Четыре подступа к Леониду Добычину

Страшитесь смерти от воды.

Т.С.Элиот

Л.Добычин. Полное собрание сочинений и писем. – Спб.: Журнал «Звезда», 2013.

1.

28 марта 1936 года советский писатель Леонид Добычин вышел из дверей своего ленинградского жилища. Далее все происходило согласно детскому стихотворению Даниила Хармса: «Из дома вышел человек, И с этих пор исчез». Мемуаристы (К.и Н. Чуковские, В.Каверин) не сомневались, что Добычин утопился. Называлась и причина: травля писателя, начатая Ленинградским отделением Союза писателей. Надо сказать, что и прежде советская критика Добычина не щадила, достаточно привести заголовки нескольких рецензий: «Позорная книга», «Автопортрет врага».

Сам он относился к критике не без меланхолического юмора.

Из письма к М.Слонимскому от 9 февраля 1936 года: «Я бы относился ко всему этому с коленопреклонением и прочим, если бы знал, что это делается с какой-то точки зрения или какой-то высоты, но вся тут точка зрения – точка зрения какого-нибудь Левы Левина, и высота – его левая нога».

Не раз отмечалась важная роль водной стихии в творчестве и жизни Добычина. Сам он очень любил купаться.

Из письма к М.Слонимскому от 18 марта 1926 года:«Через полтора месяца откроется Купальный Сезон. Вы читали мои Прозаические Перлы и, возможно, приметили, что сочинитель должен быть усердным купальщиком. Так это и есть. Я даже пользуюсь большой известностью в этом деле. – Я вас знаю, - сказал мне один раз неизвестный молодой человек. – Ваша фамилия Добычин. Вы регулярно купаетесь. – Если этого мало, то вот еще: 1)тов. Абрамов из Госстраха, не имеющий счастья меня лично знать, беседовал с моим братом обо мне как Купальщике, 2)конторщики и девицы с наступлением Сезона говорят мне приветливо: - Ну, что, купаетесь?- 3)один пятилетний малютка, когда я спросил, что он видел во сне, сказал: - Как вы купаетесь. – Вот. Вас трудно уверить».

Персонажи Добычина так и норовят влезть в воду, причем совсем не стесняют себя купальными принадлежностями («Физкультурники причалили, разделись и, благовоспитанные, кувыркались в трусиках. Потом посбрасывали их и бегали, гоняясь друг за другом и скача друг другу через голову»; «Быстро сбросив с себя все, коричневый, он остался в одной круглой шапочке и побежал в ней к воде. Пробегая, он краешком глаза взглянул на меня»), наконец, в рассказах «Встречи с Лиз» и «Лидия» есть утопленники: «Над водоворотом толкались зрители. Играли на гитаре. Часовой зевал… Взявшись за руки, прогуливались по двое и по трое солдаты».

С другой стороны, герои Добычина не были склонны к самоубийству, а сюжетные повороты в его произведениях допускают иную развязку, нежели гибель в воде: исчезновение в провинции, отъезд за границу, в конце концов, смена биографии. Здесь уместно вспомнить Джойса, с которым нередко сравнивают Добычина: «Мы не можем поменять родину, но мы можем сменить сюжет». Вот и Добычин меняет свою писательскую стратегию в последних новеллах «Дикие» и «Шуркина родня» действие из городов переносится в пристанционные поселки и деревни, язык повествования становится более разговорным и даже сказовым. Причиной этому были, вероятно, обстоятельства биографии. Во-первых, Добычин поработал селькором и оценил текущие результаты коллективизации.

Из письма к М.Слонимскому от 11 июня 1930 года: «Мне удалось побывать в колхозах. Против станции было гороховое поле. В горохе же стояли крест и шест с красной звездой – под крестом закопаны 500 деникинцев, под шестом - 2000 красноармейцев. В райисполком приходили раскулаченные и просили, чтобы им выдали корову. – Подавайте заявление, говорила секретарша и подмигивала мне на них. – Какие у хозяйства должны быть признаки, чтобы получить обратно часть скота? – спрашивали они канцелярским слогом. – Этого вам не нужно знать, - говорила секретарша, - достаточно, что председатель сельсовета знает. – И опять подмигивала мне. – Захотели, чтобы им сказали признаки!..

На сельсоветском пленуме обсуждались четыре акта ревизионной комиссии. По одному недоставало 126 рублей, по другому – 104, по третьему – 93, по четвертому – 52 рубля. – Это колыбель для растратчиков, - воскликнул председатель сельсовета и ударил себя в грудь…

Вечером я видел поэтическую сцену на завалинке: молодые люди собрались над книжкой – Лермонтов с картинками. – Калашников, рассказывал хозяин книги, вызвал его на кулачную дуэль, и царь велел его повесить. Вот стоит палач с ножом, он прощается с своими братьями: здоровые они какие. – Охота тебе, проходя, остановилась учительница, неудачная председательница ревизионной комиссии, читать! – Кому ж и читать, если не мне? – ответил он. В избе трещали два сверчка и хрюкали подсвинки».

Во-вторых, в Ленинграде Добычин был очень близок со своим соседом по коммунальной квартире, рабочим парнем, бывшим беспризорником Александром Дроздовым. Ему посвящен роман «Город Эн», в соавторстве с ним написаны «Дикие».

И здесь, наверное, уместно будет вспомнить Пазолини с его пристальным вниманием к римским простолюдинам: «Я наблюдал за люмпен-пролетариатом и не мог не констатировать его материальную и духовную убогость, жестокую и бессмысленную иронию, неотвязную тоску, чувственность, не освященную идеалом, и атавистическую, полную суеверий, религию».

Возвращаясь к поздним текстам Добычина, скажу, что «Шуркина родня» заканчивается отъездом главного героя в неизвестность и принятием решения «жить и разбойничать». Любопытно, что первое название этой повести - «Благополучный конец».

Так или иначе, загадка исчезновения Добычина остается, никаких достоверных сведений о нем после 28 марта 1936 года до сегодняшнего дня не найдено.

2.

Литературная карьера Л.Добычина выглядит следующим образом. В 1924 году никому не известный и незаметный тридцатилетний статистик из Брянска начинает посылать свои короткие рассказы ленинградским писателям и редакторам. Первый свой сборник «Вечера и старухи» он отправил М.Кузмину, возможно, руководствуясь следующими соображениями: во-первых, как раз в 1922-23 гг. Кузмин затевает интересные издательские проекты «Абраксас», «Часы», движение эмоционалистов. Во-вторых, нельзя недооценивать известной стилистической близости прозы Добычина и позднего Кузмина («Голубое ничто», «Пять разговоров и один случай»). В-третьих, можно высказать догадку о сходстве человеческих пристрастий, но об этом подробнее дальше. В любом случае, никаких литературных контактов у Добычина с Кузминым не произошло: сборник осел в архиве Кузмина, где был обнаружен лишь в 1987 году. Он состоит из пяти рассказов, отнесенных на два раздела. Лучше удались Добычину «Старухи», изображая вздорных и комичных старых дев и вдов, он сумел убедительно показать, какие незаметные и незначительные вещи порождают любовь, дружбу и неприязнь. Впоследствии Добычин будет оттачивать свой метод на образах детей и взрослых до большего совершенства. Уже в первых рассказах он являет способность увидеть и показать «многое в малом»: тяготение Козловой то к одной приятельнице, то к другой, отображает борьбу церкви и Советской власти, или, если угодно, противостояние коммунизма и христианства (рассказ «Письмо», позже опубликованный под названием «Козлова»); комические «религиозные войны» в рассказе «Евдокия» предвосхищают начинающуюся Мировую войну. Отмечу также, что своей бессмысленной общественной деятельностью героиня «Евдокии» напоминает новоорлеанских матрон Теннесси Уильямса.

Более результативной оказалась переписка с Корнеем Чуковским и Михаилом Слонимским – рассказы Добычина стали публиковаться в ленинградских журналах. Со временем рассказы эти собирались в сборники: в 1927 году вышли «Встречи с Лиз», в 1930-м (выходные данные – 1931 г.) – «Портрет». Советские издатели печатали, советские критики ругали. Исключая первый сборник «Вечера и старухи», до нашего времени дошло 18 рассказов Добычина, 16 из них были опубликованы при жизни писателя – итог для сурового цензурного времени неплохой.

Рассказы Добычина очень коротки, и в этом он напоминает своих предшественников и старших современников – Чехова, Бунина, Джойса. Но намеренным изъятием психологизма, важной ролью подтекста, Добычин кажется типологически ближе Хемингуэю первых сборников.

Рассказы Добычина делятся на главки, те, в свою очередь, на отделенные друг от друга типографским способом абзацы, напоминающие строфы стихотворения, переведенного с другого языка прозой. Ю.Орлицкий пришел к выводу, что значительная часть первых строк у Добычина «охвачена метром». Вот, например, начала первых абзацев первого рассказа в книге.

«Зима кончалась. В шесть часов уже светло было».

«В студенческом пальто, с кусочком хлеба, завернутым в газету «Век», в кармане, он выходил из дома».

«Звенел трамвай. – Вперед пройдите, - восклицал кондуктор».

«Иван Ильич уже писал, тщедушный, за большой конторкой с перламутровыми птицами».

Добычин крайне экономно использовал эпитеты и метафоры, достигая этим большого эффекта.

«Луна без блеска, красная, тяжеловесная, как мармеладный полумесяц, пробиралась над задворками» (эта луна напоминает другую, из хрестоматийного стихотворения Т.Э.Хьюма).

«Зашла на кладбище с похожими на умывальники памятниками».

И это, без сомнения, сознательное художественное решение Добычина.

Из письма к М.Слонимскому от 1 июня 1930 года: «Я прочел уже 54 страницы «Мангеттена», но интереса еще не почувствовал. Удручает КРАСОТА эпитетов: ВИННАЯ заря, ЗВЕЗДНЫЕ нарциссы и тому подобное».

Местом действия Добычин почти всегда делал провинциальный город, используя свои впечатления от двинского прошлого и брянского настоящего. Несколько затхлую атмосферу российской провинции писатель изображает артистически.

«Остановились над рекой и поглядели на лунную полосу и лодку с балалайкой:

- Венеция, - прошептала Козлова.

- «Венеция э Наполи», - ответила Суслова и, помолчав, сказала тихо и мечтательно:

- Когда горел кооператив, загорелись духи, и так хорошо запахло…»

«- Когда вы с кем-нибудь поссоритесь, молитесь Иоанну-воину. Я всегда так делаю, и, знаете, ее забрали и присудили на три года».

«Возвращаясь, поболтали о политике.

- Отовсюду бы их, - кипятился муж.

-Нет, я – за образованные нации, - не соглашалась Дудкина».

«Капитанничиха выбежала в сени убиваться по покойнике.

И зачем ты себе все это шил,-

причитала она, -

Если ты носить не хотел? –

и притопывала.

И зачем ты пол в погребе

Цементом заливал,

Если ты жить не хотел?»

«Сзади было кладбище, справа – исправдом, впереди – казармы».

Развлечения и досуги, что и говорить, не слишком изысканные. Впрочем, есть еще кинематограф.

Из письма к М. и И.Слонимским от 14 сентября 1930 года: «Позавчера я видел Нашумевший Боевик про Саламбо. Все было очень так себе, и под конец Саламбо прилегла. Все решили, что она просто СОМЛЕЛА, но надпись объявила иное: «Так умерла Саламбо, дочь Гамилькара».

Главные герои рассказов Добычина – мелкие и безответственные советские служащие, обыкновенно молодые мужчины и женщины, либо женщины далеко не молодые. Чаще всего у них нет своей семьи, хотя молодые люди живут с родителями. В определенном смысле, экзистенциальное одиночество побуждает персонажей к поискам любовных утешений, как правило, нерешительных и неуспешных.

Любовь бывает разная, и объекты для своих чувств герои находят разные. Во «Встречах с Лиз» Кукин робко вздыхает по местной красавице Лиз Курицыной, брянской Градиской.

«У ворот с четырьмя повалившимися в разные стороны зелеными жестяными вазами Кукин положил руку на сердце: здесь живет и томится в компрессах Лиз. У нее нарывы на спине – в газете было напечатано ее письмо, озаглавленное «Наши бани».

В «Савкиной» за Анной ухаживает скучный Коля Евреинов, но сама она пленилась сыном новой соседки – разведенным и щупленьким. К нему же проявляет интерес брат Анны, и в конце рассказа трое мужчин объединяются для колки дров и исполнения песен, в которых коммунаров привлекают к жестокой, мучительной казни. Здесь возникает очень важный в творчестве Добычина мотив мужского содружества, своеобразной советской гетерии, роднящей его не только с М.Кузминым, но и, допустим, с Андреем Николевым (Егуновым), писавшим в 1930 году в романе «По ту сторону Тулы»: «Если бы мы с Вами были моложе на три тысячи лет, мы бегали бы по Криту, у Вас был бы дротик, мы продирались бы через заросли ежевики, и наши икры были бы расцарапаны вдрызг».

Можно предположить, что уголовное преследование гомосексуалистов в Советском Союзе было вызвано вовсе не заботами об укреплении института семьи, но опасениями Советской власти за себя: гетерии играли значительную роль в политической борьбе в греческих полисах.

В совершенно незнакомую сиделку влюбляется на демонстрации герой одноименного рассказа; героиня «Портрета» жаждет встречи с парнем в кепке, который ее пощупал в толчее кинематографа; а героиню «Матерьяла» буквально обступают эротические знаки и символы.

Мальчик Лешка любит «миленького» матроса, Селезнева – умирающую козу, Ерыгин – советскую литературу. Коза, кстати, является главной героиней другого рассказа – «Лидия», где она сперва считалась козлом и называлась Жоржем, но это уже нечто совершенно личное.

Об отношении к Любви самого писателя можно судить благодаря сохранившейся переписке.

Из письма к М.Слонимскому от 11 июня 1930 года: «Я прибыл сюда в разгар весеннего сезона и кипения страстей. У нас в саду (при доме) несколько дней жил соловей. Гремело происшествие с летчиком. Познавая вблизи города одну свою знакомую, он Вошел к Ней и не смог выйти. Утром их нашел пастух и побежал за скорой помощью. Человеки собрались смотреть. Участники события были женаты – не друг на друге, а на третьих лицах. Разыгрались Жизненные Драмы. Через четыре дня дама умерла. Потом почувствовала в себе сильную игру страстей одна служащая губсуда, по имени Федора. Она стала проявлять чертовскую игривость, делать соблазнительные жесты пальцами. Некоторые из судейских вошли к ней. Поощренная, она не знала удержу. Местком повел переговоры с психиатрической лечебницей. Решили поместить туда Федору на излечение. Заманили ее приглашением на пикник. С веселостями ехали на извозчике. Федора пела эротические песни и делала прохожим эротические Жесты Пальцами. Расположились на лужайке за психиатрической и, напоив Федору водкой, сдали ее пьяную в больницу. Много и других историй произошло с участием Любви».

Сорокина из рассказа «Дориан Грей» влюбляется в конторщика Ваню, отождествляет его с уайльдовским героем и мечтает о том, что он увезет ее на своей лодке «Сун-Ят-Сен». Мотив отъезда также необыкновенно важен для Добычина. Вспомним, чем заканчивается последняя проза писателя – «Шуркина родня». В рассказе «Чай» один из персонажей долго сообщает всякую небывальщину об Америке. В рассказе «Прощание», одном из наиболее острых у Добычина, действие происходит в начале 1918 года в Петрограде. Там есть и многочисленные следы войны (развязные медсестры, сумасшедшие раненые, беженцы из Риги), и критика советской власти (за пайками едут с вооруженной охраной, от премии отказываются в добровольно-принудительном порядке), в печатном варианте основательно подретушированная, что сильно пошло рассказу на пользу.

Но главное заключается в том, что Кунст преодолевает искушение общественной, полезной жизни в столице и уезжает к тетке в провинцию. Очевидно, что столицу, метрополию как искусительницу олицетворяют разные женщины (хозяйка, сиделки, ночная фея и др.), с которыми герой буквально прощается в последних строчках рассказа.

В «Прощании» еще необходимо отметить частый добычинский лейтмотив – связь между человеком и природой, между состоянием души и погодой, временами года. В «Прощании» переход от зимы к весне словно подсказывает Кунсту правильность его решения уехать из Петрограда, в «Ерыгине», наоборот, природа погружается в холодную и промозглую осень одновременно с героем, идущим учиться на бухгалтера и строчащим вечерами агитационные рассказы.

3.

Вернемся к теме эскапизма. О том, что самому Добычину все же удалось бежать из советской действительности, я писал. Но сначала он сделал это в своей литературной вселенной. В 1935 году был опубликован маленький роман «Город Эн» (треть его годом раньше была напечатана в периодике), на страницах которого, ни много ни мало, автор воскресил целую эпоху, безвозвратно канувшую. Причем воскресил вовсе не для того, чтобы раскритиковать ее или поглумиться, нет, скорее чтобы напомнить близоруким и беспамятливым современникам, что они утратили. В финале романа герой надевает очки, чтобы лучше видеть вдаль не столько пространства, сколько времени.

Главный герой «Города Эн» - ничем не выдающийся, на первый взгляд, мальчик. Он, скорее всего, ровесник самого Добычина, во всяком случае, Двинское реальное училище они оба окончили в 1911 году. Рассказчик для обозначения себя чаще всего употребляет местоимение «мы», и читатель может подумать, что герой имеет в виду себя и мать, или себя и няньку, или себя с однокашниками, но, вероятнее всего, здесь имеет место случай частичного слияния автора и персонажа, примерно как в романе Саши Соколова «Школа для дураков».

Как и всякая маленькая жизнь, биография героя «Города Эн» полна важных событий, как внешнего, так и внутреннего порядка. И все же главным представляется раннее обретение и сохранение веры в «миленького ангела» и уютный идеал. «Миленький ангел» сначала появляется в виде открытки на стене, затем отождествляется с мальчиком постарше: «Кто-то щелкнул меня по затылку. В пальто с золочеными пуговицами, это был ученик. Он уже не смотрел на меня. Он напомнил мне нашего ангела (на обоях в столовой), и я умилился. – Голубчик, - подумал я». Ангел обрастает биографическими подробностями: зовут его Вася Стрижкин, он закурил на уроке и был жестоко высечен, после смерти отца он идет служить в полицию, во время революционных событий он был ранен. «На отпевании была теснота… Иоанн у креста, миловидный, напомнил мне Васю. Растроганный, я засмотрелся на раны Иисуса Христа и подумал, что и Вася страдал». Герой считает Васю своим помощником и заступником: «Я подумал о том, как, встречаясь со мной, он приносит мне счастье, и как он помог мне во время падения при спуске по веревочной лестнице в шлюпку». Впрочем, ангел-хранитель может быть и ангелом-истребителем: «В «участке»… я видел Васю… По привычке, я, приятно смутясь, посмотрел ему вслед, и когда он исчез, я подумал, что, может быть, он принимается в эту минуту кого-нибудь драть, кого водят за этим в полицию».

Видение уютного идеала возникает под воздействием магического дарования Гоголя и формируется в отношениях со сверстниками: «На сцене была бричка. Лошади бежали. Селифан хлестал их. Мы молчали. Нас ждала Маниловка и в ней - Алкид и Фемистоклюс (снова греки!), стоя на крыльце и взяв друг друга за руки».

И если голоса автора и героя так часто сливаются в один, не будем ли мы, читатели, так уж неправы, предположив, что эту веру маленького героя разделял и сам Добычин?

4.

Обратимся теперь к его биографии, сведения о которой можно почерпнуть из разысканий брянских краеведов и петербургских филологов и архивистов.

Родился Добычин в 1894 году в Люцине (Лудзе), когда ему исполнилось два года, родители переехали в Двинск (Даугавпилс). В 1902 году отец писателя, врач Иван Добычин, умер, подобно тому, как умер отец мальчика в «Городе Эн». В 1911 году Леонид поступил в Петербургский политехнический институт, где и учился до середины 1917 года на экономиста-статистика. По специальности Добычин проработал значительную часть жизни: в 1916 году в Скобелеве (Фергане), в 1917-18 гг. в Петрограде, с 1918 г. по 1934 г. – в Брянске.

Из письма к М.Слонимскому от 14 марта 1926 года: «Временная Служба называется «Райуполтоп». Сам райуполтоп вечно вздыхает. Служба сидит в его доме. Иногда через сени проходит его корова, топоча ногами. Иногда забегают и шепчутся с ним его жена, свояченица и мальчишки. Чиновников всего трое. Около меня сидит Поперечнюк – с рыжей бородой такого фасона, как у Гаршина на портрете. Когда вскакивает баба и кричит с порога: «Молока не надо?» - он строго отвечает: «Здесь учреждение».

Он сочинил переложение чего-то, написанного для рояля, для оркестра балалаечников и давал мне взглянуть: ноты там написаны цифрами, очень мило».

Из письма к И.Слонимской от 1 июня 1930 года: «Сегодня продолжалась моя биография: я ходил в кое-какие канцелярии, главные начальники уехали в Смоленск, а начальники второй руки открыли радужные перспективы: ДОЛЖНОСТЯ ИМЕЮТСЯ».

Из письма к М. и И. Слонимским от 27 августа 1930 года: «Я нанялся с начала сентября на постройку электрической станции – третья остановка по железной дороге. Поезд отправляется из Брянска без двадцати шесть утра, сиденье там с семи до четырех и возвращение в Брянск в половине шестого. Теперь же у меня свободный промежуток, поливаемый дождем».

Столь же скучной, бессмысленной и убогой, как и работа, была повседневная жизнь.

Из письма к М. и И. Слонимским от 27 августа 1930 года: «Примерно уже месяц, как жизнь стала в высшей степени отрадной благодаря отменному обилию груш и яблок. Тень же на нее наводит исчезновение мелких денег, без которых ни к мороженщику, ни к кинематографу, ни к продавцу сапожной мази нет подступа».

Из письма к М.Слонимскому от 15 марта 1933 года: «Сочинение глав (речь идет о романе «Город Эн») задерживается отсутствием: а) в течение всей зимы электричества; б) в течение более чем месяца – керосина, в результате чего испытывается недостаток освещения, выходные же дни посвящаются стоянию в очередях».

Из письма к М.Слонимскому от 14 марта 1926 года: «Сегодня сломалась мясорубка, и девчонки заставили меня рубить мясо сечкой. Перед этим мне велели молоть кофе. Пришивать кружевца к нижним юбкам меня еще не усаживали».

Своей семьи Добычин не создал. «Нас живет пять человек в одной комнате» (из письма К.Чуковскому от 24 ноября 1924 г.). Братья Николай и Дмитрий были расстреляны карательными органами, соответственно, в 1927 и 1938 годах. Мать и обе сестры пропали без вести во время Отечественной войны.

О своих увлечениях Добычин упоминает, но нечасто.

Из письма к И.Слонимской от ? января 1926 года: «Ольга Пояркова сказала, что была бы очень польщена, если бы к ней зашел (даже!) я (на безрыбье и рак рыба). Даже относится не к «зашел», а к «я» и должно обозначать мою скромность… Если я буду иметь у нее дальнейшую славу, я напишу».

Из письма к М. и И. Слонимским от 9 марта 1926 года: «Ольга Пояркова – желтоволосая. Моя слава у нее померкла, потому что я с ней очень грубо обращаюсь. Теперь я славлюсь только у Цукерманши – библиотекарши из «Карла Маркса».

Из письма к М.Слонимскому от 14 марта 1926 года: «Вчера я видел Зайцева – он очень поглупел, рассказывает только, как он совокупляется с разными красотками и какие у него долги, а еще – что очень много выигрывает в лотерею. Прежде он был гораздо приятней».

Советские реалии Добычин старался, по возможности, не замечать или воспринимать как «матерьял».

Из письма к К.Чуковскому от 21 января 1926 года: «Сегодня день скорби, и базар утыкан флагами, как карта театра войны, какими обладали иные семейства».

Из письма к И.Слонимской ? апреля 1926 года: «Я уже давно ничего не читал, кроме нашей (жителей) общей отрады «Правды».

Из письма к М.Слонимскому от 16 мая 1929 года: «У нас внезапно наступило лето… Сады с оркестрами и эстрадами открылись (состоялось открытие), одного гуляющего зарезали впотьмах, а в Бежице (девять верст от нас) двоих повесили: интеллигентские течения среди молодежи».

Из письма к М.Слонимскому от 16 марта 1926 года: «В лозунгах «Центральной библиотеки» заметно упоение победами: «Союз молота, серпа и книги победит мир», «Наука – победа религии». Может быть, это - успех работы по Военизации Населения».

Летом 1934 года Добычин осуществил давно задуманную идею – перебраться в Ленинград и стать профессиональным литератором. Меньше чем за два года он опубликовал свой главный Роман, был ошельмован «собратьями» и загадочно растворился в ленинградских сумерках.

       
Print version Распечатать