Философия обыденного языка

Осень 2010 года запомнится будущему читателю учебников российской истории двумя событиями: увольнением Лужкова с поста московского мэра и смертью Черномырдина. Годом раньше умер Гайдар – предшественник Черномырдина на посту Председателя Правительства России. Безусловные тяжеловесы сходят – не по своей воле, – с площадки. Но освобождают ли они тем самым место для новой российской политики?

О ключевых игроках российской политики по странному, утвердившемуся в последние годы обычаю, уместно говорить или много и плохо – или мало и хорошо. Тот, о ком говорят много и хорошо, странен. Тот, о ком говорят мало и плохо – вышел из игры. О Черномырдине раньше говорили много и плохо – постепенно все меньше и меньше. А сегодня он умер, и наблюдать за метаниями маститых публицистов, тщащихся выдавить из себя хоть что-то новое о нем, поистине удивительно.

Ни для кого не секрет наличие информационного бойкота, объявленного в свое время российскими СМИ политикам ельцинского стиля – обычным, не модернизированным, людям, оказавшимся в горниле большой политики, но сохранившим живой человеческий язык. Именно этот язык – живой, совершенно неполиткорректный, обращенный к личному взаимодействию («ты») и лишенный обезличенных речевых конструкций – то, чем уже запомнился Черномырдин. Именно он – ключ к разгадке феномена политической памяти, которая осеняет своим увековечивающим прикосновением того, кого пожелает.

Простой, даже простонародный голос Черномырдина сегодня явлен нам не только в народном сознании. Уже несколькими изданиями вышла книга Александра Гамова «Хотели как лучше…», в которой журналист собрал интервью с Черномырдиным за последние пятнадцать лет. Отвлекаясь от насильственно инкорпорируемой в СМИ и общественное сознание интенции о каком-то особом «черномырдинском юморе»[1], постараемся на двух известных примерах разобрать философские основания живой, обыденной речи последнего великого политика ельцинской эпохи.

«Хотели как лучше, а получилось как всегда»

Универсальная формула депрессивного консерватизма, представленная в сентенции, на деле берущей начало ещё в «Дневниках разных лет» Кропоткина[2], – ключ к трагическому пониманию модернизации в сознании старшего поколения. Модернизировали-модернизировали, стало быть, да не вымодернизировали: о русском болоте, из которого стремится вырваться русский народный герой, не нашедший там Царевны-Лягушки, или же оказавшийся неудовлетворенным ее авансами, уже и конференции проводят («Русское болото: между природой и культурой», Тверь, 27-30.04.2010), а воз и ныне там.

В народном языке, а, следовательно, и сознании, – как их предельного выразителя мы и понимаем Черномырдина, говорившего, кстати, «у меня афоризмы во время выступлений сами вылетают, я над ними не размышляю»[3], – присутствует светлое прошлое («хотели как лучше»), традиционное настоящее («получилось как всегда») и смутно предвидимое, но не артикулированное пока что будущее. Ничего хорошего не будет, потому что хорошее уже было («золотой век», к которому априори невозможно вернуться); теперь будет «как всегда».

Другая легко обнаружимая интенция приведенного афоризма – пугающий провал, фатальный разрыв связи между желаемым («хотели») и данным («получилось»): в желании наличествовало устремление к лучшему миру (в политическом языке современности ему соответствуют такие маркеры как «модернизация» и «инновация»), а данность (фактически, парафраз марксистского «данный нам в ощущении», и значит предустановленный и не от нас зависящий) слила наш благородный порыв в вечную стагнацию «как всегда». Причиной тому, безусловно, отсутствие решающего звена – посредника между желанием и результатом – самого человека, воплощающего, говоря современным языком, интеллектуальный или ответственный (в зависимости от принимаемого нами полутона этой одной, в сущности, идеи) класс. Проблема пользы, в свое время ясно сформулированная Экклезиастом («Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?»[4]), неразрешима в пространстве без активного субъекта, которое и задается афоризмом.

Непосредственно проблематизирующая это звено формулировка сознания, популистски идентифицируемого как «сталинское» («нет человека – нет проблемы»), в данном случае оборачивается своей противоположностью (принципом «кадры решают все», ограничиваемым контекстом «незаменимых у нас нет»). Продолжая тему поисков субъектности политического языка, мы видим, что субъект афоризма – множественный наблюдатель (внешнее «мы»), констатирующий незавидную судьбу окружающего социально-политического мира, но не берущийся исправить ситуацию.

Депрессивный консерватизм, отсутствие артикуляции будущего, пропасть между желаемым и данным, связанные с отсутствием активного субъекта и нежеланием – либо невозможностью, – множественного субъекта оторваться от наблюдения и, преодолевая сопротивление социального материала, встать на «баррикады модернизации»: вот диагноз социальной анормии, затянувшегося на два десятилетия процесса перехода общества от «постсоветского» к «российскому» состоянию. Обоснованная критика или хотя бы осмысление этого афоризма отсутствует, так как его философское значение вытеснено отнесением этого и подобных ему формулировок к области смеховой культуры.

«Нельзя, извините за выражение, все время врастопырку»

Методическое требование к деятельности в условиях динамически изменяющегося, глобализирующегося и, одновременно, глокализирующегося современного мира, выраженное афористичным языком Черномырдина, просто: иерархическое единство. Иерархическое – потому что «вопрос не в том, чтобы объединиться; вопрос в том, кто главный»[5]. Врастопырку – четкая и емкая характеристика длящейся («все время») экзистенциально неприемлемой («нельзя») ситуации. «Устанавливаемое врозь» («врастопырку» согласно Далю) – первичное противопоставление всякому объединению, и потому уже не дающее никакого результата, подобно лебедю, раку и щуке – тотемам неконструктивного (разновекторного) диалога и символам бездарного политического оппозиционирования, избыточного в области принятия решений и явно недостаточного в области маркировки и дифференцирования политического пространства.

Впрочем, время для иерархической интеграции на момент речения афоризма ещё не пришло, и потому – извинение за выражение, для народного языка (как и для Черномырдина, которым «сказывается язык») совершенно не характерное. Такое интегрирование Черномырдин оставляет вполне классическому «светлому будущему»: «мы еще так будем жить, что нам внуки и правнуки завидовать будут»[6].

В пространстве российского политического с уходом Черномырдина фактически завершена эпоха живого языка, повседневности, возведенной в ранг народной мудрости. Обряды перехода, характерные для грядущих политических элит, сегодня не оставляют иных возможностей, чем лиминальный язык андроидной политики – или маргинальный язык народного бессознательного, последний ритор которого сегодня окончательно вышел из игры.

А новая политическая философия, могущая исправить ситуацию за счет изменения сознания российского политического бомонда, посредством контрреволюции идей противостоящая яду депрессивного консерватизма, блестяще концептуально схваченного Черномырдиным, нужна нам сегодня как никогда раньше. Тем временем условия для ее возникновения пока что не созданы – кадровые проблемы российской политики (отсутствие интеллектуального / ответственного класса) до сих пор не решены.

Примечания:

[1] «Не такой уж я и юморной, – заявил Виктор Черномырдин. – Хотя чувство юмора помогает в любом деле, не только в политике. Так легче переживать какие-то сложные моменты». Интервью с В.С. Черномырдиным, 08.04.2008 // http://www.nr2.ru/incidents/172859.html/print/

[2] «Государство в отношении с обществом одержимо дурными привычками и одержимо поневоле: хотело как лучше, а получилось как всегда», см.: Кропоткин П.А. Дневники разных лет. М., 1992.

[3] http://spb.rbc.ru/topnews/03/11/2010/492878.shtml

[4] Еккл 1:3.

[5] http://spb.rbc.ru/topnews/03/11/2010/492878.shtml

[6] http://spb.rbc.ru/topnews/03/11/2010/492878.shtml

       
Print version Распечатать