Из грязи в князи, или Принцесса на горошине

Есть такой деятель современного танца - хореограф и теоретик Саша Пепеляев. Так вот, он регулярно пишет манифесты о том, как здорово ему и коллегам по увлечению раскрепощаться на фоне классического балета, который свинцовой тяжестью канонов давит все живое и непосредственное. И вообще, по словам Саши, современный танец, словно Золушка, жалко ютится у российского танцевального очага, в то время как старый балет, подобно сказочной мачехе с дочками, смачно жирует на балу современной эстетической истории. Хотя, утверждает Пепеляев, все эти лебеди и сильфиды устарели просто немыслимо.

Саша лукавит. На самом деле давно в прошлом ситуация, когда столичный продвинутый танцор ходил в положении бедного родственника. Раньше творцы современного танца искренне (и не без оснований) считали себя ранимыми принцессами на горошинах: и денег, мол, нет для творчества, и помещений, и чиновники, не желающие ничего знать, кроме Большого театра и ансамбля Игоря Моисеева, игнорируют творческие нужды. Теперь Московский комитет по культуре регулярно выделяет гранты на современный танец (да только что-то не очень много творцов пластики, желающих работать в системе "открытых площадок"). И канули в Лету времена, когда, с трудом набрав спонсорских денег, фестиваль современного танца "Цех" арендовал то полуразрушенное здание Театра наций, то малопрестижный "Ромэн". И организаторы гадали, удастся ли заполнить зал не только родственниками и друзьями выступающих. Теперь тот же "Цех" имеет собственное место в "Актовом зале" (новая мультимедийная площадка Москвы) плюс аренду находящегося рядом театра "Модерн". В "Актзале" теперь круглый год премьеры. Постепенное привыкание столичной публики к современному искусству затронуло и танец. Даже на ...надцатом показе современного данс-проекта зал не пустует. Нет, конечно, в стране издавна сложился железобетонный менталитет многих артистов, хореографов и зрителей, искренне убежденных: если встать в арабеск с простертыми руками и на цыпочках - будет высокодуховный акт, а ежели выйти на сцену босиком и упасть на пол, согнувшись в три погибели, - возникнет злостное отрицание разумного, доброго и вечного. Но даже бетон от времени начинает крошиться. И процесс признания пошел. Только вот критика сетует: современный российский танец в лучшем случае топчется на месте. А в худшем - пятится в некую художественную бесформенность, покрывающую отсутствие идей и навыков.

Истоки вялотекущего процесса надо искать в истории советского искусства.

Когда в хореографии Советского Союза по идеологическим причинам было запрещено все, кроме канонической классики, мир давно уже обернулся в сторону модерн-данса с его культом раскрепощенного тела. После перестройки и у нас было разрешено танцевать все, и государство, слава создателю, самоустранилось от регулирования балетных па. Но за годы запретов танец в СССР безнадежно отстал - "железный занавес" фатально повлиял на процессы национального телесного самовыражения. Конечно, с начала 90-х молодые творцы танцев с радостным криком "ура" бросились осваивать новые горизонты. Но при этом из поля зрения выпал огромный кусок искусства движения. Расцвет "модерн-данса" был в 20-80-е годы, да и по сей день деревце периодически плодоносит. А у нас в стране до сих пор нет ничего сходного с репертуаром Марты Греам, Твайлы Тарп, Иржи Килиана или Ханса Ван Манена. В странах же, где работали и работают эти выдающиеся мастера, все шло постепенно, по правильному историческому порядку. Лишь только Айседора Дункан растолковала миру, что пляшущее тело необязательно должно вытягиваться в струнку, а танцующие ноги не обязаны танцевать только на пуантах, - в Европе и в Америке появилась и неоклассика, и модерн-данс. Только потом, пообвыкнув и пожив с новыми пластическими возможностями, приучив к новому массового зрителя, творцы сдались на милость вездесущего постмодернизма. И на Западе никто никогда не спутает модерн-данс с истинно современным танцем, для современных поисков есть совсем другое название - "контемпорари данс".

У нас же лихо перепрыгнули через ступеньку. В России по ряду объективных причин танец после 1917 года как начал расти уродливо, согнувшись в три погибели от идеологических запретов, так и распрямиться до сих пор не может - по исторической инерции. Мы шагнули в постмодернизм в конце 80-х сразу после гегемонии классического балета. Оттого само понятие "современный танец" в России не прояснено до конца. По мнению широких масс, таковым танцем можно считать все, что слегка не похоже на балет "Лебединое озеро". Эта логика предполагает, что и некоторые постановки Большого театра вполне подпадают под определение "современного танца" - ведь в них нет тридцати двух фуэте.

Учитывая существующее ныне вавилонское смешение стилей и техник, самое правильное - вообще не говорить "современный танец", а употреблять словосочетание "невербальный театр". Под это определение подпадает все, что движется в современном искусстве, - и правильно. А иначе можно навек погрязнуть в спорах, танец ли перед тобой или, может быть, "физический театр", "движенческий театр", а то и просто контактная импровизация. Одно из сильнейших впечатлений сезона - гастрольный норвежский спектакль "Госпиталь" (фестиваль NET), который сыгран тремя актрисами драмы и целиком построен на бытовых движениях.

Кстати, "Актовый зал" так и назвал свой грядущий летний фестиваль фестивалем невербального театра. Иначе невозможно, например, вставить в понятие "танец" новый проект Пепеляева - "Калевала", в котором играют девять пожилых финских актрис. Или оценить бесчисленные актзальные перформансы, в которых в прямом смысле играют с огнем или (опять-таки в прямом смысле) льют воду.

Еще одна проблема современного танца, кочующая из сезона в сезон, - проблема профессионализма. Качество движения - дамоклов меч российского современного танца. Оттого грань между профессионалами и самоделами в этом виде искусств у нас зыбка. На ежегодном фестивале "Цех" до сих пор можно встретить какой-нибудь детский ансамбль "Звездочка", приехавший в столицу с номером "Журавлик". Опять-таки в отличие от Запада, у нас до сих пор нет возможности получить нормальное профессиональное образование. Классическому балету в России учат в академиях танца. Многочисленным техникам современного танца - почти нигде. Мастерство часто приобретается самостоятельно и на многочисленных, но краткосрочных мастер-классах изредка приезжающих западных педагогов. В Москве есть два человека, умеющих двигаться по европейским стандартам: Анна Абалихина и Дина Хусейн. Так вот, обе девушки учились танцу в Голландии. Когда они показали свой первый спектакль "Мухи", на фестивале "Золотая маска" радостно потерли руки - наконец-то появился опус, в котором не было нужды придумывать концепцию позамысловатее лишь для того, чтобы прикрыть неумение танцевать. А новый спектакль девушек - "No exit" - имеет все шансы стать лучшим данс-проектом завершающегося сезона. И не только потому, что Абалихина и Хусейн, а также их партнер Роман Андрейкин отлично работают телом. Важно, что в этом опусе концепция не заводит публику в очередной интеллектуальный тупик.

Тут самое время сказать, что необычайно модный в современном российском танце "поток сознания" - часто лишь возможность не размышлять над формой. Она нынче объявлена "свободной", а это (по мнению многих творцов) легко подменяет отсутствие формы вообще. Поэтому в данс-спектаклях такое количество ложных финалов, предлагаемая эмоциональная бессюжетность часто не рождает никаких эмоций, а действие неимоверно затянуто. Даже если опус длится полчаса, субъективное ощущение такое, что смотришь как минимум час, хоть тебя, в довесок к танцу, и развлекали всяческими компьютерными штуками (без них мало кто обходится). Спектакли часто превращаются в сборник отдельных эпизодов, для которых слова "драматургия действия" звучат как личное оскорбление.

В общем, данс-проекты напоминают анекдот о концептуальном романе: "Василий Иванович сел на коня и поскакал. Цок, цок, цок, цок...и так пятьсот страниц". В этом сезоне исключение из правил - пожалуй, "Подарок невесты" от компании "Онэ Цукер". В истории про сходство и разницу между сексом и любовью тоже есть перебор с пластической рефлексией, но все-таки спасает чувство юмора создателей. Они ставят так, как давали название своей компании. По-немецки "онэ цукер" означает незамысловатое "без сахара", но все думают, что тут зарыта некая философская собака...

Кстати, о "Маске". В этом сезоне по линии современного танца ее не получил никто. И, возможно, жюри приняло правильное решение: отобранные экспертами (среди которых была и автор этих строк) спектакли по уровню художественности шли, что называется, ноздря в ноздрю. Но не было безусловного лидера, такого, как постановки Татьяны Багановой из Екатеринбурга, в прошлые годы неоднократно получавшей "Маску". Увы, Баганова тоже не потрясла Москву своей последней работой - "После вовлеченности". Она не нашла равновесия между условиями западного заказа (эта работа сделана для заграничного фестиваля) и своим фирменным стилем - ироническим "маньеризмом".

Новую тенденцию в этом сезоне предложила Алла Сигалова, которая преподает сценическое движение в Школе-студии МХАТ. Решая задачу раскрепощения тел драматических артистов, она сделала с ними целый балет - "Кармен. Этюды". Космополитическое решение Сигаловой вхоже в мейнстрим мирового музыкального театра. Оно во многом совпадает с оперными трактовками той же темы: главное, чтобы действие ни в коем случае не происходило в настоящей Испании и в указанное Мериме время. В спектакле сохранена фабула Мериме, но нет и намека на национальный колорит. Зато полно отвязных подростков, разыгрывающих историю с дискотеки. Спектакль Сигаловой заслуживает внимания, потому что он - качественная кульминация российской тенденции: современный танец часто рождается из духа молодежной тусовки. Особенно четко это ощущается, если регулярно ходить в "Актовый зал". Если здешним создателям невербального театра и есть что сказать миру, то они делают это через подробный рассказ о себе и о своих комплексах. Примеры - проект группы "П.О.В.С. танцы", он называется "В режиме ожидания", или "Альфа-Чайка" из театра "Аппаратус". Независимо от качества конечной продукции, Чехов был нужен как повод для нарциссизма нового поколения, с наслаждением рвущего классика на части...

На фото: сцена из спектакля "&" группы "П.О.В.С. танцы", Москва

       
Print version Распечатать