А по телевизору в перечах Кургиняна продолжают обсуждать перестиройку, 1990-е и десоветизацию. Иван Ефремов назвал один из своих главных романов «Час Быка», потому что часом быка обычно называют предрассветное время - самое тоскливое и угнетающее в ночи. Когда угасает надежда, пробуждаются безысходная тоска и ужас. Когда кажется, что утро не наступит и впереди не будет ничего лучшего, чем этот угнетающий и подавляющий час. В 2000-е годы 1990-е прозвали «лихими девяностыми»: имя выбрано вполне снисходительно и корректно. Потому что лихость сама по себе - это неплохо. Лихой парень - почти синоним слова «удалой». А вот если «лихой разбойник» или «лихие люди», то это уже плохо. Все так и поняли «лихие девяностые» именно в ином смысле – «лихих разбойников» и лиха, беды, несчастья. Хотя никто не подсказывал, как именно нужно понимать. Поняли именно так, потому что в это время жили, и «лихо» на себе ощутили.

Были «лихие бандиты» и «лихие журналисты». И лихие олигархи – и весь их обслуживающий «лихой персонал». А еще – «лихие демократы», «лихие депутаты», «лихие либералы». И все эти эпитеты можно было бы воспринимать как эпитеты положительные. Но почему-то слова «лихой демократ» подсознательно ассоциируются не со словами «лихой казак», а с «лихими людьми» или даже с «Лихом Одноглазым».

«Эхо Москвы» придумало противопоставление «лихие 1990-е или время надежд»! Тут нет противоречия: надежда вообще умирает последней. И в этом смысле 1990-е годы – это время надежд: уверенной надежды одних, что оно никогда не кончится, и слабой тлеющей надежды других, что этому все же придет конец.

Первых было очень немного, и это было время их надежд и их самих. Время их права на подлость. Время их права воровать. Время их права убивать. Время их права предавать. Вторых было очень много, и они не всегда сознавали, в чем причина опустившегося на них лиха. Почему их обрекли на нищету и унижение: и не только унижение от нищеты, а унижение моральное, поскольку минимум первая половина 1990-х – время, когда все телеканалы и почти все газеты ежедневно твердили, какие люди ущербные. И это была не просто «пропаганда» - это был информационный террор. Какое уж тут «время надежд».

Теперь для реабилитации этого «времени Быка» - времени тоски и безнадежности - появляется новый образ: «В 1990-е было еще и кое-что, о чем молодежи стараются не напоминать. Невероятный, трагически преданный и заглохший порыв тогдашней России к демократическому идеалу». Сентенции такого рода хороши тем, что красивы и в силу этого притягательны. Беда в том, что непонятно, к чему они относятся и чем подтверждаются. Если и был порыв, то скорее к справедливости и обновлению, и то, не у России, а у СССР, и не в 1990-е, а в середине 1980-х. Потому что к 1990-м от него уже ничего не осталось: была массовая истерия и желание всех разогнать, и в первую очередь Горбачева. Главная ошибка ГКЧП – это не то, что они штурмом не взяли Белый Дом, а то, что в первый же свой день не объявили, что Горбачев как минимум арестован как предатель страны. Вместо этого они заявили что «Михаил Сергеевич не здоров, но он еще к нам присоединится» - и это было их политическое самоубийство.

Какое стремление к «демократическому идеалу», что за выдумка? Демократический идеал – это «Власть народа, руками самого народа в интересах самого народа». Это, собственно, «демо-кратия». Какой не бывает без «кратии» - то есть власти, принуждения и порядка. Те впавшие в истерию толпы, доведенные глупостями Горбачева и яковлевской прессой до безумия, которые ревели на площадях «Ельцин, Ельцин», могли стать основой чего угодно – автократии, клептократии, фашизма, монархизма, но только не демократии. Потому что демократия не может основываться на отрицании «кратии», а эти толпы не хотели в тот момент никому подчиняться. Потому, что демократия невозможна, если «демос» не осознает хотя бы своих непосредственных интересов. А то, как эти толпы их тогда «сознавали» (не потому, что были глупы, а потому, что находились под постоянным информационным ударом манипулирования сознанием), показало то, что они сами получили после 1991 года.

И они не были народом. Просто потому, что народ в целом на эти пятиминутки ненависти не ходил. Уже в 1990 году ему противно было смотреть на депутатов, неспособных принять ни одно вразумительное решение и перед телекамерами занимающихся самолюбованием. Кстати, в 1991 году и Ельцина уже особенно не хотели: на президентских выборах от всех избирателей он получил лишь 42% голосов. А убедительной альтернативы не было. И когда в 1992 году заработал его с Гайдаром эксперимент, и люди вынуждены были вспомнить, как обходится месяцами без масла, мяса и сахара, они прокляли все, а многие пошли на площади. Но чего они хотели? Если ориентироваться на ФОМовское исследование 1995 года, в ответе на вопрос, нужно ли было вообще начинать перестройку, можно увидеть глубокий общественный раскол при заметном перевесе ее противников. Положительно на него ответили 40% всех опрашиваемых, тогда как отрицательно – 45%, при 15% – неопределившихся.

Рассматривая тех, кто по-прежнему поддерживал перестройку, мы увидим не только внутреннюю неоднородность, но и явное преобладание сторонников социалистического строя. На вопрос «Как следовало проводить перестройку?» – 27% отвечали, что ее вообще не надо было проводить. Еще 27% полагали, что ее следовало проводить, не разрушая социалистического строя, 2% полагали, что «перестройку» надо было проводить так, как она проводилась, 12% – что надо было более решительно продвигаться к демократии и рынку западного типа, 18% считали, что нужно было решительно продвигаться к рынку, не торопясь с введением демократии. В переложении на реалии второй половины 1980-х это означало движение к рынку под руководством коммунистической партии, т.е. нечто подобное НЭПу 1920-х или «китайскому варианту». 12% затруднились с ответом.

Таким образом, 27% жестких противников перестройки в сумме с 27% сторонников ее социалистического варианта дают большинство и превалируют над суммой сторонников ее реального (2%) и более решительного западного варианта (12%) более чем в три раза. Даже если к последним добавить 18% сторонников «Китайского пути», приходится признать, что число адептов социалистической ориентации намного превосходило число сторонников капиталистического варианта развития. Где здесь хоть по-русски, хоть по-английски можно обнаружить «Порыв к демократическому идеалу»? «Более решительно продвигаться к демократии и рынку западного типа» - 12%. Проводить так, как проводилась – 2%. Разве что такой порыв был у тех, кто не хотел выходить за рамки социалистического строя.

Вот картина ценностей российского обществ выявленная в исследованиях Игоря Клямкина первой половины 1990-х. Ценности даны в порядке убывания[1]:

Мир – 56%, Законность – 52%, Безопасность – 48%, Семья – 46%, Труд – 42%, Стабильность – 42%, Справедливость – 37%, Достаток – 37%, Порядок – 36%, Могущество – 35%, Процветание – 33%, Свобода – 32%, Любовь – 29%, Культура – 28%, Духовность – 26%, Дом – 24%, Милосердие –23%, Порядочность – 22%, Прогресс – 20%, Согласие – 19%, Демократия – 18%, Профессионализм – 15%, Равенство – 15%, Патриотизм – 15%, Успех – 15%, Держава – 14%, Союз – 14%, Достоинство – 13%, Собственность – 12%, Надежда – 10%, Созидание – 10%, Рынок – 8%, Обновление – 7%, Терпимость – 6%, Карьера – 5%, Активность – 5%, Реформа – 6%, Коллективизм – 4%.

А вот его же исследования через год: совесть – 60%, труд – 57%, права человека – 56%, деньги – 54% (Богатство – 13%),законность – 54%, свобода – 47%, духовность – 41% (вера в бога – 21%), собственность – 37% (Неприкосновенность частной собственности – 22%), равенство – 25%, демократия – 21%[2].

Где здесь «порыв к демократическому идеалу?».

Демократический идеал среди прочего – это способность к самоорганизации и самодисциплине. Их не было и в помине. Потому что те, кто формировал общественное сознание в те годы, к достижению этих целей не стремились. Ставились цели разрушения сознания и превращения людей в управляемую и манипулируемую массу. Потому что те, кто это делал, имели свой «демократический идеал», видели его в том, чтобы массы подчинялись, слушались их, думали и голосовали, как надо. «Демократия» - власть тех, кто присвоил себе имя «демократы». А вот то, что при этом народ и граждан тогда невероятно и трагически обманули и предали, – это, конечно, правда.

Как правда и то, что говорить сегодня молодежи и всем тем, кто это время не пережил, будто тогда был какой-то «порыв к демократическому идеалу» - значит этих людей обманывать сегодня. Еще раз и в тех же целях – повторить опыт тотального манипулирования ими. И говорить им нужно правду: 1990-е годы – трагическое и страшное время в истории страны, время, когда страна была распята, предана и продана. Время, когда у абсолютного большинства населения не было надежды, потому что у тех, у кого ее не убили – она умерла.

И главное, чего нельзя допустить сегодня – того, чтобы подобное повторилось. Чтобы они – 1990-е – пришли опять. Потому что это были годы быка, когда умирала надежда и правили ужас и отчаяние.

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] ПОЛИС. 1993. № 6. С. 44.

[2] ПОЛИС. 1994. № 4.