Избежать ухабов модернизации

Президент Дмитрий Медведев на встрече с российскими послами и постоянными представителями за рубежом заявил, что главной внешнеполитической задачей нашей страны становится развитие сотрудничества с Евросоюзом и США, а главной внутриполитической задачей – проведение демократизации и модернизации. Под модернизацией он понимает прежде всего модернизацию экономики, укрепление институтов российской демократии и гражданского общества и борьбу с организованной преступностью. В перспективе, по словам президента, - выход "отечественной высокотехнологичной продукции на региональные и глобальные рынки". Возражать против этих благих намерений не приходится. Можно только приветствовать призыв отказаться от негативных стереотипов и конфронтации. Но вот вопрос, как все это осуществить на практике?

Наши торгово-экономические отношения со странами Евросоюза сводятся главным образом к продаже им российских энергоносителей и некоторых видов промышленного сырья, в частности, металлов. На вырученные средства покупаются продовольствие, товары широкого потребления, а также некоторое промышленное и транспортное оборудование. С США ситуация другая. Продавать туда российские энергоносители невозможно по чисто географическим причинам. В Америку удается продавать лишь некоторые виды промышленного сырья, а покупается там продовольствие, оборудование и технологии, на которые, в частности, расходуется часть прибылей от торговли энергоносителями.

При этом на Евросоюз приходится до 40% российского товарооборота, а на США – всего 6%. Для США же доля России во внешнеторговом обороте не превышает 0,6%. Соотношение общих объемов экономик между Россией, ЕС и США просто не сопоставимо. Так, российский ВВП составляет лишь 2,8% ВВП США по рыночному курсу и 10–12% по паритету покупательной способности валют. Между тем, для экономической модернизации требуются передовые технологии, которые легально приобрести можно только в Америке. Ведь сейчас уже нет «холодной войны», и если мы всерьез собираемся врастать в мировой рынок и делать это цивилизованными методами, о краже технологических секретов российскими штирлицами, по крайней мере, в гражданской сфере, придется забыть.

Однако модернизация отнюдь не сводится к овладению высокими технологиями. Для их успешного применения требуется соответствующая социально-экономическая структура общества, со значительной прослойкой среднего класса и малого бизнеса. При этом наличие демократии в стране является желательным, но не обязательным условием успешной модернизации. Ведь помимо демократических, есть немало примеров более или менее успешных авторитарных модернизаций. К числу последних относятся, например, «азиатские тигры» и Китай. Но и в случае авторитарных модернизаций есть одно непременное условие, без которого успех невозможен. Это – наличие хотя бы относительной свободы для приложения капитала и прежде всего создание благоприятной среды для развития малого предпринимательства, на которое и приходится львиная доля инноваций.

Второе условие успеха, столь же непременное – это создание благоприятного климата для иностранных инвестиций, прежде всего в высокотехнологичных отраслях. Такой климат вполне может быть создан и авторитарных государствах, где суды находятся в полном подчинении исполнительной власти. Просто в этом случае верховная власть воздерживается от беспричинных наездов прокуратуры и правоохранительных органов на иностранных бизнесменов и жестко контролирует соблюдение этого правила по всей исполнительной вертикали.

Но здесь и проявляется коренное отличие «азиатских тигров» от России. Оно заключается в том, что в странах, уже продемонстрировавших успешную авторитарную модернизацию, не было крупных экспортно-ориентированных энергетических и сырьевых монополий. Как раз-то энергоносителей и сырья в странах, прошедших через успешную модернизацию после Второй мировой войны, как демократических так и авторитарных, категорически не хватало. Поэтому там и власть, и бизнес были заинтересованы в развитии высокотехнологичных по тем временам производств, и не было каких-либо влиятельных внутренних сил, препятствовавших такому развитию.

В России ситуация совсем иная. Здесь основной экспорт приходится как раз на сырьевые и энергетические монополии, которые либо являются государственными, либо тесно связаны с государственными структурами. Эти монополии приносят основную часть валютной выручки для России. Они просто не заинтересованы в развитии малого и среднего высокотехнологичного бизнеса, не находят для него места в своей достаточно архаичной структуре.

Парадокс также заключается в том, что, чем больше Россия захочет покупать передовое оборудование и технологии в Америке, тем больше нам придется продавать энергоносителей в Европе. И получать дополнительные нефтедоллары будут те компании, которые объективно в использовании высоких технологий заинтересованы лишь в очень узкой сфере, относящейся к добыче и транспортировке энергоносителей. Получается, что есть большой риск того, что в российских условиях высокие технологии будут использоваться почти исключительно для консервации и даже углубления России от такого исчерпаемого ресурса доходов как экспорт энергоносителей. А ведь модернизация как раз и направлена на то, чтобы обеспечить стабильный источник доходов в тот исторический период, когда через 20-30 лет возможности российского экспорта нефти и газа катастрофически сократятся.

Однако в России существуют могущественные группы влияния, лоббирующие интересы энергетических и сырьевых монополий. И, в то же время, в стране нет сколько-нибудь влиятельных сил, заинтересованных в преодолении энергетически-сырьевого характера российской экономики и построении действительно современной высокотехнологичной экономики.

Аналогичная ситуация с иностранными инвестициями, прежде всего американскими, в будущую российскую модернизацию. Западные инвесторы опасаются идти в Россию главным образом потому, что опасаются масштабной коррупции и полнейшей зависимости судов от властей всех уровней. Именно это, а не отсутствие или недостаток демократии, пугает инвесторов.

Тогда, когда иностранные инвесторы имеют дело с авторитарными или даже, в случае Китая, с тоталитарным режимом, то вопрос с гарантиями решается достаточно просто. Верховная власть дает гарантии и обеспечивает, чтобы иностранцы по возможности не стали жертвой государственного рэкета, соответствующим образом ориентируя местные власти и суды и контролируя их деятельность по отношению как к зарубежным, так и к отечественным бизнесменам и беспощадно борясь с коррупцией.

Таким образом, в процессе проведения модернизации перед российской властью сегодня стоит выбор между двумя альтернативами. С одной стороны, можно попытаться стать еще более авторитарной, обратив политику «закручивания гаек» на элиты разных уровней и монополии и сведя таким образом коррупцию до приемлемого уровня. Ранее эта политика проводилась по отношению к политической оппозиции, которая в результате превратилась в декорацию на российской политической сцене. В случае начала реальной борьбы с монополиями и коррупцией может также возрасти активность оппозиции, но из-за ее очевидной слабости она вряд ли сможет оказать существенное влияние на процесс модернизации.

С другой стороны, можно попытаться начать реальный процесс демократизации в качестве предпосылки для начала реальной социально-экономической модернизации. Такая демократизация первоначально может идти только сверху, поскольку российская оппозиция слаба и раздроблена. Здесь существует опасность, что демократизация может вылиться в неконтролируемую смену власти и революцию. Однако при условии относительной экономической стабильности и достаточно высоких цен на нефть такой сценарий развития событий кажется маловероятным.

В любом случае власти рано или поздно придется выбрать одну из двух указанных альтернатив. Любая из них будет лучше, чем сохранение нынешнего неопределенного положения. И надо помнить, что времени остается все меньше и меньше. Через 20-30 лет энергетически-сырьевая ориентация российской экономики может прекратиться в силу естественных причин. И тогда, если не будет создана альтернатива доходам от нефти и газа, Россия может оказаться в действительно революционной ситуации.

       
Print version Распечатать