Тема российской децентрализации стремительно стала одной из ведущих в экспертном сообществе. О Тверском форуме «Культурного альянса» РЖ уже писал, на прошлой неделе влиятельный Фонд «Стратегия-2020» также обсуждал перспективы региональной модернизации. Научный директор Фонда Борис Межуев ввел даже интересный термин «постмосковская Россия».

Однако, думается, такое определение звучит пока еще чересчур смело. Президент на днях поспешил увязать проект децентрализации с неизменными интересами «вертикали»:

«Говоря о децентрализации власти и передачи полномочий на места, Медведев напомнил, что в правительстве созданы две группы, которые возглавляются вице-премьерами Дмитрием Козаком и Александром Хлопониным.

«Мы ждем завершения работы, я дал срок до 1 декабря, чтобы подготовить предложения, потом мы сядем и поговорим о том, как нам нарезать полномочия, снабжая их соответствующими финансовыми возможностями, так, чтобы не разбалансировать федеральный центр, чтобы мы могли полностью финансировать основные федеральные мандаты, но так, чтобы люди внизу понимали: у них деньги есть, и это деньги, которые они заработали», – сказал Медведев».

Эта характерная оговорка про «людей внизу», которым надо оставить хотя бы часть заработанного, весьма наглядно показывает официальные границы децентрализации. Для империи большинство ее граждан действительно являются какими-то «людьми внизу», а интересы «центра» безусловно первичны.

Исторические аналогии сегодня в моде, и зачастую именно они объясняют текущую ситуацию гораздо лучше, чем официальная риторика. Эта медведевская «децентрализация» с некоторым увеличением подачек «на места» слишком напоминает горбачевскую «демократизацию» с сохранением «руководящей и направляющей роли КПСС». Однако логика исторических процессов часто превосходит и опровергает расчеты политиков…

А если провести аналогию географическую, то проект российской децентрализации похож на британскую деволюцию – делегирование властных полномочий от центральных властей к местным. Любопытно отметить, что этот процесс начался в Великобритании в 1999 году – практически синхронно с возведением российской «вертикали». Возможно, это многое объясняет в различиях их постимперской истории.

На сегодняшний день фундаментальная разница, определяющая невозможность «деволюционизировать» Россию по британскому образцу, состоит в том, что делегировать властные полномочия и ответственность просто некому. Если в 1999 году Шотландия получила свой парламент и правительство, то российские регионы в начале «нулевых», напротив, лишились всяких самоуправляемых институтов. Конституционный суд РФ «отменил» их суверенитет – предав тем самым забвению Федеративный договор 1992 года, собственно, и учредивший РФ как новое постсоветское государство. А последующий запрет региональных партий и отмена губернаторских выборов окончательно зафиксировали РФ в качестве не просто «правопреемницы», но прямого продолжения СССР, лишь в слегка урезанных границах.

Впрочем, следует заметить, что складывания полноценной региональной субъектности в России не произошло и в 1990-е годы, которые ныне в некоторых оппозиционных кругах принято чуть ли не идеализировать. Хотя тогда в регионах оставалось больше налогов, но они направлялись не на модернизацию их экономики и социальной жизни, а подвергались все тому же чиновничьему «распилу». Разве что в большем выигрыше оказывались не федеральные чиновники, а региональные – но для обычных граждан («людей внизу») в этом никакой разницы не было. Поэтому в то время и не последовало никаких особых гражданских выступлений против отмены губернаторских выборов и прочей «вертикализации».

Однако сегодняшняя ситуация при всей внешней «стабильности» выглядит гораздо опаснее для федералов. Кредит доверия, который они взяли на себя 10 лет назад, потеснив «региональных баронов», уже практически исчерпан. А модернизация в большинстве случаев осталась лишь декларативной фразой. Когда все налоги уходят в центр, это не только добивает экономически слабые регионы, но и лишает стимула развиваться сильные. И здесь проблема вовсе не в «отсутствии грамотных управленцев», как любят заявлять представители партии власти, но в самом принципе «ручного управления» сверху донизу, который обессмысливает всякую гражданскую и творческую активность в регионах. А это уже чревато не деволюцией, но революцией…

Нынешние региональные администрации по природе своей не могут являться субъектом деволюции, поскольку весь смысл их назначения состоит в послушном исполнении высочайших повелений. Если децентрализацию понимать как наделение их дополнительными полномочиями, это приведет лишь к тому, что унылое послушание сменится ретивым абсурдом. Как ныне происходит в Карелии, где музей Кижи решили превратить в подобие Рублевки – с вип-коттеджами и яхт-клубом. Модернизацию заказывали? Получайте такое вот «Духовное преображение Русского Севера» (официальное название проекта). И понятно, что мнением республиканской общественности никто не поинтересовался – кому интересны эти «люди внизу»?

Хотя именно эти люди и могли бы стать настоящим субъектом деволюции – если предположить, что федеральная власть в ней реально заинтересована. Практически повсюду в современной России есть регионалистские движения, никак не представленные в официальных партиях, поскольку вместо текущей постполитики они выбирают вольные креативные индустрии. Именно они могли бы разработать актуальные проекты регионального развития, экономические стратегии и популярные бренды.

Однако самостоятельных организационных возможностей для модернизации своих регионов у этих движений обычно нет – эта сфера плотно контролируется назначаемыми администрациями. С другой стороны, многие федеральные инвесторы, возможно, заинтересовались бы новыми региональными проектами – но пока видят лишь красивые картинки, демонстрируемые властью, а неофициальной творческой активности не замечают. Сломать эту стену мог бы переход к прямому диалогу «децентрализаторов» и регионалистов – но такая возможность сегодня выглядит «утопично». Что ж, видимо, предстоит дождаться реальности, предсказанной на «Стратегии-2020» директором Центра региональных политических исследований МГИМО Ириной Бусыгиной: если от «ручного управления» не отказаться сейчас, впоследствии центр неизбежно потеряет контроль над регионами.

Причем эта «потеря контроля» будет практически незаметной. Парадоксальным образом, она даже может напоминать результат британской деволюции, к которому стремятся шотландские регионалисты – превращение Шотландии в самостоятельное государство. Поскольку они с Англией все равно останутся членами ЕС, никакой границы между ними не возникнет, и для внешнего наблюдателя на этом острове ничего не изменится.

Но вот интересно – что же все-таки происходит на российском «острове», если решения по децентрализации здесь в последние дни принимаются в каком-то пожарном порядке, не дожидаясь выборов? Или «люди наверху» решили, будто они что-то изменят?