Каддафи как точка бифуркации

Последние события в Северной Африке (или, если угодно, в арабском мире) показали любопытное изменение конфигурации российской политической блогосферы. И с минимальными поправками еще и экспертно-медийного сообщества. Дело в том, что первое со вторым уж очень сильно пересекаются.

Первая часть культурной программы была отмечена еще во время тунисских событий, а более отчетливо – при коллизиях Египте. Тогда все было почти стандартно: основными апологетами ниспровергателей власти выступили – левые (потому что «революция - это хорошо») и либерал-освободители (потому что «авторитаризм – это плохо»). Тут все как бы понятно и для нашей повестки не шибко интересно. Ну, разве что отметим такой нюанс: израильские русскоязычные либералы к перспективам свержения тиранов отнеслись скорее негативно и даже с некоторым испугом.

Однако тогда уже можно было отметить любопытный момент: за «свержение тиранов» выступили и некоторые из тех, кого можно условно назвать национал-государственниками. Диспозиция та же, что и у либералов: «власть у нас авторитарна и нехорошо – а потому неплохо бы, чтоб и у нас все пошло так же как в Египте». Общий же настрой лоялистов-государственников находился в границах от «экая бяка» до «мочить!».

С началом событий в Ливии расклады стали забавнее. То есть левым воленс-ноленс пришлось в той или иной степени впрячься за Каддафи, который, хоть и авторитарист – причем покруче того же Мубарака – но скорее «свой», либералы же с еще большим рвением продолжили освободительствовать. Что касается государственников, то они по большей части взяли паузу.

А вот когда Каддафи и впрямь приступил, так сказать, к «мочилову» (не будем сейчас обсуждать, насколько завышен масштаб зверств, для медийной картинки это неприципиально) – тут-то и началось самое интересное. Левые успокаивали, что жертв мало, а авиация против населения не применялась. Любители постмодерна отмечали, что Каддафи дико крут как эстетическое явление. Либералы – см. выше, только шум стал более громким.

Что же до условных государственников, охранителей, лоялистов и т.д., то вот тут как раз пошли разброды и шатания. Причем, как это ни забавно, по той линии раскола, которая все последние годы практически всегда оставалась за кадром.

Здесь необходимо небольшое отступление. Категории, перечисленные в предыдущем абзаце, не сказать, чтобы имеют четкие дефиниции. Скорее речь идет о самоопределениях. Так, на днях знакомый политолог на просьбу пояснить, чем отличаются лоялисты и охранители, ответил примерно так: «Лоялисты лояльны действующей власти, а охранители борются за целостность и нерушимость страны». При этом мы понимаем, что возможны, понятное дело, и другие трактовки.

Так вот, возвращаясь к «закадровой линии раскола». Уже примерно в 2007 году, в процессе лихой предвыборной кампании имени Госдумы (одна «ткачиха чего стоила»), в «охранительном лагере» стали проявляться разногласия – скажем так, эстетического характера. Очень грубо можно описать этот раскол как структуризацию «брутальных охранителей-пропагандистов», с одной стороны, и «либерально-консервативных лоялистов» - с другой. При этом раскол был не просто эстетическим, но еще и, так сказать, латентным, то есть в медийное поле конфликты особо не выходили или же имели вид личного характера: «я расфренживаю юзера такого-то, потому что он оказался мудаком и написал вот это вот (ссылка)».

Еще раз: разногласия эстетические, стилистические – и, извиняюсь за выражение, дискурсивные. О чем-то подобном я еще лет семь назад писал: конфигурация экспертно-медийного поля с тех пор изменилась радикально, а вот сам подход очень даже сохранился.

И когда радикальные охранители из государственников («брутальные охранители») занялись восславлением храброго Каддафи (на всякий случай: мой текст претендует на безоценочность – прошу, по крайне мере, исходить именно из этого), кроткие «либерально-консервативные лоялисты» возроптали. Ропот в основном сводился к логичному тезису «убивать и кушать человеков нехорошо», и до времени был все же скорее локальным.

Тут-то на горизонте и появился Борис Якеменко, ничтоже сумняшеся заявивший: «полковник Муаммар Каддафи показал всему миру, как нужно обходиться с провокаторами, которые стремятся к перевороту, дестабилизации и гражданской войне. Он начал их уничтожать». Тут важно отметить, что Борис Якеменко – не какой-то там безымянный блогер, а член ОП РФ, родной брат руководителя федерального ведомства, да еще и постоянно апеллирующий к православию.

От эдакого подлива в костер дискуссии бензинчика градус ругани мгновенно вырос, а крышка котелка стала подскакивать. Весьма многочисленные противника учения Якеменко-старшего поминали его в крайне скверных выражениях, отнюдь в оных не скупясь. Александр Шмелев, экс-главред гиперохранительного в свое время «Взгляда», попенял: «…вы понимаете, что это заступ за красную черту? Так нельзя. Есть предел, за которым игра прекращается».

Это и стало своего рода «моментом истины». До кучи Шмелев привел в постинге весьма «освободительно» звучащую цитату из дьякона Андрея Кураева, после чего в комментариях (как и у Якеменко – больше четырех сотен) началась, можно сказать, война своих против своих. Когда на кону не просто кровь, а кровь большая - и, главное, свежая, эмоции начинают зашкаливать, а стилистические шероховатости приобретают совсем другой характер. Условно говоря, «Шмелев продался Закулисе – и призывает власть свергать».

Истина, само собой, не родилась. Более того, нельзя сказать, чтоб полностью прояснились позиции участников. Насколько я помню, на условный прямой вопрос «Можно ли есть людей?» столь же прямых ответов не было.

А вот что прояснилось, похоже, так это та самая линия раскола. Есть у меня ощущение, что пропасть между «интеллигентными» и «беззаветными» (опять-таки, без всяких оценок) обозначилась – и будет в дальнейшем расширяться.

Хорошо это или плохо?.. Трудно сказать. В любом случае, хоть какая-то ясность едва ли хуже размытой неопределенности. Излишняя Цветущая Сложность (она же – аморфность) не на пользу любому идеологическому движению.

Более ста лет назад тов. Ленин сказал: «прежде чем объединяться, нам надо размежеваться». Очень актуально – особенно с учетом контекста тех лет.

       
Print version Распечатать