не сознающие, что именно вызревает, какая абсолютно иная и новая жизнь зреет в мертвом теле СССР, в пустоте дезориентированной коммуникации.

«Никто не может умереть вместо тебя» (Ж. Деррида), но никто и не может начать мыслить вместо человека, и признавать, и уважать собственную необратимую смерть, кроме самого покойника, даже если ему приходится принимать пищу три раза в день. «Философия как концеведение» начинается с размышления не о пределах истории или культуры, а о своих собственных абсолютных пределах, о своем собственном концеведении, о том, кто прошел на твоем веку и стал былью для тебя самого.

Как долго и до каких пределов поддерживать мертвое тело пространства СССР, пока невидимый плод созреет, и активно вырвется наружу – решать не бывшим советским поколениям. Тем более претендовать на историческое и культурное родство и настаивать на своих правах на еще не наступившее будущее.

3-го августа (в канун годовщины ГКЧП в России) у Триши Маршалл родился мальчик, – ему помогло появиться на свет кесарево сечение. Новорожденный Дариус был слаб, но, по словам одного из врачей – выглядел милым и симпатичным ребенком. На следующий день мертвую мать отключили, наконец, от медицинской аппаратуры. На могильной плите Триши стоят две даты смерти: день, когда она получила смертельное ранение и день, когда врачи оставили ее в абсолютном покое.

Кто поставит вторую дату на плите евразийского континента, под которой покоится Союз Советских Социалистических Республик, - неизвестно.

После трех месяцев интенсивной терапии, маленький Дариус отправился домой с бабушкой и дедушкой. Возможно, сейчас он тот самый Дариус Маршалл, который днями напролет сидит на своей странице в социальной сети Facebook.

Кстати, бойфренду Триши отказали в правах на ребенка.

Тест на биологическое отцовство дал отрицательный результат.

* * *

«В американском штате Вирджиния появился на свет ребенок из эмбриона, 20 лет хранившегося в заморозке. Таким образом, был установлен новый мировой рекорд по продолжительности хранения замороженного эмбриона, из которого на свет появился ребенок. Прежний рекорд, зафиксированный в 2006 году, равнялся 13 годам.

Младенец появился на свет в мае нынешнего года. Яйцеклетки были помещены в 1990 году в холодильную камеру через сутки после оплодотворения и представляли собой клетки, содержащие полный двойной набор хромосом отца и матери будущего ребенка. Только две из них выжили на момент открытия камеры спустя 19 лет и 7 месяцев после замораживания.

Как сообщает ИТАР-ТАСС, в августе 2009 году один из этих эмбрионов был внедрен в организм 42-летней женщины, которая 10 лет безуспешно боролась с бесплодием. В итоге она родила здорового мальчика весом 3 килограмма 150 граммов. Эта информация несколько месяцев хранилась в тайне и была обнародована только теперь. При этом сообщается, что у новорожденного есть родной брат или сестра, который был рожден 20 лет назад из эмбриона от той же пары, однако не проходившего процесса заморозки.

По мнению некоторых специалистов, срок хранения эмбрионов при низкой температуре, после которого они могут успешно развиваться, может превышать 40 лет. Так, в Великобритании на прошлой неделе вступил в силу закон, продляющий срок хранения подобного биоматериала с 10 до 55 лет. Новые правила вызвали серьезную дискуссию в обществе.

Например, были поставлены вопросы о том, не будет ли имплантация подобных эмбрионов нарушением естественного природного механизма смены поколений, и правильно ли позволять женщине производить на свет ребенка, зачатого задолго до ее собственного рождения (курсив мой – С.Р.)»[iv].

ПРИМЕЧАНИЯ:

[i] Не́рвная булими́я (от др.-греч. βοῦς — «бык» и др.-греч. λῑμός — «голод») (во́лчий го́лод, кинорекси́я) -расстройство, характеризующееся резким усилением аппетита, наступающим обычно в виде приступа и сопровождающееся чувством мучительного голода, общей слабостью, болями в подложечной области. Булимия встречается при некоторых заболеваниях центральной нервной системы, эндокринной системы, психических расстройствах. Часто булимия приводит к ожирению.

[ii]http://www.rg.ru/2009/11/24/koma-site-anons.html

[iii] Slavoj Žižek «Lenin Shoot at Finland Station», London Review of books, Vol. 27 No. 16 · 18 August 2005

[iv]http://www.vesti.ru/doc.html?id=399066&cid=9