От редакции. Для России 2011 год — год 20-летней годовщины распада СССР и последовавших вслед за этим демократических преобразований. Для современной Испании этот год тоже не из рядовых. 30 лет назад был предотвращен военный мятеж, целью которого являлась реставрация франкистского режима. Испанский народ сделал свой выбор — путч провалился. Шрамы национального раскола взаимоузнаваемы. О проблемах гражданского примирения в Испании корреспондент РЖ Алексей Устинов побеседовал с доктором Севильского университета Мигелем Васкесом, преподавателем теории и истории пропаганды и социальной истории коммуникаций, главным редактором журнала "Информация и коммуникация" (IC, Revista Científica de Información y Comunicación).

* * *

Русский Журнал: Франко был неизбежен?

Мигель Васкес: Я не уверен, что это так. Действительно, Испания не имела достаточного демократического опыта. Были периоды авторитарного правления разного толка: диктатуры и даже так называемая «диктабланда», то есть «мягкая диктатура» (период правления генерала Беренгера в 1930-31 г.г.), монархии, тоже не особенно поощрявшие участие народа в политической жизни. И республиканскому правительству (1931-1936 г.г.) не удалось избежать серьезных политических ошибок и даже проявлений авторитаризма. Но тем не менее, я думаю, что в политическом смысле республика - это был один из самых плодотворных периодов в истории Испании ХХ в. Именно в это время предпринимается серьезная попытка модернизации страны путем довольно радикальных реформ. Это повлекло за собой определенные социальные конфликты, принципиальное несовпадение политических тенденций. Переворот под предводительством Франко и победа его сторонников в гражданской войне положили конец процессу модернизации.

РЖ: Тогда, в 1936, демократия была обречена?

МВ: Нет, ни в коей мере. То, что в 70-х годах Испания вернулась к демократии, лишнее тому доказательство. Республиканцы начали проводить модернизацию армии, стремясь сократить численность офицерского состава и генералитета, чем настроили против себя значительную часть высшего командного состава, бывшую в те годы одним из основных столпов испанского традиционализма. Началась гражданская война, победу в которой одержали франкисты. У них была существенная поддержка: помимо военной помощи со стороны Германии и Италии, внутри страны они опирались, в частности, на высшее духовенство и крупных землевладельцев. Словом, консерватизм одержал верх.

РЖ: Низкий уровень жизни, разобщенность общества, понижение авторитета католической церкви, коммунистические идеалы, анархизм, бунты в провинциях, отставка правящей монархии Бурбонов, неудачные войны в Марокко, а рядом — фашисты Германии и Италии... Какой гремучий коктейль! Что плохого в том, что Франко остановил все это? Испания ведь осталась единым государством, избежала участия во Второй мировой войне.

МВ: В единстве государства нет ничего плохого, но оно и не является догмой, чем-то безусловно положительным. Во всяком случае, не стоит всей пролитой крови. Франко не остановил гражданской войны, а наоборот, спровоцировал ее. Если же говорить о потере авторитета католической церкви, то причины, скорее всего, следует искать в позиции самой церкви. К тому же Испания все-таки участвовала в мировой войне, - на стороне Германии на восточном фронте с 1941 по 43 год действовала «Голубая дивизия». Говорить о том, что Франко спас Испанию от всех невзгод 20-го века, значит, доказать эффективность его пропаганды. Вся риторика режима была направлена на создание мифа о «спокойной» Испании, живущей в соответствии со своими традициями, по католическим законам, вдали от мировых потрясений и угрозы советского коммунизма.

Никакой «тихой гаванью» Испания быть не могла. Политические репрессии были нормой в течение сорока лет франкистского режима. Их пик пришелся на 40-е и 50-е годы, но и после преследования не прекращались. Всего лишь за несколько месяцев до смерти Франко были приведены в исполнение последние смертные приговоры.

РЖ: Что было объединяющим для испанского общества времен Франко?

МВ: Режим Франко опирался, в основном, на три силы: традиционализм, авторитаризм и католичество. К тому же насаждался культ личности «каудильо», который считал себя образцовым испанским католиком.

Существенным элементом франкистской пропаганды была семья, семейные ценности. В этой системе женщина играла особую роль, весьма своеобразную. Женщина имела ограниченный доступ к образованию, карьере, общественной жизни, не имела возможности стать полностью самостоятельной личностью. Например, открыть банковский счет женщина могла только с согласия своего супруга. И это было вплоть до смерти Франко, пока законодательство не было значительно либерализовано. Основным инструментом воплощения франкистских ценностей являлось насилие над личностью. Церковь оказалась включенной в механизмы контроля государства над гражданином, контролируя значительную часть образовательной системы, являясь при этом проводником франкистской пропаганды в области морали.

РЖ: Было ли общество при Франко сплоченным монолитом?

МВ: Наверное, Франко хотелось видеть испанское общество таким сплоченным, это был образ Испании, создаваемый франкистской пропагандой. Несомненно, поддержка режима была многочисленной. Но существовала и внутренняя оппозиция, часть которой была радикальна и не гнушалась терроризмом. Самой известной из созданных тогда террористических организаций является основанная в конце 50-х годов и действующая до сих пор ЭТА (Euskadi Ta Askatasuna — «Страна басков и свобода», баск. - прим. РЖ). В 1973 году Луис Карреро Бланко, считавшийся преемником «каудильо», был убит в одном из организованных ЭТА терактов. В тот момент многие восприняли это без сожаления, мысленно аплодируя радикалам. Франко ведь очень «удачно» решил национальный вопрос, уничтожив автономии и фактически запретив использование местных языков.

При этом Франко очень умело манипулировал своим окружением. Все политические элиты были поделены на соперничавшие друг с другом фракции: военная бюрократия, церковная, государственная, фалангисты. Были даже СМИ, поддерживавшие определенные группировки. Но ни о какой серьезной общественной дискуссии и речи быть не могло. В центре все равно оставался неприкосновенный Каудильо.

Да и сами привилегированные группы не были лишены внутренних разногласий. Даже католическая церковь была вынуждена подавлять проявления инакомыслия среди духовенства. Это, например, так называемые «красные священники», которые отходили от официальной церкви, но при этом сохраняли духовный авторитет в своем окружении.

Не миновал Испанию и 1968-й год. Разумеется, он был значительно более мягким и сдержанным, нежели в остальной Европе, но события конца 60-х не прошли незамеченными — это точно. К середине 70-х годов появились новые студенты, новые преподаватели, чьи взгляды шли в разрез с официальными догмами. Представителями этого нового течения стали барды Раймон и Жоан Мануэль Серрат, общественный деятель Энрике Тьерно Гальван, издания «Триунфо» и «Куадернос пара эль диалого». В какой-то мере этот период можно назвать испанской «перестройкой». Активная оппозиция системе в те годы значительно укрепилась. Общество начинало понимать, что политика Франко ведет страну в тупик.

РЖ: Смерть Франко явилась неожиданной?

МВ: Нет. Он тяжело болел, все понимали, что конец близок. И все равно, когда к власти пришел король Хуан Карлос I, было непонятно, куда качнутся весы. Легализовались партии, началась подготовка к первым свободным выборам. И вслед за этим общество пришло в движение. Люди почувствовали, что настал момент участвовать в судьбе своей страны, хотя никто еще не знал, какой она будет. Это был необычайно насыщенный в политическом и эмоциональном смысле момент. Испанцы снова ощутили себя теми, от кого что-то зависит.

РЖ: Это и есть подъем гражданского самосознания?

МВ: Думаю, да. Когда люди берут ответственность за свою судьбу в собственные руки, с четким намерением все риски взять на себя и изменить оказавшуюся несостоятельной систему, не допуская при этом кровопролития.

РЖ: А новая гражданская война была возможна?

МВ: Не только была возможна, но и почти снова вспыхнула — в 1981 году, когда напряжение в обществе вновь подошло к критической точке. Организаторы путча 1981 года, несомненно, собирались остановить демократические реформы и восстановить старые порядки.

РЖ: Что предотвратило новые потрясения?

МВ: Народ и его сплоченность вокруг идеи свободной Испании. Большая роль принадлежит отдельным выдающимся личностям, например, Адольфо Суаресу, первому руководителю правительства после выборов, или Сантьяго Каррильо, генеральному секретарю испанской Компартии. Несомненна роль и короля Хуана Карлоса. Трудно сказать, чем были продиктованы тогда его решения: демократическими убеждениями или желанием восстановить династию Бурбонов. Может быть, и тем и другим. Нужно учесть, что он был встречен с огромным недоверием в обществе. Франкисты считали его изгоем, который предает идеи Франко. Оппозиция считала его ставленником Франко и тоже не принимала. Ведь монархия пала в 30-е годы, не оставив о себе приятных воспоминаний.

Кроме того, стабильность в стране была достигнута еще и потому, что лидеры основных партий нашли в себе силы сесть за стол переговоров и найти компромисс.

РЖ: Что было основной идеей становления демократии конца 70-х?

МВ: Обновление как таковое. И еще готовность к политическим уступкам. Коммунисты и социалисты приняли монархию как государственный строй, а наиболее реформистская часть франкистов согласилась с легализацией политических партий. Был достигнут минимальный консенсус, который привел к первым демократическим выборам и к созданию Конституции 1978 года. Вероятно, этот процесс сделал все испанское общество гораздо более толерантным.

Демократия не установилась быстро. Она, может быть, еще до сих пор не так сильна, как может показаться со стороны. Переходный период оставил, к тому же, много нерешенных вопросов, некоторые из которых были рассмотрены в новом «Законе об Исторической Памяти» от 2007 г. Но этот закон не 1977, не 1987, а 2007 года. Только через 30 лет после создания Конституции мы получили такой закон. Он предполагает реабилитацию тех, кто сражался за демократические идеалы во время гражданской войны и в период диктатуры. Он признает недействительными все политические приговоры, вынесенные франкистским режимом, и гарантирует доступ к архивным документам периода войны и диктатуры. Это достижение. Согласно этому закону, на административном уровне необходимо оказывать помощь всем, кто разыскивает своих родственников. А у нас огромное количество безымянных братских могил. Недавно в Малаге нашли такое захоронение, насчитали порядка 4-х тысяч жертв. Это в 25-миллионной стране — такое было население — могильники по несколько тысяч человек. И их надо восстанавливать, идентифицировать. Кстати, правые не голосовали, но все равно закон был принят.

РЖ: В страну возвращались эмигранты. Как их встречали?

МВ: Надо сказать, что было несколько видов эмиграции. С одной стороны, это военные беженцы, республиканцы и члены их семей, которым не было места в новой франкистской Испании. Политическая эмиграция, начавшаяся в конце гражданской войны, продолжалась, с большей или меньшей интенсивностью, в течение всего периода франкизма. С другой стороны, было много тех, кто уезжал из страны от нищеты, в поисках лучшей жизни.

И когда все эти люди, в особенности политические эмигранты, начали возвращаться, то их встречали очень настороженно. Вчера коммунист и социалист был врагом народа, а сегодня портреты их лидеров — на предвыборных плакатах. Когда в страну прибыл по подложным документам лидер коммунистов Сантьяго Каррильо, его тут же арестовали. Он пробыл в тюрьме в центре Мадрида некоторое время. И все это время у ворот тюрьмы проходили митинги — как противников, так и сторонников.

РЖ: А франкисты? Они ведь никуда не делись?

МВ: Никуда не делись и до сих пор в политике. Не они, - возраст не тот, - так их политические «дети». Министр по информации и туризму в правительстве Франко, Мануэль Фрага, свою старость встретил на должности главы автономной области Галисии, - таких примеров множество. Руководство Народной партии тоже включает в себя потомков «бывших». По всем опросам, между прочим, именно эта партия одержит победу на выборах этого года. И тогда ее лидер Марьяно Рахой станет новым председателем правительства.

РЖ: Как процессы гражданского примирения отражаются в СМИ?

МВ: Это очень интересный процесс. Идет очень активная мифологизация периода перехода к демократии. Появляется определенный налет романтики, как в фильмах про шпионов. Снимается множество сериалов на тему семьи, преемственности и конфликтов поколений. Например, сериал «Расскажи, как это было». Его начали показывать в 2001 году и он идет до сих пор. В нем рассказывается о каждодневной жизни семьи Алкантара, обычной семьи, принадлежащей к среднему классу, в Испании последних лет франкизма (описываемые события начинаются в 1968 году) и начала переходного периода.

РЖ: Сегодняшней Испании удастся уберечься от новых потрясений? Экономические проблемы рано или поздно перерастают в политические.

МВ: Кризис обнажил массу проблем. Безработица, политическая и экономическая коррупция, неспособность элит гибко реагировать на вызовы времени, чрезмерная зависимость от финансовых рынков и т.д. Демократия – это нечто большее, чем игра между политическими партиями и выборы каждые четыре года. Я думаю, что многие испанцы уже не доверяют политическим партиям, хотя и продолжают за них голосовать. Весной родилось новое движение, которое получило название «Движение 15-го мая». И оно очень многочисленно. Можно сказать, это движение разумных и обеспокоенных судьбой страны людей. Они требуют укрепления демократии и участия народа в политической жизни. Некоторые предлагают установить новые правила игры и даже создать новую конституцию. Посмотрим, как будут развиваться события, но мне хочется думать, что мы стоим на пороге нового «перехода к демократии».

РЖ: То есть, Испания на перепутье — продолжать движение в сторону демократии или снова остановиться?

МВ: Не совсем так. Угрозы возврата франкизма уже не существует. Есть риск некоторого демократического «застоя». Есть риск продолжать называть демократией систему, при которой граждане не имеют голоса, не имеют возможности влиять на политическую жизнь страны. Испанское общество снова переживает очень неоднозначный момент. Конечно, нужно продолжать отстаивать память тех, кто боролся за демократию в Испании, но и тут существует некоторая «опасность». Сейчас быть антифашистом, защищать антифашизм прошлого очень легко. И не менее легко быть антифранкистом. Опасность заключается в том, что существует соблазн отказа от реальной оценки происходящего. Авторитарные практики, нарушения прав человека происходят сегодня во многих странах мира. Оставаться в антифашизме тридцатых и сороковых годов и закрывать глаза на то, что происходит сегодня - слишком простой способ чувствовать себя комфортно.

Беседовал Алексей Устинов