Когда профессор без присмотра

Произошло буквально следующее, точнее, практически ничего не произошло. Я шел на работу в университет. Светило солнце, была весна. Навстречу мне шли две моих студентки. Мы побонжурились и остановились поболтать. Я поинтересовался, что нового. Одна рассказала мне, что работает, а потому не успевает приходить ко мне на занятия, но обязательно заглянет на экзамен. Другая сказала, что болела, ездила кататься на лыжах и простудилась. "Господи, в такую теплынь, - посочувствовал я, - надо быть особенно осторожной". - "Теплынь? - спросила она. - А что это такое?" Я, как мог, объяснил.

Когда долго живешь за границей, думаются сразу две противоположные мысли: 1) какие мы похожие; 2) какие мы разные. Конечно, "долго" у каждого свое. Я начинаю так думать недели через три. А сейчас прошло уже около года, и я почти ничего не думаю. На этот учебный год меня пригласили почитать лекции в Гренобльском университете, что я со смешанными чувствами и делаю. О смешанных чувствах чуть позже, а сначала договорю про мысли. Мысль "какие мы похожие" часто кажется мне более верной, но гораздо менее интересной. Мысль "какие мы разные" - более поверхностной, но зато есть о чем поговорить.

Ну, вот, например, они же везде здороваются. Входят в магазин - bonjour. Входят в автобус - bonjour. Входят в лифт - bonjour. Я сначала от неожиданности дергался, нервничал, но, как вежливый человек, отвечал. Так и привык. Человек, перифразируя Свидригайлова, такой подлец, что даже к bonjour привыкает.

Особенно меня раздражало, что студенты со мной несколько раз в день здороваются. Так и подмывало сказать: "Виделись". Но нельзя, профессор все-таки. Русского языка.

Единственное, к чему я так и не смог привыкнуть, - к тому, что меня никто не контролирует. Пришел, поздоровался, прочел лекцию, попрощался, ушел. В России как-то все не так. Заполняешь индивидуальные планы, пишешь программы, все это куда-то сдаешь, потом тебе делают замечания, ты что-то исправляешь, объясняешь. Кто-то следит, чтобы я вовремя приходил на лекцию, чтобы я лекций не переносил, да я сам как завкафедрой за кем-то слежу, занятия посещаю, замечания делаю, мол, не так читаете, надо лучше. А здесь, в Гренобле, ничего похожего. Пригласили и как будто бы забыли. В смысле - доверяют. Мне даже обидно было, и я поначалу думал, что все-таки проверяют, но как-то незаметно, а потом понял, что, действительно, не проверяют. И не только меня, а вообще никого не проверяют. Надо сказать, что это было удивительное чувство, понять, что меня никто ни в чем и никогда не контролирует. Мои ощущения метались между словами "свобода" и "равнодушие", а еще между "наконец-то" и "предали". Решил я тогда от растерянности и назло врагам начать халтурить. Ну, то есть, раз не проверяют, читать лекции плохо, опаздывать и т.д. А потом подумал: "А смысл?" Всегда вроде читал хорошо, многие студенты были довольны, меня из-за этого во Францию и пригласили, так что же я буду специально стараться трудиться хуже? Ведь платить больше по этому поводу мне никто не станет. Так я и продолжаю работать, как раньше, или, говоря словами Черномырдина, как всегда, то есть - без ложной скромности - хорошо. Опаздываю, правда, иногда минут на пять, но это я и дома ухитрялся, несмотря на неблагоприятные обстоятельства. Не опаздывал я, пожалуй, только когда работал в Германии. Там меня, конечно, очень Ordnung раздражал, но это совсем другая история, во Франции этого нет.

Из-за всех этих проблем я первое время нервничал, даже больше, чем дома, а потом, наоборот, успокоился. Получилось, что в России я был слегка нервный профессор, а во Франции после некоторого периода адаптации стал профессором спокойным. Это, впрочем, имело и определенные отрицательные последствия. Я стал плохо понимать родных и знакомых, оставшихся дома. Например, жена мне что-то, волнуясь и нервничая, по телефону рассказывает, а я ей говорю, что это ерунда какая-то, на что она, в свою очередь, обижается. Или наоборот, узнаю я, что в Москве или в России что-то случилось, звоню в ужасе домой, а мне говорят: "Да брось ты, ерунда какая, все утрясется". И действительно, стал я замечать, что в России крупные беды всегда утрясаются, а мелочи никогда.

Вот так вот я и перестал понимать друзей и близких, но когда пожаловался в письме одной московской знакомой, что как-то выпал из контекста и не могу ни в чем разобраться, она обрушилась на меня всей мощью своего темперамента, мол, не из контекста ты выпал, а "з глузды зъихал" от сытной и никчемной жизни в европейском захолустье, зажрался попросту - и это в то время, когда российское образование переживает сложнейший период то ли сближения, то ли нет с образованием европейским. А по-моему, Запад есть Запад, Восток есть Восток. И не то чтобы наше образование лучше или хуже европейского (я, честно говоря, не очень даже понимаю, по каким параметрам их надо сравнивать), оно совсем другое, прежде всего - психологически. Да и европейского-то никакого единого образования не существует, французское отличается от немецкого не меньше, чем от российского. Другое дело, что в Европе есть эта странная уверенность, что если уж тебя допустили до места (например, профессорского), как правило, с трудом допустили, с конкурсом или благодаря репутации и т.п., то ты можешь делать то, что считаешь нужным, а в России этой уверенности никогда не было и нет. В России за человеком всегда догляд нужен, а то он такого натворит на своем месте (например, профессорском). Конечно, свобода всегда имеет определенные издержки, например, мне рассказывали об одном французском профессоре-слависте, который был крупным специалистом то ли по Толстому, то ли по Тургеневу. Так вот, он лекции студентам читал следующим образом. Входил в аудиторию, здоровался, диктовал обширную (и практически бесконечную) библиографию литературоведческих работ о творчестве любимого писателя, точно "со звонком" (в кавычках, потому что звонков не было) прерывался, прощался и уходил, а в следующий раз продолжал с того самого места. В условиях свободы такие явления неизбежны, но, как ни странно, единичны. Короче говоря, люди везде похожие (см. мысль #1), а жизнь почему-то другая, уж не знаю, почему (не см. мысль #2).

В общем, я иду в университет. Солнце светит, весна, теплынь. А я почему-то не к месту вспоминаю Давида Самойлова:

Мне выпало все. И при этом я выпал,
Как пьяный из фуры, в походе великом.
Как валенок мерзлый, валяюсь в кювете.
Добро на Руси ничего не имети.

       
Print version Распечатать